Смысл настоящего русского шансона давно затерялся. Многие слушатели уже, наверное, перестали понимать, почему самый популярный российский жанр музыки назван французским словом. Вопросов, кроме этого, много. Обязательно ли исполнителю шансона петь про лагеря? Или можно про рассветы и туманы? Шансон – это контркультура или настоящая народная музыка? Что общего между группой «Воровайки» и песнями Высоцкого? Почему губит «к одиннадцати туз»? Кто виноват в такой бесконечной популярности жанра? И что теперь делать?

Для массового меломана русский шансон всегда считался идеальным примером «музыки плохого вкуса». Он всегда играл из тачек бомбил или маршруточников, попадаясь обычному человеку во время езды по делам, случайно, без спроса, чем еще больше раздражал своим наглым существованием. Это был совсем другой мир – совершенно не тех людей, которые заказывают кофе на альтернативном молоке. В начале нулевых еще был мем – «Россия айфона против России шансона». Подразумевалось, что это две страны, в которых живут не просто разные люди – а разные расы, как во «Властелине колец» эльфы и хоббиты. Тогда смартфон еще считался уделом столиц.

С тех пор прошло десять лет, технологии изменились, телефоны с экраном появились у всех, а быстрый интернет проник в самую забытую глубинку. И тут оказалось, что никакой разницы между людьми не существует, Россия на самом деле одна – и шансон в ней по-прежнему самый популярный жанр. Его теперь ценят даже подростки, особенно если в музыке есть низкие биты и харизматичный флоу. Новое поколение победило стереотипы отцов – и шансон вновь заиграл на полную.

И тут пора признать очевидное – мы не знаем свою собственную культуру, не изучаем ее и до сих пор немного стыдимся. Наши меломаны помнят, в какой комнате жил Джон Леннон, но не знают биографию Петра Лещенко. На полках наших магазинов лежат тонны переводных книг про западных звезд регги, кантри, панка и рока, но нет ни одной про самый популярный жанр музыки в России. Русскому шансону досталось самое большое число упреков, которые появились в первую очередь от незнания, и целенаправленного непонимания.

Надо ли объяснять, что этот уникальный – даже для мира – жанр городской русской песни заслуживает тщательного изучения? Что эти песни – от «Мурки» и «Бубличков» до «Рюмки водки» и «Третьего сентября» – олицетворяют собой целый век настоящей народной культуры? Нашей с вами культуры. Что эта музыка появилась в бобинах и плейлистах не по заказу партии или рыночной экономики, а просто потому что люди ее любят и слушают. И, возможно, если ответить на вопрос «Что такое русский шансон?», то можно понять, кто такие мы с вами. По крайней мере надо попытаться.

Не люблю фразу «культурный код», потому что уж очень она избитая. Но при этом не знаю ни одного человека в стране старше 18 лет, кто на фразу «Владимирский централ» не пропел бы «ветер северный» – это наш культурный код, получается. И «Мурка», и «Вези меня, извозчик», и «Вальс-бостон», и сотни других песен шансона, которые точно знакомы каждому русскоговорящему человеку. Их можно не любить, не слушать по дороге на работу и не включать своим детям для расширения музыкального кругозора. Но не знать – не получается.

Вокруг жанра существует огромное количество стереотипов: его слушают и в нем работают только сидевшие; если ты любишь шансон, то у тебя «плохой музыкальный вкус»; это песни «для бати» и «разведенок», а главное – шансон умер, его больше не модно слушать и любить. Все совсем не так.

Шансон – это не про музыку. Это про людей, их настроение, состояние души, атмосферу. Это песни и анекдоты, книжки и сериалы. Это отдельный большой мир, в котором любой человек может найти что-то свое. И это огромная часть русской культуры, абсолютно самобытная и ни на что не похожая, которую интересно исследовать и в которую интересно погружаться.

Самое увлекательное в этой культуре – судьбы. Авторов, артистов, слушателей и самих песен. Ни один другой музыкальный жанр не может похвастаться такой большой и захватывающей биографией, ведь только шансон сопровождал историю России как минимум со второй половины XIX века – каторжными песнями, частушками и анекдотами, городскими романсами. Тогда событие было рассказано «утром в газете, а вечером в куплете».

В ХХ веке жанр тоже подстраивался под исторические события: то звучал на каждом углу и в каждом кабаке, то был запрещен и уходил в подполье. То спасал ментальное здоровье заключенных в лагерях, то зазвучал на прокуренных кухнях и нелегальных квартирниках, попадая на любительские магнитные записи и пластинки «на костях». В 90-х шансон, кажется, был везде: на рынках, в такси, в поездах, в кабинетах отделов кадров и бухгалтерий. А в «нулевые» смешался с российским шоу-бизнесом и разжился не только деньгами, но и огромным количеством новых имен.

Сегодня шансон – это насыщенная музыкальная палитра. Городские романсы, блатняк, цыганские и кавказские, каторжные и лагерные песни, бардовский и эстрадный шансон и с недавних пор шансон-рэп – все эти направления входят в жанр. Точно так же как есть панк-, поп-, глэм- и прочий рок, но это по-прежнему рок-музыка, шансон имеет разные направления. Можно с этим спорить, можно не причислять себя к шансону и говорить, что ты поешь или слушаешь блат-поп, например, а не шансон-группу «Воровайки». Пожалуйста, никто не запрещает. Шансон – это вообще про свободу выбора.

В названиях глав этой книги упоминается 35 песен. Но в тексте их будет значительно больше. Просто нужно от чего-то оттолкнуться, чтобы начать рассказывать про те самые судьбы, из которых шансон сплетен. Историй этих наберется на десятки томов, но начинать нужно с базы. Шансон гостеприимен и рад всем, кто готов с ним дружить. А значит: приходите в мой дом, мои двери открыты!

«Немного в этой песне слов, не особенно богата она содержанием, но слова ее не мимо идут, а содержание и склад ее, и особенно напев, трогают не одни только мягкие, настроенные на благотворение сердца», – писал в 1871 году этнограф и автор книги «Сибирь и каторга» Сергей Максимов.

Каторжная песня всегда тоскливая, пробирающая своей болью до самых костей. А потому она так понятна и близка слушателю, который готов эту боль разделить и прочувствовать на себе, пусть он и никогда не был на каторге.

В тюрьмах и на воле распевались «Ах ты доля», «Посреди палат каменных», «Грозно и пенясь катаются волны», «Бродяга и урядник» и другие песни. Они передавались из уст в уста, потому их тексты часто менялись, но суть сохранялась. В 1912 году Вильгельм Гартевельд – собиратель каторжного фольклора – издал сборник «Песни каторги. Песни сибирских каторжан, беглых и бродяг». Во введении он сразу отметил: «Многие песни были записаны в нескольких вариантах, здесь напечатанные – наиболее известные из них, хотя и не самые совершенные».

Одна из самых известных песен заключенных – «Замучен тяжелой неволей», написанная в 1876 году, стала не просто шлягером каторжников и вольных слушателей, но и похоронным маршем, под который в 1924 году провожали Владимира Ленина. А позже она вышла на грампластинке с подписью: