После шума в одной из нор Синдиката по цепочке весть дошла и до других. Главы багровых повязок решили вступить в переговоры о разделе зон влияния и согласовали встречу с Принцем на нейтральной территории.

Две стенки выстроились на одной из пустых улиц близ границ Верхнего Города. Здесь численность населения уже значительно падала, и случайный зевака вряд ли попал бы под перекрестный огонь, если бы переговоры провалились бы. Атаманы шайки не сильно отличались от своих прислужников, разве что вычурные золотые цепи выдавали их.

Они предлагали поделить нижний город поровну. Тринадцатый, конечно же, догадывался, и, конечно же, знал, что на уступки они не пойдут, и, скорее всего, среди «переговорщиков» вовсе не было важных шишек. И дюжина головорезов, пытавшаяся напасть со спины на его «переговорщиков», позволила убедиться в этом. Он положил одного из обходящих сгустком эймы в затылок, и рядом раздалось еще несколько десятков выстрелов, но никто не ожидал, что в ответ полетит не свинец…

Под конец перестрелки презренные перевязали раненых и унесли погибшего, а Принц осмотрел оружие противников: с маркировкой той самой фабрики, где использовали почти бесплатный детский труд. К нему из переулка вышло в два раза больше слуг, чем заходило с этой стороны. Они успешно взяли в плен несколько багровых «дипломатов» и вынесли также всего лишь одного погибшего: прискорбно, но без жертв никуда.

После краткого допроса, бандиты подтвердили опасения Тринадцатого: толстяк поставлял оружие и тем, и другим, стараясь извлечь выгоду даже из смертей его людей. Если бы у врагов были бы пороховые пушки – никто бы не погиб…

Солнце застыло в зените, когда Принц прибыл к мануфактуре с частью боеспособных воинов. Подходы были усеяны трупами как пешек Синдиката, так и презренными. К счастью, Тринадцатый предусмотрительно укрепил охрану, поэтому атаку удалось отбить. Он приказал своему отряду позаботиться о раненых и убрать тела, а сам поднялся в кабинет под испуганные взгляды детей.

Мужчина безрассудно выбил дверь ногой, и застал свинью спешно собиравшей вещи. Она потянулась за пистолетом, но выстрел эймы проплавил плечо. Бизнесмен повалился, покатился по своему драгоценному ковру, измазывая выделениями. Принц подошел и добил бизнесмена точным выстрелом в лоб. Пуля пробила череп, вывалив мозг. О чем гаденыш думал?

Повисла гробовая тишина: визги прекратились, станки не трещали, но раздался скромный вздох из угла. Прежний парнишка наблюдал за происходящим, прикрывая уже новые синяки. На лице ребенка не дрогнул даже один мускул: то ли был привыкшим к крови, то ли от природы безэмоциональным, но так или иначе он мог бы пригодиться. Тринадцатый кивком пригласил проследовать за ним и, не оглядываясь, спустился в цех.

Дети заинтересованно выглядывали из-за верстаков. Принц оповестил, что они могут идти по домам, но предложил работать на него за большую плату, а затем отправился в свое убежище вместе с подростком. Позже тот рассказал, что его продала овдовевшая с началом войны мать еще в совсем малом детстве. Даже имени своего он не помнил…

…

Война закончилась. Прошли годы. И зажатый подросток стал серьезным воином, которого назвали Люпусом. Тринадцатый лично занимался обучением – в эти минуты он ощущал себя ближе к отцу; и всем сердцем радовался, когда парень в поединке едва не одолел его не хитростью, но силой, однако мастерство Принца все же одержало верх.

После того занятия они сидели на покосившейся лавочке и болтали, просто и беззаботно, о преданиях, героях и злодеях, оборотнях. Было приятно иметь кого-то, кому можно было доверять помимо Альфреда. И тем удивительнее, что им стал обычный оборванец. Возможно, даже среди черни попадаются самородки, возможно, жизни в достатке достойны и презренные, достойны возможности развивать таланты, чтобы вернуть величие Орзоку.

Тринадцатый снял фамильный перстень, надел ученику на мизинец – единственный палец достаточно тонкий – и предложил быть отныне претором, верным спутником и стражем, на что получил одобрительный кивок и улыбку, столь редко появляющуюся на его лице.

Ночью они с горсткой бойцов вломились в резиденцию, принадлежащую Принцу по праву крови, которой, к слову, в тот день было пролито не так много. В доме не оказалось члена совета, а все комнаты были покрыты пылью и пустовали – вся мебель была вынесена подчистую. Зато в подвал, видимо, тоже никто долгое время не заглядывал. Там стояла заветная статуя орла, и Тринадцатый доверил Люпусу честь просунуть в клюв руку. Птица сложила крылья, открыв лестницу, в конце которой была спрятана комната, забитая золотом, алмазами, аметистами – она сверкала разными цветами, ласкающими взгляд. А истинной жемчужиной было подобие алтаря в центре: молящаяся фигура держала позолоченный кинжал с нефритовым глазом на рукояти, а лезвие украшали разводы морской волны…

Дверь в лавку распахнулась. Рамка, висевшая на гвозде, упала на пол, обнажив фотокарточку. Чей-то ботинок придавил изображение двух мужчин: седеющего с тростью, и мускулистого, поддерживающего локоть другого. Пассье выгнул бровь и резко развернулся, отпустив торговца. Тот свалился и сплюнул на пол, образовав мутно-красный сгусток с чуть белым выступом.

Гигант из дверного проема проревел что-то несуразное и устремился на незваного гостя. За мгновение он проскочил добрых десять метров и врезался в Пассье, перекинув через прилавок прямиком на стеллаж с антиквариатом. Каскад драгоценнейших произведений накрыл парня, сдавленно хватавшего воздух, но его рука успела подхватить особо примечательный экземпляр: три человека заливали алой жидкостью колодец.

Через секунду сосуд разбился о лысую голову великана, придавив лицом к красному дереву. Удар оказался сильным, но недостаточно – мужчина попытался подняться, сверлив взглядом оппонента: холодного молокососа с уродливым шрамом на щеке. Пассье воспользовался промедлением: схватил одной рукой лоб, а другой – септум быка, усилием спины вырвав кольцо из мягких тканей носа. Амбал вновь взревел, но уже от боли; его глаза горели ненавистью, пока один не выбил серебряным украшением юноша. Противник со стонами согнулся в четверть. Вся мощь покидала тело сквозь раны.

– О нет! Прошу, с-с-смилуйтесь, я заплачу… Заплачу! – раздались всхлипы из-под обуви Пассье.

– С процентами, – выдавил он, бросив окровавленное кольцо.

– Д-д-да… конечно, возьмите деньги из кассы… Там… – мольбы прервал приступ кашля, но когда старик был готов продолжать, в продолжении уже не было необходимости. Молодой человек достал купюры из хранилища и направился к выходу, перешагнув пресмыкающегося словно змею.

– Тринадцать тысяч марок. Остальное можешь потратить на восстановление, – выпалил Пассье и скрылся за порогом в темноте.

Мрак уже не оставлял на коже иней: за те несколько недель, что приходилось тайно сбегать из-за решетчатых окон казарм, Пассье слился с тенями. Даже его глаза уже были способны приметить комочек серо-мшистого пуха на картонке в одном из переулков. Грузные ботинки маршировали в миллиметрах от кучки, едва не раздавив. Тощее существо испуганно вскочило, зашипело и выставило один отломанный клык, а другой длинный как спица, против нарушителя.

Юноша не мог оглянуться, неосознанно скривив губы. Время поджимало: скоро хватятся в гарнизоне, но оставалось еще одно дельце. Работа на подпольный Синдикат подходила к концу, и он мог бы наконец избавиться бы от поруки необходимой для плана. К сожалению, только у бандитов он мог раздобыть поддержку, которая не стала бы задавать вопросов. Хотя это было бы не самое жестокое, что они претворяли в жизнь. Убивают людей и получше террористов…