— Сколько? — односложно спросила она.
— Сто гиней.
Даниэль знала, что эта сумма гораздо больше той, которую Бамбри платит девочке за ее рабский труд. Понимала она и то, что называет всего лишь начальную сумму и хозяйка сейчас начнет торговаться.
— Я не могу расторгнуть договор за такую цену, — тут же запротестовала Бамбри. — Эстелла — одна из моих лучших работниц. На ее обучение ушел не один месяц.
При этом она, естественно, не упоминала о побоях, которыми награждала девочек, и об их полуголодном существовании.
— Я хотела бы посмотреть договор, — сказала Даниэль. — Согласитесь, что трудно вести переговоры, не видя самого документа.
Мягкий тон графини и ее очевидная осведомленность в такого рода делах убедили мадам Бамбри в том, что игра стоит свеч. Торговля возобновилась.
— Сто шестьдесят, — назвала она очередную цену, выкладывая на пыльный стол договор. — И ни пенни меньше. Я работала с этой девочкой много месяцев. Поначалу она даже не умела прилично говорить по-английски!
— Можно посмотреть договор?
Даниэль наклонилась над столом и выхватила документ из рук хозяйки. Прочитав его, она с
презрением посмотрела на миссис Бамбри:
— Сто гиней, это гораздо больше того, чего вы заслуживаете.
— Отдайте бумагу, слышите?!
Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге выросла фигура мужчины, рост и комплекция которого превышали размеры миссис Бамбри почти вдвое.
— Что здесь происходит? — гаркнула фигура оглушительным басом.
— Ничего особенного, — спокойно ответила Даниэль. — Скажите, эта… женщина — ваша жена? Если да, то я попросила бы вас принести нюхательной соли. Она немного не в себе, понимаете?
Пока муж и жена обменивались раздраженными и недоумевающими взглядами, Даниэль разорвала в клочки договор и выложила на стол сотню гиней.
— Если желаете, то можете пересчитать. Но уверена, что тут все правильно.
Она повернулась и вышла из комнаты. Сидевшие за столом девочки молча смотрели на нее.
— Эстелла, — обратилась Даниэль по-французски к девочке, которую несколько минут назад ударила мадам Бамбри, — пойдем со мной.
Эстелле было, наверное, лет десять. На ее худом бледном личике выделялись только глубоко запавшие, окруженные синевой глаза. Худенькое тельце сжалось в комок, как будто в ожиДанни побоев.
— Чего вы хотите от меня, мадам? — испуганно прошептала она.
— Не бойся, детка. Я пришла, чтобы забрать тебя отсюда. Мы поедем домой к маме. Она тебя очень ждет.
Эстелла неуверенно встала и со страхом посмотрела на дверь, за которой скрылась ее хозяйка.
— Пойдем, детка.
Даниэль взяла девочку за ручку, чувствуя, что каждая минута промедления работает против нее. Трудно было предположить, что сделают те двое, когда опомнятся. Вдобавок никто, даже шевалье д'Эврон, не знал, что графиня Линтон сейчас находится в этих трущобах. Конечно, у нее был пистолет, но к нему следует прибегнуть только в случае крайней необходимости.
Даниэль чуть ли не силой вытащила Эстеллу из дома. На улице дожидались носильщики. Увидев еще одну пассажирку, они запросили двойную плату, хотя Даниэль вместе с девочкой весили гораздо меньше одного здорового мужчины из числа тех, которых им обычно приходилось таскать каждый день. Но у Даниэль не было никакого желания спорить.
— Договорились, — сказала она по-французски и, подсадив сначала Эстеллу, взобралась на носилки.
Трудно сказать, знали ли носильщики французский язык, но они поняли, что получат все сполна. К тому же им самим хотелось поскорее выбраться из этих неприветливых мест.
Даниэль отодвинула кожаную занавеску паланкина, чтобы показывать носильщикам дорогу, и, усадив Эстеллу себе на колени, принялась объяснять девочке, что ее отец нашел работу при кухне студенческого общежития на окраине города, а мать устроилась работать на конюшенном дворе, где ей дали хорошую комнату на втором этаже. Сама Эстелла теперь станет помогать отцу на кухне или присматривать за своими младшими братьями и сестрами, пока мать будет занята на работе. Конечно, такие занятия вряд ли выглядели привлекательно для девочки, жившей раньше в благополучной семье с тремя слугами, но большего Даниэль сделать для нее просто не могла.
И все же семейству Ланчон такая перемена должна была показаться настоящим чудом. Ведь они так долго прозябали в жалкой лачуге на мизерную зарплату, которую Эстелла получала за свой тяжелый и унизительный труд в мастерской мадам Бамбри…
…Девочка с радостным криком бросилась в объятия матери. Даниэль, не слезая с носилок, посмотрела ей вслед и удовлетворенно улыбнулась. Затем она приказала отнести себя домой на Гросвенор-сквер. Даниэль понимала, что носильщики очень устали, но отпускать их ей не хотелось, так как трудно было в этих трущобах найти других. Даниэль решила с лихвой вознаградить всю команду в конце пути, успокаиваясь мыслью, что носильщики не захотят терять богатого клиента.
Рядом с Гросвенор-сквер Даниэль приказала остановиться и сообщила носильщикам, что отсюда сможет дойти сама. Она слезла с носилок, расплатилась и уже сделала несколько шагов по направлению к дому, до которого оставалось действительно не больше ста метров. Внезапно Даниэль остановилась и неуверенно осмотрелась по сторонам. Нет, она не испугалась чьего-либо нападения; юную герцогиню беспокоила опасность совсем другого рода, опасность, которая могла исходить от чьих-то завистливых или просто недружелюбных глаз. Подумать только! Графиня Линтон возвращалась домой пешком, одна, без сопровождения… Какая великолепная пища для сплетен!
Даниэль еще продолжала размышлять, когда услышала над самым ухом знакомый голос:
— Данни, черт побери, что все это значит?
— Джулиан! Сам Бог мне вас посылает! Пожалуйста, предложите мне руку и проводите до дома.
— Охотно. Но, кузина, вы понимаете, что делаете? Ездить на простых носилках по городу! Да если Джастин…
— Тише, кузен, — мягко прервала его Даниэль. — Нам нечего бояться, поскольку Джастин ничего не узнает.
Джулиан не был так уверен в этом, ибо хорошо знал своего двоюродного брата, от которого мало что могло укрыться.
— Данни, вы чем-то стали тайно заниматься, и я хотел бы знать, чем именно. Я даже настаиваю на этом!
— Настаиваете, Джулиан?
— Да, черт побери, настаиваю! И если вы сейчас же не скажете, куда и зачем только что ездили, то, честное слово, я расскажу Линтону обо всем, чему был здесь свидетелем!
— Джулиан, вы этого не сделаете!
— Почему?
— Потому что не родились шпионом!
— Что ж, мне придется вас разочаровать.
Неожиданно для самого себя Джулиан произнес эту фразу куда более жестким тоном, чем хотел, а Даниэль, как никогда, хотелось выговориться и хоть чуть-чуть облегчить душу. В умении кузена хранить тайны Данни ни минуты не сомневалась. Так же, как и в том, что он никогда не станет пересказывать ее мужу всякие сплетни и слухи. Итак, Даниэль намекнула Джулиану на особую конфиденциальность их разговора и предупредила, что кузен, возможно, сам не будет рад ее откровенности.
Джулиан вполне проникся ответственностью за сохранение в секрете того, что ему предстояло услышать. В его памяти еще не изгладился образ сорванца в таверне по дороге в Дувр, поэтому Джулиан мог себе представить, на что способна супруга его кузена при соответствующих обстоятельствах. Что ж, если Даниэль не решается рассказать свою тайну Джастину, то пусть поделится ею с ним; тогда хоть один член семьи будет посвящен в ее дела.
Они закрылись в личной гостиной Даниэль, и та рассказала Джулиану все. Тот пришел в ужас. Больше всего его возмутило, что человек, считающийся джентльменом, позволил себе вовлечь в подобную авантюру женщину. Вначале Даниэль восприняла подобную реакцию кузена с раздражением. Но затем принялась над ним смеяться:
— Джулиан, друг мой, шевалье ни в коем случае не принуждает меня оказывать услуги своим соотечественникам. Я пошла на это сама, по доброй воле. И уверяю вас, это вовсе не опасно.