— Вон здание, какое красивое. Лучший университет страны! Как — никак! — я поднял голову на золотой шпиль со звездой, который возвышался над нами на расстоянии двести сорока метров.

— У нас столько денег нет — фыркнула Ксюша и, прибавив шаг, оставила нас позади.

— И столько мозгов — пошутила Алена.

Миновав все корпусы Московского Государственного Университета, мы свернули на проспект Ломоносова. Ксюша шла впереди всех, а Сашка позади всех, так что всю оставшуюся дорогу до дома, где жили девчонки, я был наедине с Аленой. За это время мы прекрасно поболтали и даже не заметили, как добрались до места. Угловой дом из коричневого кирпича на перекрестке проспектов Ломоносова и Вернадского. Пятый этаж семиэтажного дома. Именно тут и жили самарские красавицы. Возле подъезда мы стали прощаться. Мы обменялись номерами телефонов, и Алена даже поцеловала меня в щечку.

— До свидания — сухо произнесла Ксения, и они вместе вошли в подъезд.

Мы с Сашкой развернулись и отправились обратно в сторону метро, где около входа на станцию «Университет» обратили внимание на индейца, играющего на флейте возле дверей. Играл он конечно мастерски, да и людей вокруг него было полно, да и костюм был красивый, вот только сам он чем-то смахивал на молдаванина. Москва, никому нельзя верить, даже собственным глазам. Мы улыбчиво переглянулись с молдаванским индейцем и спустились по эскалатору, где я рассказал Сашке, что мне очень понравилась Алена, на что он только написал: «Я рад за тебя». По его глазам можно было понять, что его что-то гложет внутри, и я даже знал что, а точнее кто.

— Знаешь, Вика не приезжала уже неделю. Она больше не появится, тебе следует забыть ее — сказал я, когда мы сели в вагон.

Он молчал.

— Все это глупо и смешно! Ты живешь жизнью, в которой она есть, но ее в ней нет. Значит, ты и не живешь! Саша? Очнись! — не выдержав, крикнул я.

Сашка быстро достал блокнот и написал: «Приедет, обязательно приедет, вот увидишь». Больше я ничего говорить ему не стал, а вскоре он пожал мне руку и вышел на станции «Парк Культуры». Я же на следующей остановке пересел на синюю ветку и уже через сорок минут вышел за МКАДом в районе Митино.

По дороге от метро Волоколамская я заскочил в магазин и купил продукты на все деньги, что мы выручили игрой на гитаре, а затем поднялся в семнадцатиэтажный дом. Низкая арендная плата в месяц качнула весы в сторону этой квартиры, когда я искал жилье, еще находясь в Перми. После приезда, сразу с Ярославского вокзала, я направился точно по адресу, где меня встретила хозяйка квартиры по имени Людмила и очень удивилась моей прическе. Так же она не одобрила музыкальный инструмент у меня в руках и сразу предупредила, чтобы я на нем не играл на территории квартиры. Через минуту после знакомства, в дверном проеме появился энергичный седоватый мужчина невысокого роста с раскосыми глазами и небольшими усами, ее муж по имени Павел. Им обоим было около шестидесяти лет, поэтому впоследствии я называл их тетя Люда и дядя Паша, соответственно. Он сразу помог мне занести сумки в квартиру и показал мою комнату. Их дети уже давно выросли, и они жили совершенно одни, поэтому были очень рады, что теперь молодой студент из Перми, каким представился им я, будет их соседом. К сожалению, столь позитивное сожительство продлилось весьма недолго. В квартире царила тотальная диктатура. Я даже свободного шага ступить не мог. Купив свои тарелки, вилки, ложки и кастрюли я хранил их в своей комнате и выносил лишь для того, чтобы что-нибудь себе приготовить. Место в холодильнике, которое они выделили для моих продуктов, едва хватало, чтобы убрать туда тарелку с едой. Тетя Люда и дядя Паша, будучи пенсионерами, целыми днями сидели дома, а уходили на прогулки лишь только тогда, когда я был на работе. Не знаю, с чем была связана столь обостренная бдительность, но они даже завтракать мне одному не позволяли. Тетя Люда и дядя Паша смотрели разные передачи в одно и то же время, пользуясь телевизором на кухне и телевизором в их комнате. Поэтому всякий раз, когда я рано возвращался с работы или у меня был выходной, то оказывался меж двух огней. Слева от моей комнаты шло вечернее развлекательное шоу, а справа русский детектив. Позже я стал приходить в квартиру только спать и старался избегать всякого контакта со столь своеобразными соседями. Но даже ночью я не был один, так как храп из соседней комнаты бесцеремонно просачивался сквозь картонные стены.

Если быть честным, то это были не единственные трудности по приезду в столицу. Самой большой проблемой оказалось найти работу. Первым делом мне пришлось сбрить свой ирокез и привести себя в респектабельный вид, потом взять папку, где лежал мой аттестат о среднем образовании, паспорт и несколько грамот, полученных в школе и отправиться по собеседованиям. Опыт работы? Прописка? Временная регистрация? Сколько живете в Москве? Личный автомобиль? Знание города? Воинская служба? Наличие водительских прав? И многие другие вопросы ставили жирную точку на моих многочисленных попытках устроиться хоть куда-нибудь на первое время. Когда же я совсем отчаялся и уже стал собирать сумки, фортуна наконец-то склонилась и надо мной. Прогуливаясь по центру Москвы, я увидел объявление: «Требуются мойщики». Я завернул за угол и зашел на автомойку. Я и предположить не мог, чем все это закончится. Единственное, что я понял из всей этой суматохи, это то, что все отказы на собеседованиях как будто бы вели меня именно в это место. Как будто бы я ничего и не мог изменить в этом. Словно поезд, я просто катился по рельсам, минуя все остановки, чтобы, в конечном счете, мои колеса замерли именно на этой автомойке.

На следующее утро я пришел на работу рано и удивился, потому что Сашка уже был там. Он всегда приходил вовремя, но чтобы раньше меня — такое было крайне редко. Я не стал интересоваться, с чем был связан столь ранний приход моего коллеги. Рабочий день прошел, как обычно, если не считать, что иногда Сашка внезапно о чем-то задумывался и уходил в себя. Прошло еще четыре дня, и ситуация стала ухудшаться. Паузы, в которых Сашка летал где-то в своих мыслях, начали длиться по нескольку часов, а наши беседы стали заметно скуднее. Он отдалялся от меня. На пятый день, когда Сашка пришел опять раньше меня, я уже не выдержал и начал расспрашивать его о том, что стряслось и что вообще происходит.

— На тебе лица нет, ты ночами что делаешь, вагоны разгружаешь? Или еще где-то подрабатываешь втихаря? — поинтересовался я у друга.

Сашка достал блокнот и написал: «Все хорошо. Бессонница мучает». Причину его бессонницы я прекрасно знал, поэтому в сотый раз сказал ему, что история с Викой это глупость, и что пора бы ему вернуться на твердую землю и перестать летать в своих несбыточных мечтах. Обстановка у нас начала накаляться и я думал, что в этот раз мы точно поругаемся, но к счастью в автомойку приехала первая машина, а это официально считалось началом рабочего дня.

— Да, день будет тяжелый — глубоко вздохнул я.

За весь день у нас с Сашкой все вроде бы утряслось, и мы опять общались и работали как раньше. Особенно нас порадовал тот факт, что Михаил Викторович где-то пропадал, и утро без его командирского голоса выдалось на редкость тихим и спокойным. Он был на автомойке двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, так как жил на втором этаже, и именно поэтому его отсутствие в рабочее время было очень странным. Этому факту никто особого внимания не придал, да и мы с Сашкой тоже, но только лишь до определенного момента. Ближе к обеду Сашка во время мойки очередной машины, пошел за новой упаковкой чистящего средства, а когда вернулся, то написал: «Там звуки какие-то странные!».

— Где звуки? — удивился я.

Сашка продолжал писать в блокноте: «На втором этаже! На животное похоже!». В голову сразу пришла мысль о том, что Горелый опять кого-то с улицы притащил по доброте душевной. Доброта-то добротой, а вон как с Витькой зимой обошелся, где он сейчас работает интересно? Парень-то юморной был, постоянно что-то да отмочит, то из шланга кого-нибудь обольет, а то из-за угла напугает. Мы с ним весной в футбол вместе пару раз играли, но уже несколько недель не виделись.