Елена с трудом оторвалась от двери. Она еще ни разу не слышала, чтобы Саймон говорил с такой горечью в голосе. Но, зная его, она понимала, что за разъедающим его душу гневом скрывается обида. И ей хотелось отхлестать по щекам юную гордячку, которая сочла оскорблением денежную зависимость и отвергала все предложения Саймона.

Саймон проснулся на заре. Непроизвольно он провел рукой по кровати рядом с собой. Постель была пуста и холодна, и он понял, почему все тело его так затекло. События прошлой ночи снова пронеслись у него в голове, и он сел, откинувшись на спинку кровати.

Ариэль, полностью одетая, лежала на складной кровати, до подбородка натянув тонкое одеяло и скрестив на груди руки в перчатках. Глаза ее были закрыты, под ними залегли глубокие тени.

Хоуксмур несколько минут смотрел на жену. Даже во сне рот ее был плотно сжат, на лице сохранялось неприязненное выражение. «Вот чего я добился своими намерениями установить мир между нашими семьями!» — подумал он.

Саймон отбросил одеяла и попытался встать на ноги. Все мышцы откликнулись болью, ноги едва не подломились под его весом. Так было всегда, если накануне вечером Ариэль не растирала ему ногу. Ее умелые пальцы обычно позволяли его суставам двигаться более свободно.

Он постоял рядом, пытаясь понять, в самом ли деле Ариэль спит. Если нет, то она была талантливой актрисой. Потом он не торопясь оделся, провел ладонью по небритому подбородку и решил, что с наведением последнего лоска можно повременить.

Достав из-под подушки ключ, Саймон проковылял к двери, отпер ее и вышел из комнаты. Если Ариэль в самом деле боялась, что Рэнальф может похитить ее лошадей, то лучше поскорее принять свои меры.

Дверь в большой зал была распахнута настежь, и Саймон, пройдя мимо слуг, прибиравших его после вчерашнего пиршества, вышел во двор замка. Туман рассеялся, но воздух был еще насыщен влагой, да и почва тоже не просохла.

Собаки бросились ему навстречу, виляя хвостами, когда Саймон вошел в конюшню. Эдгар стоял у входа в отделение аргамаков. Он жевал соломинку и следил взглядом за вошедшим графом.

— Доброе утро, Эдгар.

— Доброе, милорд.

Лицо и голос Эдгара не выражали никаких чувств.

— Давай-ка займемся лошадьми леди Ариэль, — без предисловий начал Саймон. — Им и в самом деле угрожает опасность со стороны лорда Равенспира?

— Он уже угнал жеребую кобылу.

Саймон кивнул головой.

— Тогда давай взглянем на них по очереди, Эдгар, и ты расскажешь мне, какие для них должны быть сделаны стойла. А после этого мы будем готовить их к перевозке в поместье Хоуксмур.

— А что думает по этому поводу леди Ариэль, если мне позволено будет узнать? — спросил Эдгар, не двигаясь от входа.

— Думаю, она не будет против, — просто ответил Саймон. Эдгар сделал шаг в сторону, и, хотя напряжение сквозило в каждой его позе, оба мужчины направились к лошадям.

Дождавшись, пока удаляющиеся шаги Саймона затихли в коридоре, Ариэль села в своей кровати. Она откинула в сторону одеяло и спустила ноги на пол, но вместо того, чтобы встать, застыла в неподвижности. Сидела на краю постели и тупо смотрела на свои ноги в чулках.

Прошедшей ночью она засыпала каждый раз не более чем на пять минут. Ей в глаза словно насыпали песку; в горле саднило от невыплаканных слез.

Что же ей теперь делать? Уж во всяком случае, не подавать виду, тем более не выказывать гнева, хотя все ее жизненные планы были разрушены. Погребены под абсолютной властью Саймона. Он не сделал даже попытки понять, почему независимость так много значила для его жены. Ему даже не пришло в голову, что она могла бояться посвятить его в свои планы.

Он даже не мог себе представить, что вся прожитая в замке жизнь приучила Ариэль быть всегда настороже… Единственное слово понимания прошлой ночью позволило бы ему завоевать ее безграничное доверие. Вместо этого он предпочел давить на нее всей данной ему законом властью — совсем как делал это ее отец и позже Рэнальф.

Легкий стук в дверь заставил ее вскинуть голову.

— Кто там?

— Это Елена. Можно мне войти, дорогая?

Ариэль вскочила на ноги, одновременно заталкивая раскладушку за спинку кровати, — она вовсе не собиралась демонстрировать, что не спала в одной постели с мужем. Пригладив растрепанные волосы, она попыталась хоть немного привести себя в порядок.

— Войдите.

Елена вошла в комнату. Она была в утреннем неглиже, но свежем и опрятном; волна волос зачесана назад; в резком свете зари лицо ее выглядело немного старше.

— Прости меня, Ариэль, но вчера вечером я услышала ваш разговор.

Ариэль густо покраснела:

— Но как… как… я не думала, что мы так громко разговаривали.

Елена тоже покраснела, скорее слегка порозовела, так что Ариэль едва заметила ее смущение.

— Я слишком хорошо знаю Саймона, моя дорогая. Возможно, я смогу помочь тебе понять его. Я не хотела бы показаться навязчивой, вмешиваться в дела, которые меня совершенно не касаются, но не могу и сидеть сложа руки, так что молю тебя позволить мне кое-что объяснить тебе. Поверь мне, я делаю это с самыми добрыми намерениями и от чистого сердца.

И Елена порывисто сжала руки молодой женщины.

— Пойдем ко мне в комнату, дорогая. Моя служанка как раз принесла чай. Мне кажется, тебе очень не помешает согреться.

В голосе Елены звучала такая искренняя забота и понимание, что Ариэль почувствовала себя немного легче. Она так устала в одиночку встречать удары судьбы что ее поразило неожиданное сочувствие этой все понимающей женщины, старше возрастом, бывшей когда-то любовницей Саймона и знавшей его с самого детства.

Она позволила женщине увести себя из холодной и неуютной спальни, атмосфера которой

словно нарочно вызывала к жизни мрачные мысли, в комнату Елены, согретую пламенем камина и наполненную ароматом хорошо заваренного чая.

— Садись поближе к огню, — предложила Елена, наливая ей чай. — И расскажи мне, что случилось прошлой ночью. Я слышала, как вы громко разговаривали. Саймон был очень взволнован, что редко с ним случается.

Ариэль обхватила обеими руками протянутую ей чашку горячего чая и вдохнула его крепкий аромат. Поставив ноги в одних только чулках на скамеечку, она изложила свое понимание событий прошлой ночи.

— Я только теперь начинаю понимать, как мне было нужно, чтобы он отличался от других мужчин, — произнесла она, закончив свой рассказ. — Я знаю, что не похожа на других женщин, и иногда он говорил, что понимает, почему я поступаю так или иначе. Но ведь понимать — еще не значит принимать, не так ли?

И она взглянула в глаза Елены, сидевшей в кресле напротив нее.

Елена отпила глоток чаю.

— Саймон — один из самых понимающих и неординарных людей, которых я встречала, — медленно произнесла она. — И тебе, дорогая, очень повезло с мужем. Он подарит тебе максимум внимания и заботы, на которые только может рассчитывать жена. Уверена ли ты, что сможешь одарить его тем же?

Ариэль поставила чашку с чаем на столик. Лицо ее побелело, но глаза были ясны, как небо, омытое дождем.

— Мне мало только внимания и заботы, Елена. Это добрые чувства, и без них нельзя. Но я хочу куда большего. Я хочу получить понимание и принятие меня такой, какая я есть. А на это способна только любовь.

Голос се не дрожал, когда она произнесла эти выстраданные слова. Елена снова заключила ее руки в свои.

— Не требуй луну с неба, дитя мое. Поверь мне, дружба, внимание, преданность в браке — столь же ценные вещи, как и все остальное. А Саймон готов дать тебе все это.

— Но не любовь? — спросила Ариэль все таким же твердым голосом.

Елена погладила се по руке.

— Дорогая моя, он все же Хоуксмур. Его отец был убит твоим отцом. Он может питать к тебе страсть, вожделение, но в его сердце никогда не найдется места для женщины из рода Равенспиров.

— Он вам это сказал?

— И теми же самыми словами, — тихо ответила Елена.