За спиной Арабеллы Джек взял небольшую понюшку табаку, невозмутимо разглядывая гостей. Виконт мучительно пытался придумать, что ответить супруге на ее вопрос.

– Кто этот человек? – вопросила Лавиния, махнув веером в сторону герцога. – Что он здесь делает, леди Арабелла?

– Прошу прощения, я думала, вы меня слышали, – сказала Арабелла бесцветным голосом. – Позвольте мне представить вам наследника моего брата и нового владельца Лэйси-Корт. – На мгновение глаза ее загорелись, когда она заметила смятение и любопытство в изумленном взгляде Лавинии. Арабелла повторила, тщательно подбирая слова:

– Его светлость герцога Сент-Джулза.

На мгновение воцарилось потрясенное молчание, и Джек, положив в карман табакерку, отвесил поклон.

– Ваша светлость, – пробормотала леди (до сих пор герцоги не забредали в ее владения), – герцог Сент-Джулз… – Она протянула помертвевшую от волнения руку и пригладила голубиное гнездо, водруженное на голову, чтобы убедиться, что оно на месте.

На ее губах затрепетала угодливая улыбка.

– Он самый, мэм, – ответил Джек, снова отвешивая поклон.

– Ну… мы, конечно… в восторге, ваша светлость. Это такая честь. Эслоп, поклонись его светлости.

Она присела в реверансе, махнув рукой несчастному мужу. Эслоп покорно согнулся в низком поклоне, прижимая шляпу к груди.

– Ваша светлость!

Джек ответил ему лишь легким кивком, а его серые глаза на бесстрастном лице оставались холодными. Веер затрепыхался в руках ее милости.

– Я не знала, что его светлость в родстве с графом Данстоном. Конечно, в подобных обстоятельствах для леди Арабеллы нет ничего непристойного в том, что она будет делить кров с родственником. Не так ли, Эслоп? – Она властно кивнула мужу.

– Да, да, в этой ситуации, – забубнил виконт и невпопад добавил: – Я и не знал, что между этими двумя семьями есть родство.

Его супруга пронзила Арабеллу вопрошающим взглядом:

– Я так понимаю, что его светлость – ваш родственник, леди Арабелла?

– Ничуть не бывало, – спокойно возразил Джек.

Лавиния тотчас же обнаружила признаки возмущения такой безнравственностью:

– В таком случае… как… как вы можете быть его наследником?

– Разве вас это касается, мадам? – спросил Джек со слабой, но, несомненно, ледяной улыбкой.

Леди Эслоп вспыхнула. Краска залила ее шею и сильно нарумяненное и напудренное лицо. Теперь ее негодование дошло до высшей точки.

– Разумеется, это мое дело, если репутация нашего маленького сообщества под угрозой, а одна из наших соседок обесчещена, опозорена и благоприятное мнение о ней безнадежно погублено. И не важно, герцог вы или нет.

– Боже милостивый, мэм, неужто столь сокрушительные последствия может повлечь за собой всего лишь двадцатичетырехчасовой визит? – спросил Джек с удивлением. – Леди Арабелла, неужели дело так скверно?

Губы Арабеллы дрожали, но она овладела собой, хотя далось ей это нелегко. Она заговорила примиряющим тоном:

– Леди Эслоп, мой брат назначил своим наследником герцога и, поступив так, отдал меня под его покровительство. Его светлость Сент-Джулз заменяет мне брата.

– Не вижу разницы, – объявила леди. – Если, конечно, он не прячет где-нибудь в доме жену. Она здесь, сэр? – Леди Эслоп погрозила Джеку пальцем.

Арабелла испытала укол жалости к этой женщине. Она ведь понятия не имела, с кем связывается. Поэтому поспешила сказать:

– Мэм… леди Эслоп… Пожалуйста… в этом нет необходимости. Личные дела его светлости меня не касаются.

– Вы понятия не имеете, миледи, какой урон это нанесет вашей репутации, – провозгласила Лавиния, и голос ее стал визгливым. – Я не могу вам разрешить оставаться здесь. Эслоп, вели подать наш экипаж. Леди Арабелла поедет с нами.

Виконт посмотрел на Арабеллу, которая только покачала головой. Он поправил свой парик, кашлянул в кулак и попытался что-то произнести. Джек отвернулся, чтобы налить себе бокал мадеры из графина на пристенном подвесном столике. Он поднял графин, молчаливо предлагая выпить его милости, который, пробормотав что-то нечленораздельное, протянул свой бокал, чтобы его наполнили.

– Эслоп! – воскликнула его супруга. – Ты не можешь пить с этим человеком. Мне не важно, что он герцог. Теперь скажи леди Арабелле, чтобы она захватила свой плащ. Она поедет с нами.

Джек поднес бокал к губам. Виконт залепетал:

– Моя дорогая, я не могу этого сделать. Это нас не касается… Леди Арабелла нам не родственница. Право же, мы не можем…

– Ваш супруг совершенно прав, леди Эслоп, – заговорил Джек. – И, хотя я уверен, что вы беспокоитесь о репутации леди Арабеллы и ее нравственности, думаю, что она может сама позаботиться о себе. Уверяю вас, что ваше участие в таком деле, несомненно, нежелательно, ни в коей мере не оправданно и не умно.

Лавиния недоуменно заморгала. Она почувствовала опасность, исходившую от этого человека, устремившего на нее взгляд серых холодных глаз. Она была не первой, кто терял дар речи под этим взглядом. Лавиния метнулась к Арабелле. При этом ее кринолин задел изящную вазу на золоченой подставке, и та угрожающе закачалась. Лэди Эслоп пыталась найти подходящие слова.

– Вы об этом пожалеете, леди Арабелла. – Это было все, что ей удалось вымолвить. – Пойдем, Эслоп. Я приехала сюда с добрыми намерениями, а вовсе не для того, чтобы выслушивать оскорбления.

Ее юбки взметнулись, высокая пудреная прическа, увенчанная голубиным гнездом, яростно закачалась, и она направилась к двери, ведущей из гостиной. Ее муж бросил беспомощный взгляд на Арабеллу и герцога, потом осушил свой бокал и, пробормотав какие-то бессвязные слова прощания, затопал вслед за супругой.

Арабелла упала на диван, не в силах сдержать хохота:

– О, Мэг будет рвать и метать, оттого что пропустила такое представление!

Он только улыбнулся и продолжал цедить вино мелкими глотками:

– Вас не волнуют сплетни?

– О нет, – подтвердила она, вытирая выступившие на глазах слезы. – Я, конечно, пожалею об этом. Злоба Лавиния не имеет пределов. И ее угрозы не пустые, слова. Она растрезвонит по всему графству, что я погибшая женщина и живу во грехе с самим дьяволом. Смею предположить, что после этого я буду подвергнута остракизму.

– Баррет заступится за вас, – предположил он.

– Сомневаюсь, что даже вмешательство сэра Марка исправит дело, – ответила Арабелла. – Но мои друзья меня не оставят. А на остальных мне наплевать.

– Кто ваш и друзья? – спросил Джек, не сводя с нее внимательных глаз.

– Кроме Мэг и Барретов… еще Дэвид Кайл и его жена. Он викарий, младший сын графа Данливи. Он славный и не поверит ничему дурному, тем более тому, что я связалась с Люцифером. И Мэри тоже замечательная. Оба они очень добрые, – сказала она, сделав ударение на слове «добрые». – Но по большей части, общаясь с ними, я чувствую себя червяком.

Она встала, полагая, что следующим ее нежданным гостем будет, вероятно, Дэвид. Лавиния не станет попусту терять время и изольет свой яд в его священническое ухо.

– Пойду поработаю в оранжерее, – бросила она через плечо, направляясь к двери.

– Буду ждать вас в столовой в пять часов. Надеюсь, что об этом мы договорились.

– Как скажете. – Арабелла, закрыла за собой дверь.

Всю оставшуюся часть дня она трудилась в грязи и жаре. Как и всегда, уход за орхидеями принес ей ясность духа. В то время как ее руки пересаживали, подстригали, поглаживали растения, ум ее работал ясно и четко. В середине дня она вышла поухаживать за розами и выполоть траву в саду камней, и там, утопая в запахе свежей земли, опираясь о нее руками и коленями, с глиной под ногтями, она вдруг с полной ясностью представила то, что весь день маячило на периферии ее сознания. Будет ли брак с Джеком Фортескью хуже, чем все остальное?

Она и Мэг частенько обсуждали свои взгляды на брак как институт, предназначенный для порабощения женщин. Он всегда был таким, и едва ли оставалась надежда на перемены. По крайней мере пока право принимать законы оставалось прерогативой мужчин. Но некоторым женщинам удавалось устроить свою жизнь по-иному. Они заводили любовников, царили в литературных и политических салонах, покровительствовали искусствам и даже оказывали влияние на королей. Принц Уэльский был другом Джека. И разумеется, герцогиня, жена Джека, должна была бы встречаться с принцем и принимать его в своем доме. Почему бы ему не стать и ее другом? И не прислушиваться к ее советам? Разумеется, высказанным деликатно и умно. Она была двадцативосьмилетней девственницей, положенной на полку доживать свой век. Сама по себе такая судьба была ужасной… но оставаться старой девой и при этом утратить независимость было просто невыносимо.