Вместо этого я увидела обычную тетку лет сорока пяти, полноватую крашеную блондинку, с пышной шевелюрой – прическа, подходящая для юной девушки, но никак не для дамы. В молодости она, вероятно, была миловидной, но молодость ее давно миновала, как и красота. Ничего примечательного в ней не было, если не считать выражения лица. Это было выражение маленькой капризной девочки, которая привыкла топать ножкой и всегда получать желаемое.

Контраст между уже солидным возрастом и мимикой пятилетней капризули был настолько нелепым, что, наверное, изумление отразилось на моем лице.

С ума сойти. И ради этой странной особы мужик отказывается от кучи приятных знакомств с юными девчонками?

Меж тем означенная особа, закончив обзор посетителей кафе, указала мужу на меня взглядом, и требовательно-капризно спросила что-то тоненьким голосочком (слов я не разобрала) – видимо, кто эта нахалка, которая посмела явиться в таком же платье, как у нее?

Моравецкий с недоуменным видом пожал плечами.

А я ощутила досаду.

Ах, как неудобно вышло с этим платьем! Я бы предпочла, чтобы эта дама меня не заметила. Тогда, притаившись, исподтишка, я могла бы рассмотреть ее получше, дабы разгадать тайну ее неотразимости. Но теперь мне оставалось только спешно завершить ужин и выйти из кафе. Тем более, у меня там назначено свидание с Сережей…

Свидание прошло чудесно. Пунцовый закат догорел; на небе, еще голубом, но уже темнеющем, появилась тоненькая белая долька луны. Сергей опять читал мне Игоря Северянина, а заодно Бальмонта и Волошина, и я могла только поражаться эрудированности этого пляжного спасателя. И да, мы снова сладко целовались под азалией… или под магнолией… или под обеими сразу…. короче, я уже не помню. В темноте мерцали светлячки, и его глаза мерцали во тьме, и мне показалось, что я, кажется, влюбляюсь…

Словом, я уже окончательно решила, что это лучший день моей жизни. И, на обратном пути, в превосходном настроении я брела под руку с Сергеем по направлению к отелю – мимо набережной, мимо платанов и пальм, мимо газонов, усаженных розами. Вот и пришли – кованая ограда, высокая кованая калитка…

Я снова смотрю на небо, на луну. Боже, какая ночь! И эти мириады южных звезд, рассыпанных, как мерцающие бриллианты по черному бархату! И как красивы эти острые пирамиды кипарисов на фоне ночного неба!

Затем я томно смотрю в глаза Сергея, привстаю на цыпочки… Наши губы встречаются в прощальном поцелуе, потом я отстраняюсь с нежной улыбкой, и захожу в калитку ограды. Теперь осталось пройти мимо бассейна и можно войти в здание. Я хихикнула, покосившись на то самое место, где я три дня назад так неудачно плюхнулась в воду – и вдруг замерла, ибо мне почудилось что-то странное…

Ой, что это?!

Нет… нет!!! это обман зрения…

Не веря своим глазам, я подошла поближе и присмотрелась. Недалеко от бортика бассейна плавало тело женщины в длинном синем платье – и плавало оно лицом вниз.

Сергей.

Эту девушку я заметил сразу, как только она вошла на пляж.

Было солнечное утро, я сидел на вышке, радуясь наступающему прекрасному дню. В полдень будет жарко, но, слава Богу, мне не придется сидеть тут весь день, не то, что бедному Мишке, который попросил меня «покараулить», пока он отсутствует. Ну, я и караулил. И докараулился…

Первое, что я заметил – совершенно идеальную фигурку этой красотки. Высокая, стройная, с легкой походкой, она выделялась на фоне отдыхающих, как прекрасная лань на фоне стельных коров. Я схватил бинокль и навел его на ее личико… Ого!

Мордашка была тоже что надо: глазищи в пол-лица, милый привздернутый носик. И пышные волосы. Ну и купальничек ее мне понравился, особенно его миниатюрность. Чисто номинально, его можно было считать одеждой, но де-факто простора для воображения он не оставлял: все и так было видно, а именно – девчонка такая, что хоть на подиум.

Она зашла в воду осторожно, боязливо делая первые шаги, и даже потрясла ножкой, как кошка, наступившая в лужу. Стояла, осматривалась. Потом вдруг с разбега влетела в воду, и уверенным красивым кролем поплыла к буйкам, потом за буйки, а потом…

Потом я увидел с ужасом, что она тонет. Она вся была под водой, и только лапки судорожно хватали воздух. Тонет, реально!!!

Это непорядок. Такие девчонки тонуть не должны! Это золотой генофонд нации, и разбазаривание его просто преступно.

Короче, я вихрем слетел с вышки, сделал мировой рекорд на скорость по заплыву на сколько-то метров, подцепил красотку и вытащил ее на берег.

Вытащенная, она долго откашливалась. Поблагодарила за спасение. Я за это время мог рассмотреть ее поближе, и все, что я увидел, мне понравилось еще больше, особенно аппетитная грудь и спелые, сочные губы. Настолько понравилось, что, не удержавшись, я спросил ее, не хочет ли она со мной встретиться вечерком.

Она замялась.

И тут я только сообразил, какой же я дурак. Девчонка явно вон из того дорогого отеля, а уж я представляю, сколько стоят там номера. Явно дочь богатеньких родителей, и зачем ей какой-то пляжный спасатель?

Она ведь «мааасквичка». Столичная жительница. Ей олигарха подавай, или чемпиона пор теннису, на худой конец – короля эстрады.

Обидно, но даже если я ей честно скажу, кто я и откуда, что это особо изменит? Да, сам был москвичом, следователем прокуратуры, пусть рядовым, но с перспективами карьерного роста – был, да все в прошлом. Был, пока не связался с этой проклятой строительной фирмой, не подозревая, что ее крышуют слишком серьезные люди… И – конец моей карьере.

Впрочем, что значит – «не подозревая»? А если бы и подозревал? Все равно бы пошел напролом, закусив удила. Я и так знал, что легко мне не будет. Но ведь люди погибли, когда в нарушение всех правил техники безопасности рухнул строительный кран. А когда я начал раскапывать грязные делишки директора, некоего Максима Кружельникова – то словно из всех щелей смрадом потянуло… И чем дальше я копал, тем больше понимал, что от этой мелкой на вид фирмочки тянутся нити к структурам совсем не мелким…

Когда мне пришлось уйти, места себе не находил. Тошно было – слов нет. Спас меня от депрессии Мишка, мой одноклассник, который тяжелых путей в жизни отродясь не искал; сразу после школы он не стал никуда поступать, а устроился рабочим пляжа при санатории, а потом – спасателем. Этот лоботряс с философией гедониста и кондовой ленью дауншифтера, узнав о моих проблемах, сказал:

– Да пошли ты их! Ты же молодой, Серега, а теперь посмотри – на что ты уже и так ухайдучил лучшие свои годы? Ты половину молодости грохнул на свою учебу и карьеру, и что в итоге? А я вот никуда не рвался, и у меня каждый день – праздник. Приезжай ко мне, отдохни, поживи у меня – дом просторный, места хватит. А там и устроишься куда…

И вот я здесь. И, действительно, море лечит все обиды и печали. Смотришь в эту бескрайнюю синеву, слышишь этот плеск прибоя, и невольно думаешь: оно вот так шумело миллионы лет назад, и будет шуметь еще целую вечность, когда нас всех не будет – и кто мы для него? Мы – крошечные песчинки в океане мироздания, мы – живем сущее мгновение, если сравнить нашу жизнь в этим бесконечным, нежным, величественным морем… Так не преувеличиваем ли мы значимость наших мелких переживаний и крошечных страстей? Не смешно ли думать о них всерьез, как о чем-то значимом? Расслабься, дружище, сотни поколений ушли, и сотни поколений еще придут, а ты – созерцай красоту этого моря, упивайся ей, пока тебе дано смотреть и дышать.

А что до красивых девушек… Да, я сегодня упустил эту красавицу, обидно, но – их много, и если какая-то запала в душу – пройдет, Серега, уговариваю я себя, все пройдет. И эту забудешь.

Именно с такими мыслями я зашел в ресторанчик в тот вечер. И тут же увидел ее, сидящую за столиком. И пригласил, не слишком рассчитывая на удачу.

К моему изумлению, она не просто согласилась, а даже подпрыгнула от радости. Танцевала, полуприкрыв глаза. А я пытался понять, что творится в ее хорошенькой головке… И решил просто спросить.