Море было пустынным и каким-то бесхозным: ни корабля, ни рыбацкой лодочки, ни самолета, на худой конец (я вспомнил, что не так давно где-то в здешних краях проходили военные учения, так вот одному истребителю не хватило высоты. Летчик катапультировался и долго потом носился по волнам, пока не подобрали).

– Странно, – произнес Макс. – У нас все только и мечтают: юг, море! А местным оно как будто на хрен не нужно.

– Достало оно их, – предположил я. – Воды много, а толку никакого.

– Хоть бы затопило всё на хрен.

– Чего вы? Море – это круто, – засмеялась Машка с заднего сиденья. – Скажи, Раиль, море – это круто?

– Никогда моря не видел, – откликнулся Шериф.

«И правда, – подумал я. – Шериф и в Питере-то нечасто бывал».

Дорога вывела нас на берег. Никакого пляжа тут не водилось, сырая прибрежная полоса была усыпана галькой и основательно загажена мазутом. Попадались и места посуше: их легко можно было отыскать по следам от давно потухших костров и по кучкам разноцветных консервных банок. Чуть поодаль берег становился обрывистым, обрывы поросли какими-то колючими кустами, в которых я с удивлением узнал акацию. Людей в округе не наблюдалось.

Проехав еще с километр вдоль моря, мы обнаружили, что шоссе уходит куда-то дальше, может быть, до самой границы. Нам было не слишком интересно наматывать лишние километры. Наконец Машка сказала:

– Это здесь. Здесь, рядом.

Макс нажал на тормоз. Улыбнулся, вылез из машины, распахнул для нас дверцу и объявил:

– Добро пожаловать на Майами-бич. Остерегайтесь акул и извращенцев!

Мы выбрались на воздух. Море едва уловимо пахло нефтью и еще какой-то гнилью. И все же это было великолепно. Подобравшись к самой воде, мы обнаружили, что здесь вполне можно купаться – особенно если пройти подальше по косе до песчаной отмели.

Впрочем, искупаться мы не успели.

– Пойдемте, – позвала Машка, подхватив свой рюкзачок. – Я вас с нашими ребятами познакомлю.

Мы углубились в заросли. По еле заметной тропинке шли минут десять. И выбрались на широкую поляну, окруженную высокими деревьями и зловредными колючими кустами. Заметить ее можно было, пожалуй, только со спутника.

На поляне дымил и чадил небольшой костер. У костра на корточках сидел довольно взрослый, бородатый мужик с длинными пегими волосами, перевязанными ленточкой. Он что-то жарил над огнем, какую-то длинную колбасу на палочке. С колбасы прямо на угли капал жир. Волосатый оглянулся на нас, узнал Машку, приветственно помахал свободной рукой.

Вокруг костра было расставлено с полдюжины палаток, некоторые – совсем старые, брезентовые, некоторые – поновее. Чуть подальше высилось три шалаша из кольев и веток, сложенных весьма искусно. Из одного шалаша выбралась тощая девица лет тридцати в джинсах и застиранной ковбойке на голое тело, с полиэтиленовым пакетом в руках. Она окинула нас насмешливым взглядом, достала из пакета какую-то снедь и уселась у костра.

– Мария, что-то ты долго, – произнесла она.

– Я друга встретила, – заявила Машка.

– Это которого друга? – строго спросила девица. – Или всех сразу?

Машка не соизволила ответить. Размахивая своим рюкзачком, подошла к крайней палатке. Заглянула внутрь.

– А чьи это тут вещи? – подозрительно спросила она.

– Это Шумный сегодня утром приехал, – нехотя объяснил мужик у костра. – Шумный из Нижнего, знаешь? С подругой.

– Я не поняла, Дэн, – возмутилась Машка. – Почему мое место всегда занимают? Что за дела?

– Всюду дедовщина, – довольно громко сказал Макс. – Даже у бомжей.

Девица в ковбойке сделала вид, что не слышит.

– Маша, ты меня прости, но ты когда приехала? – сказала она. – Ночью. А утром тебя уже нет. Что мы должны думать? Спальника у тебя нет, ничего нет. Приходишь, уходишь... Взяли и подвинули.

– Да ты не волнуйся, Мария, – Дэн вынул колбасу из огня и теперь разглядывал придирчиво. – Приходи в любое время, живи где хочешь... Мартина знаешь? У него шалаш хороший...

Моя сестренка оглядела тесный вигвам и поморщилась.

– Тут так принято, да? – спросила она.

– Да, в общем, тут плевать всем на всех, – объяснила Машка. – Свободные люди.

– Свобода есть высшее благо, данное человеку богом, – рассудительно произнес Дэн. – Поэтому всегда находится кто-то, кто норовит ее у человека отнять...

Он откусил от колбасы, и жир брызнул ему на бороду.

– Можно, я с вами побуду? – обернулась Машка ко мне.

– Да запросто, – ответил я.

– А как же Шериф? – ляпнул Макс.

Машка переложила рюкзачок из правой руки в левую:

– А ты думаешь, Максик, мы с тобой трахаться будем?

Она со смехом ухватила Макса за нечесаные рыжие волосы. Смех, воля ваша, вышел слишком мелодичным, и Маринка, слыша это, нахмурилась.

– Заночуешь сегодня у меня, – предложила она. – Это парней мать на порог не пускает... Тебя пустит...

Я усмехнулся. Представил, о чем они станут сплетничать.

– Спасибо тебе, Маринка. Ты – прелесть, – сказала неунывающая автостопщица и поцеловала мою сестру в щеку.

– Я знаю, – ответила Маринка, глядя почему-то на меня.

Эпизод43. Этой ночью в автобусе я никак не мог заснуть. Вертелся с боку на бок. Наконец выпутался из одеяла, натянул джинсы, накинул куртку; нащупал в кармане сигареты, осторожно приоткрыл дверцу и вышел. Макс заворочался на своем переднем сиденье и что-то пробормотал, но не проснулся.

На всей Железнодорожной улице горел один-единственный синий фонарь. Второй светился возле самого переезда. Я оглянулся на темные окна Маринкиного дома, вздохнул и медленно пошел по улице от одного фонаря до другого.

Туман стелился по земле. Может быть, из-за этого тумана мир вокруг казался абсолютно чужим и незнакомым. Я не слышал даже собственных шагов, как будто и не шел вовсе. «А куда, собственно, я иду?» – подумал я.

Шлагбаум у переезда был поднят, в низенькой будке смотрителя из-за занавесок виднелся зеленый абажур настольной лампы. Еле слышно звенели провода, вдали помигивал красным глазом какой-то железнодорожный светофор.

Я перебрался через рельсы и уселся на скамеечку возле сторожевой будки. Достал сигареты.

Внутри домика послышались шаги. Дверь скрипнула и приоткрылась. На пороге стояла рослая грудастая тетка в джинсах и в какой-то телогрейке, накинутой (как мне показалось) прямо на голое тело. Нет, конечно, – понял я вслед за этим. Там была розовая рубашка с кружевами.

– Ты чего здесь? – спросила тетка с тревогой.

– Просто сижу.

Тетка спустилась с крылечка и приблизилась.

– Чего сидеть-то? Если под поезд бросаться затеял, так поездов до утра не будет.

Ее голос звучал насмешливо.

– А если спать негде, так тут я тебе не помощница.

Я поднял глаза и помимо воли окинул ее взглядом с ног до головы. Было ей чуть за тридцать. Крашеные блондинистые волосы острижены коротко. На ощупь они обычно сухие, как солома.

– А где ваша желтая жилетка? – спросил я.

– Сейчас я тебе, при всем параде буду ночью, – засмеялась тетка. – С жезлом еще и с фонарем. Тоже, проверяльщик нашелся. Ночью вообще спать положено.

– Просто вам пойдет желтая жилетка.

– Хочешь, для тебя надену?

Она сделала вид, что идет обратно к двери. Но остановилась и обернулась.

– А ты красавчик, я смотрю. Как звать-то?

– Петр.

Я зажмурился. Мне на мгновение показалось, что все это уже было со мной когда-то – ну, если только в прошлой жизни, – ответил я сам себе. Вообще-то я давно раскусил природу того явления, которое принято называть «déjà vu»: это всего лишь картинка, по ошибке сохраненная не на той страничке альбома. Тебе кажется, что все, что ты видишь, уже происходило, а на самом деле оно даже как следует и не случилось еще. Как сказал бы Костик, оперативная память выдает себя за долговременную. Но сейчас в моей голове как-то разом прокрутился целый ряд картинок, одна другой ярче: комната с низким потолком, лампа на столе, одежда, разбросанная по полу... Что-то отразилось на моем лице, потому что женщина быстро оглянулась и зашептала тихо и весело: