– Я целиком доверяю твоему вкусу и с удовольствием исполню твое желание, – улыбнулась в ответ Кэролайн.

Между тем они все же сумели пробиться вплотную к подиуму. Простая, казалось бы, композиция и незамысловатый сюжет – но какая игра красок, сколько смысла таят в себе символы, понятные лишь истинному знатоку, такому, как ее отец.

Если ее итальянский преподаватель истории действительно стоил тех денег, что ему платили, и если память ее не подводит, то полуобнаженная женщина на картине – это одна из парок, одна из богинь судьбы. Согласно римской мифологии, Нона прядет нити человеческих судеб и потому олицетворяет плодородие и продолжение жизни.

Кэролайн полагала, что герцог пожелал приобрести эту картину в качестве удачного вложения капитала – она стоила немалых денег, а с годами стоимость ее будет лишь расти. Впрочем, многие аристократы интересовались искусством как средством накопления богатства больше материального, чем духовного. И в этом Кэролайн не видела ничего плохого. Вот граф Линдси тоже прибыл сюда ради искусства, и где же он сейчас?

Кэролайн наблюдала за тем, как рассматривает «Нону» ее отец. Для него было важно понять, как именно работал над ней художник: как накладывал мазки, подбирал краски. Для нее важнее было другое: о чем думал художник, создавая образ парки. Что такое счастливая судьба? Для женщины счастье – иметь семью, детей… И, как всегда бывало, когда Кэролайн задумывалась о будущем, ее сердце сжалось от боли. Что, если судьба обделит ее теми радостями, что так щедро раздает другим? Что, если у нее не будет детей? Ей вдруг стало ужасно жаль себя. Настолько, что захотелось плакать. Надо бы найти какое-нибудь уединенное местечко, чтобы привести в порядок расшатавшиеся нервы.

– Дядя, мы пришли за тобой, – объявила чуть запыхавшаяся Беатрис, подойдя к лорду Дерби и его дочери. Дина, едва поспевая за сестрой, семенила следом. Луизы с ними не было. – Тетя Джулия хотела бы перейти в банкетный зал и послала нас тебя найти.

– Столько шума из-за такой маленькой картины, – разочарованно заметила Дина.

– Эта картина имеет немалую ценность, – возразил лорд Дерби, – в особенности если коллекционеру повезет приобрести недостающие две части триптиха.

– Лично мне больше нравится танцевать, чем любоваться картинами, – сообщила Беатрис. – И у нас есть на этот счет кое-какие планы. Верно, Кэролайн?

Все три девушки двинулись в сторону танцевального зала, в то время как лорд Дерби с женой отправились в банкетный зал, где уже разносили первое блюдо. До окончания бала осталось всего два танца, первый из которых начался раньше, чем девушки вошли в зал. Кэролайн не хотела пропускать последний танец, и, хотя она обещала его графу Линдси, тот, видимо, уже забыл о своем приглашении, потому что его нигде не было видно. И все же Кэролайн продолжала надеяться, что он окажется рядом с ней в самый последний момент и закружит ее в волшебном вихре вальса. Какие наивные романтические мечты! Кэролайн пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничем не выдать своего разочарования.

Линдси издали заметил герцога Уоррена, который, стоя у стола с закусками, о чем-то разговаривал с джентльменом намного моложе его. Линдси подошел и посмотрел на юношу так, что тот поспешил ретироваться.

– А ты убивать взглядом не пробовал? – с сарказмом поинтересовался герцог. – У тебя бы получилось.

– Стоит попробовать. Спасибо за совет.

– Тот, кто пользуется силой своего взгляда, чтобы влюблять в себя незадачливых дам, способен, наверное, найти своему дару и иное применение – сражать врагов, например. – Уоррен кивком подозвал лакея и взял бренди с подноса.

– Шоу с разоблачением удалось на славу, – сказал Линдси. – Публика была в восхищении. Браво, ваша светлость.

Уоррен довольно усмехнулся. Он-то знал истинную цену своему приобретению.

– Да, картина стоящая, – скромно сказал Уоррен.

– Во всех смыслах стоящая, – согласился Линдси. Он понимал, что идет по тонкому льду. Озвучив сомнения в подлинности картины, он может так разозлить герцога, что тот выставит его из дома навсегда. Однако если герцог Уоррен еще не осведомлен, что лорд Дженкин имеет – вернее, до недавнего времени имел – точно такую же «Нону», то скорее рано, чем поздно о двух «Нонах» узнает не только герцог, но и весь лондонский высший свет. И вероятность того, что обе – подлинники, близка к нулю. Пикантность ситуации состояла еще и в том, что ни Уоррен, ни Дженкин не могли заявить права на картину, поскольку она официально принадлежала отцу теперешнего графа Линдси.

– Даже не представляю, какими связями надо обладать, чтобы отыскать шедевр, много лет считавшийся потерянным для истории, – пристально глядя герцогу в глаза, осторожно заметил Линдси.

Повисла многозначительная пауза. Кажется, герцог понял намек.

– Если ты решил выгодно вложить средства, то от меня помощи не жди, – чуть насмешливо протянул Уоррен. – Я слишком дорожу репутацией, чтобы выдавать своих деловых партнеров. И мне совсем не хочется, чтобы ты собрал три картины первым.

– Разумный подход к делу, – сказал Линдси.

– Вот и я о том же.

– С вашего разрешения я бы хотел остаться с «Ноной» наедине, чтобы хорошенько ее рассмотреть, – попросил Линдси, понимая, что злоупотребляет гостеприимством хозяина дома. Впрочем, разве Уоррен мог догадываться о его истинных мотивах?

– Пожалуйста. Я распорядился, чтобы «Нону» перенесли в мой кабинет. Если для тебя пища духовная важнее ужина, «Нона» в твоем распоряжении. Прямо по коридору, последняя дверь с левой стороны. Я же должен встречать гостей в банкетном зале.

Линдси даже не успел поблагодарить герцога – звук гонга возвестил, что гостям пора занять места за банкетным столом.

Линдси сожалел о том, что так и не потанцевал с леди Николсон, но тут уже ничего не поделаешь. Дело прежде всего. Неужели вся эта авантюра с леди Дженкин была напрасной? Неужели у лорда Дженкина в галерее висела подделка? То много лет ни одной «Ноны», а тут сразу две одновременно. С чего бы это? Если бы не угроза банкротства, стал бы он сейчас задаваться этими вопросами? Ни за что! Но Линдси нанял двух независимых нотариусов, чтобы те провели аудит наследства, и оба пришли к совершенно неутешительным для него выводам. Наследство нужно было спасти во что бы то ни стало.

Что же касается второго условия, выдвинутого отцом – насчет законного наследника, – то Линдси так или иначе не собирался его исполнять. Может, тогда не стоило и пытаться исполнить первое? На этот вопрос у Линдси ответа не было. Что он знал точно – так это то, что ему надо сделать хороший глоток бренди. А лучше – два или три.

Что можно считать привычкой? Если она второй раз ищет уединения в кабинете хозяина чужого дома, это ведь еще не привычка? Но если она так поступает при каждом выходе в свет, то, наверное, такое поведение можно назвать привычным. Что с ней такое? Никогда прежде Кэролайн не замечала за собой особой чувствительности, а тем более слезливости. Наверное, все дело в том, что ни прекрасные учителя, ни книги, ни путешествия не могли восполнить очевидную брешь в ее образовании: она не понимала законов, по которым живет высший свет, и чувствовала себя здесь белой вороной.

Или дело вовсе не в лондонском высшем обществе, а в ее нездоровом интересе к графу Линдси? Подумаешь, пригласил ее на вальс и забыл! Что стоит и ей забыть о его существовании? Навсегда забыть.

Кэролайн крепко зажмурилась, словно наивно верила в то, что проблема исчезнет, если закрыть на нее глаза. Вообще-то больше всего она опасалась, что так никогда и не встретит того, с кем могла бы прожить в согласии («счастье» – слишком сильное слово) всю оставшуюся жизнь. Она очень боялась, что нет на свете мужчины, который полюбил бы ее такой, какая она есть, без всяких «если». Кузины не представляли всю меру ее отчаяния. Кэролайн даже не пыталась облечь свою тревогу в слова. Если ей и посчастливится встретить мужчину, который полюбит ее, то ему, конечно же, захочется иметь детей. Что, если она не сможет дать ему то главное, что хочет от женщины мужчина?