– Капитан?.. – сказала она вопросительно, приветствуя его.

– Капитан Перри, мэм. – Он протянул ей сильную руку, из другой не выпуская штурвала. – Счастлив видеть вас на борту. У вас есть попутчик. Его светлость герцог Сент-Джулз.

– Его светлость и я уже знакомы, – спокойно ответила Арабелла, не сводя глаз с Джека.

– И так уж случилось, что знакомы очень хорошо, – сказал Джек. – Капитан Перри, это моя жена герцогиня Сент-Джулз.

Том Перри уставился на обоих своих пассажиров:

– Прошу прощения. Я и понятия не…

– Как вы могли знать? – перебил его Джек. – Я и сам не имел представления. – Он взял жену за локоть. – Если вы нас извините, капитан, мы отлучимся минуты на две.

Он повел Арабеллу к уже знакомому трапу, предоставив Тому таращить на них глаза.

– Внизу слишком душно, – запротестовала Арабелла, когда они приблизились к трапу. – Там никого нет. – Она жестом указала на нос корабля.

Джек неохотно согласился, слабо кивнув. Они направились на нос и нашли небольшое свободное местечко, осторожно переступив через канат. Она смотрела за борт, ожидая, когда муж к ней присоединится.

– Не желаешь ли объясниться? – спросил он.

Голос его звучал обманчиво невозмутимо, когда руки его легли на поручни. Костяшки пальцев побелели.

– Я полагала, что это очевидно.

С резким надтреснутым смешком он повернулся к ней, опираясь спиной о поручни.

– Когда речь о тебе, не бывает ничего очевидного, дорогая. Я давно это усвоил. А теперь, если ты будешь так любезна, я хотел бы…

Она заговорила спокойно и тихо, но в речи ее слышалась непоколебимая сила и твердость:

– Я не Фредерик. Во мне есть кровь Лэйси, но я и мой брат – не одно и то же. Ты женился на мне по собственному усмотрению, и у тебя были свои резоны. Я всегда это понимала и считала, что это как-то связано с Фредериком. – Она продолжала смотреть на воду и, так как он ничего не ответил, продолжала: – Я рискнула выйти за тебя замуж и теперь поняла, что это было глупо, но то, что когда-то произошло между тобой и Фредериком, не имело ко мне никакого отношения. – Слова «ко мне» она произнесла с нажимом. – Я думала, что со временем ты это поймешь, и пошла на риск только по этой причине.

Между ними повисло тягостное молчание.

– Тебе нечего сказать? – спросила она с яростью, слегка повернувшись, чтобы видеть его профиль с упрямо сжатым ртом.

Сердце ее упало. Ее речь не произвела на него никакого впечатления.

– Я не могу просить прощения за то, что натворил Фредерик, и не прошу его…

– Довольно! – свирепо перебил он. – Не хочу, чтобы с твоих губ слетало его имя снова и снова. Ты больше не Лэйси. Твоей семьи нет. И впредь никогда не произноси его имени. Понятно?

– Я то, что я есть, – возразила она. – Я твоя жена, Джек. Я люблю тебя, но я не родилась твоей женой. Я здесь для того, чтобы помочь твоей сестре. – Она властным жестом поднятой руки заставила его замолчать. – Нет, не перебивай меня. Твоя сестра – и моя сестра тоже. Она нуждается в помощи. И никто не заставит меня забыть о моей ответственности за ее судьбу, которая следует из того, что она сестра моего мужа, а вовсе не из того, что мой трусливый сводный брат выдал ее.

Она не спускала с него яростного взгляда и не сдалась даже, когда он отвернулся.

– Подумай, Джек, – продолжала она. – Если бы не я, ты, возможно, так и не узнал бы, что Шарлотта, вероятно, еще жива. Если бы не это…

– Прекрати! – закричал он. – Неужели ты не понимаешь, что сводишь меня с ума?

Она сглотнула, пытаясь найти нужный тон.

– Да, – ответила она безыскусно. – Я это понимаю. Как же не понять? Я твоя жена. Я люблю тебя. Больше всех на свете. Поэтому твои дела – и мои тоже. Это очень просто, если дать себе труд задуматься.

Джек слышал ее слова, но, казалось, они его не трогали. На него словно смотрел Фредерик Лэйси, каким он был на площади Бастилии. Умри Шарлотта во дворе тюрьмы Ля Форс, то это произошло бы относительно быстро. Если же она не умерла… Он не мог вынести мысли о том, сколько ей довелось перестрадать. Побелевшими пальцами он вцепился в перила и невидящим взглядом смотрел на воды канала, забыв о женщине, молча стоявшей рядом.

Забытая им Арабелла оторвалась от перил и, держась за канаты, направилась к трапу и собственной каюте.

Ее спасением был гнев. Как он мог проявить столь мало человечности, понимания, так мало веры в нее? Арабелла захлопнула дверь крошечной каюты. Она обнажила перед ним душу, сказала о своей любви, и это его ничуть не тронуло. Он был все еще погружен в мерзкие мысли о мести, теперь уже застывшие, как охлажденная лава Везувия.

Она села на край скамьи и загляделась в иллюминатор. Солнце садилось, и море приобрело розоватый оттенок, потом цвет бледной бирюзы и, наконец, стало тускло-серым. На небе появилась вечерняя звезда, и до Арабеллы донесся запах стряпни. По палубе над ее головой простучали шаги. Корабль умеренно покачивался под порывами ветра.

Арабелла не знала, голодна ли или испытывает приступ тошноты, и все же продолжала сидеть, как в трансе, ожидая чего-то.

Раздался стук в дверь, и в ней вспыхнула надежда.

– Да, – откликнулась она.

Матрос отворил дверь:

– Прошу прощения, мэм, но не будете ли любезны отужинать с капитаном наверху? Или предпочитаете здесь?

Она уже была готова ответить, что ужинать не будет. Этот ответ висел на кончике ее языка, но она пересилила себя – победил здравый смысл.

Она ничего не ела с завтрака.

– Здесь, если можно.

Он, пятясь, вышел из каюты и через несколько минут вернулся с тарелкой рагу, ломтем хлеба и кувшином эля.

– Пожалуйста, мэм.

– Благодарю вас.

Она приняла у него поднос и села на койку. Пахло хорошо, и она, отломив кусочек хлеба, обмакнула его в подливку. Некоторое время она ела с удовольствием, потом снова почувствовала дурноту и отставила поднос. Она не привыкла путешествовать морем. Арабелла выставила поднос за дверь, разделась до нижней сорочки и заползла на койку под тонкие простыню и одеяло, где и осталась лежать, прислушиваясь к скрипу снастей, плеску волн о корпус корабля и глядя на серебряный блик от света звезд, проникавшего сквозь иллюминатор и освещавшего деревянный пол.

Джек и капитан ужинали на палубе. Ни один из них ни словом не обмолвился об отсутствии другой путешественницы, и Джек подсказал Тому Перри, чье неловкое молчание походило на беззвучный крик, нейтральную тему, заговорив об опасностях, подстерегавших корабли, курсировавшие между Англией и Францией.

– И кое-кто из тех, кого мы берем, сэр…

Том успокаивался и становился раскованнее, по мере того как уровень напитка в его кружке опускался. Разговор вертелся только вокруг Знакомых вещей.

– Несчастные… с трудом избежали гибели. Теперь мы берем всех. Не только аристократов, но и ремесленников, профессионалов. Для них не осталось места в их стране, но, думаю, достойны уважения люди, способные заработать своим трудом на приличную жизнь.

Он посмотрел на своего аристократического пассажира со смесью любопытства и беспокойства. Не говоря уже о странности раздельного путешествия герцогини и герцога, будто они и не были женаты, никогда нельзя было угадать, что думает путешественник, переправляющийся через Ла-Манш в Европу, о тамошнем хаосе. Гораздо легче было судить о настроении тех, кто прибывал оттуда.

Джек обмакнул хлеб в подливку.

– В самом деле, – сказал он.

Том Перри капитулировал – он осушил свою кружку и сказал:

– Простите, ваша светлость, но я веду корабль. Мне надо им управлять. Желаю вам доброй ночи. Надеюсь, она будет спокойной. Ветер изменился. Теперь дует юго-западный. Думаю, прибудем к четырем часам утра. К шести станем на якорь.

– Доброй ночи, капитан.

Джек снова наполнил свою кружку и неподвижно смотрел в пространство, не замечая звезд, мягкого бриза, пахнущего солью, и покачивания корабля. В голове его все еще не прояснилось. До сих пор им владела слепая холодная ярость, управлять которой было легко. Он видел ее так же ясно, как острие своей рапиры во время дуэли, как собственную шпагу во время урока фехтования у мэтра Альбера. Она разила с непререкаемой точностью и достигала цели. Но теперь в голове и сердце его была жаркая путаница, цель и ее достижение представали перед ними в виде хаоса.