— О, милорд Линтон, вы, конечно…
Тут он осекся, заметив за спиной графа маленькую фигурку в лохмотьях. С пухлого лица хозяина мгновенно слетело приветливое выражение, маленькие голубые глазки сузились, став колюче-жесткими.
— Грязная свинья! — закричал он на мальчишку, выскакивая из-за конторки. — Как ты посмел прийти сюда, мерзкий оборванец?!
Но в ту же секунду маленькая костлявая ножка в тяжелом деревянном башмаке, вынырнув из-за графской спины, ударила хозяина гостиницы по правой коленке. Тот вскрикнул и застыл на месте, сморщившись от боли. И тут из уст ребенка на него вылился поток отборной площадной брани.
— Хватит! — внезапно прогремел голос графа. Рука его светлости опустилась на плечо хозяина гостиницы и крепко сжала его.
Данни тут же замолчал.
— Вы что, ослепли, месье Тримбел? — ледяным тоном произнес Линтон. — Разве вы не видите, что этот ребенок со мной? Я сам пригласил его сюда.
— Простите, милорд! — забормотал, заикаясь на каждом слоге, месье Тримбел. — Ради Бога, простите меня!
При этом он оглядывался по сторонам в ужасе от того, что нарушил покой других знатных постояльцев, позволив себе ввязаться в перепалку с горластым беспризорником.
— Я прощаю вас, — мягко сказал граф хозяину гостиницы. — Но чтобы впредь это никогда не повторялось. Понятно? Несмотря на свой большой круглый живот, месье Тримбел поклонился так низко, что чуть не коснулся лбом собственного колена. Но граф уже направлялся к лестнице, не обращая никакого внимания на подобострастно извивающегося за его спиной хозяина гостиницы. Только сейчас граф Линтон начинал понимать, какую ответственность взял на себя, связавшись с этим маленьким оборванцем. А тот в это время с беззаботным видом пританцовывал рядом, высовывая язык и показывая с помощью растопыренной пятерни большой нос хозяину гостиницы.
— Господи! — вздохнул граф. — Я начинаю подозревать, что булочник знал, что делал. Надо было оставить тебя ему, маленький нахал!
Он поставил мальчугана перед собой и, шлепнув своей широкой ладонью по его худеньким ягодицам, подтолкнул к лестнице. Однако стоило Линтону крикнуть через плечо хозяину, чтобы в его номер принесли ванну с горячей водой, мыло, мочалку и полотенце, как торжествующая улыбка медленно сползла с лица Данни.
Подойдя к двери номера, граф долго возился с замком, другой рукой удерживая отчаянно вырывавшегося мальчишку.
— Да успокойся же, паршивец! — потеряв всякое терпение, воскликнул Линтон.
Он наконец открыл дверь и без церемоний втолкнул Данни в комнату. После чего вошел сам и закрыл дверь на щеколду.
— Я не причиню тебе никакого вреда, — вполне миролюбиво начал было Линтон. Но в ту же секунду Данни набросился на своего благодетеля, кусаясь, царапаясь своими длинными ногтями и молотя деревянными башмаками по ногам его светлости.
— Ах ты, мерзкое исчадие ада! — воскликнул пришедший в бешеную ярость граф. И, невзирая на опасность испачкать свой безукоризненно чистый костюм о грязные лохмотья оборванца, он схватил мальчишку обеими руками за пояс и поднял высоко в воздух. Неожиданно потеряв точку опоры, Данни на мгновение затих. Воспользовавшись этой паузой, Линтон бросил его на кровать.
— Только попробуй пошевелиться, — ужасающим шепотом произнес граф, — и я тут же доведу до конца то, что булочник начал на улице!
Линтон нагнулся, чтобы отряхнуть запачканные грязью шелковые голубые гетры и заодно потереть синяк, полученный от удара деревянным башмаком. Граф был настолько зол, что маленькому бандиту наверняка не поздоровилось бы, попытайся он слезть с кровати. И Данни продолжал лежать, хотя его грудь тяжело вздымалась, а глаза метали молнии. Правда, при этом выражение его лица было довольно спокойным: несмотря на страх, мальчишка вполне владел собой. В дверь постучали.
— Войдите, — недовольным тоном откликнулся граф.
В комнату торжественно вошла целая процессия девушек-служанок с кувшинами горячей воды. Их сопровождали два лакея, сгибавшихся под тяжестью огромной фарфоровой ванны. Данни следил за всеми этими приготовлениями с отчаянием во взгляде, то и дело посматривая на приоткрытую дверь. Но путь к бегству преграждала высокая фигура графа. Вся благодарность Данни к этому человеку за вмешательство в драку с булочником улетучилась. И если бы сейчас появилась возможность выбора между ремнем и ванной, то предпочтение, бесспорно, было бы отдано порке.
Когда в ванну, из которой уже валил пар, был вылит последний кувшин горячей воды, процессия слуг и служанок с поклонами покинула номер. Сухой щелчок замка отозвался в ушах Данни похоронным звоном.
— Милорд, — нерешительно залепетала несчастная маленькая жертва, — вы не вполне понимаете…
— Я все отлично понимаю, — грубо прервал мальчика граф, продолжая потирать синяк на ноге. — Слой грязи на тебе толще, чем кожа. Одному Богу известно, когда ты в последний раз видел горячую воду! Так что снимай все эти лохмотья и полезай мыться.
С этими словами Линтон схватил оборванца за руки и стащил с кровати. Но как только ноги Данни коснулись пола, он сделал отчаянную попытку добежать до двери.
— Да что с тобой, в конце концов? — не в силах сдерживать бешенство воскликнул Линтон. — Уж не думаешь ли ты, что несколько кувшинов воды могут тебе повредить?
Граф с силой дернул Данни за воротник ветхой рубашонки. Тот инстинктивно отпрыгнул в сторону, и рубашка с сухим треском порвалась, обнажив голое тело.
В комнате сразу воцарилась мертвая тишина. Граф Линтон, отпустил свою жертву и в замешательстве отступил на шаг. Впервые за тридцать четыре года своей жизни он попал в такую пикантную ситуацию.
— Я, кажется, ошибся… — в растерянности пробормотал он, со стыдом отводя взгляд от выглянувших из широкой прорехи очаровательных, вполне сформировавшихся девичьих грудей с темными коралловыми сосками.
Смущение, однако, не помешало его светлости заметить, что девушка — в том, что стоявшее перед ним миниатюрное создание принадлежит к прекрасному полу, сомневаться было уже невозможно — отнюдь не поспешила хоть как-нибудь прикрыть свою наготу. Она просто стояла, расправив плечи, и с открытым вызовом смотрела на графа. Потом спросила:
— Итак, милорд, что вы теперь намерены со мной делать?
Линтон шумно втянул в себя воздух и столь же демонстративно выдохнул. Выражение, с которым были сказаны эти слова, не имело ничего общего с манерами парижских улиц. И кем бы ни оказалась эта девица, свой вызов она облекла в безукоризненную словесную форму, принятую в высших кругах французской аристократии.
— Кто вы? — резко спросил Линтон.
— Мое имя Данни, — мягко, но решительно ответила девушка.
— Девочка моя, так не годится!
Граф неожиданно почувствовал раздражение. Ему не нравилось откровенное бесстыдство, с которым эта совершенно незнакомая особа демонстрировала свои прелести. Кроме того, в этот момент именно он выглядел смешным. А к этому его светлость не привык. Быстрым движением он схватил девушку за худые руки и скрестил их у нее на груди. Но при этом не удержался, чтобы вновь не взглянуть на это полуобнаженное тело.
— Наверное, сам пророк Даниил, питавшийся только овощами, не смог достичь такого телесного совершенства, — пробормотал Линтон. Затем он повернулся спиной к девушке и, подойдя к ванне, попробовал рукой воду. Помедлив еще несколько мгновений, он вдруг резко обернулся и спросил: — Ваше имя, немедленно!
— Даниэль.
— Не воображайте, мадемуазель Даниэль, что меня удовлетворил ваш ответ, — сказал Линтон уже несколько мягче. — Но сейчас я хотел бы продолжить наше занятие. Вы собираетесь снять с себя эти омерзительные грязные лохмотья? Или же предоставите это сделать мне?
Испуганный взгляд девушки, ее изменившееся от ужаса лицо, навернувшиеся на глаза слезы — все это убедило Линтона в том, что его новая знакомая, во всяком случае, не распутница.
Линтон пересек залитую солнечным светом комнату и подошел к миниатюрному столику красного дерева. Налив из стоявшего на нем графина рюмку хереса, граф опустился на стул лицом к окну и с интересом принялся наблюдать за происходившим на улице.
