Да, хозяин кабачка, как, впрочем, и почти все владельцы подобных заведений, отличался изрядной жадностью. И помощь в ней нуждавшимся оказывал далеко не бесплатно, пусть даже своим родственникам…

Старина Бо любил раннюю осень, когда по утрам на улицах было прохладно, но не слякотно, а тем более – не дождливо. Такие дни обещали приток посетителей с хорошим настроением, которые были не прочь пропустить по кружечке-другой его фирменного пива. Сам-то хозяин кабачка предпочитал крепкий кофе, который был редкостью в Фалленблеке. Тем не менее старина Бо неизменно выпивал каждое утро три чашечки этого дорогостоящего напитка, сидя на ступенях крыльца своего заведения и неторопливо покуривая длинную трубку. Вот и сейчас он, как обычно, сидел на крыльце, пил кофе, курил и размышлял о ночных гостях, занявших потайную комнату.

Проснувшимся воскресным утром в этой комнате тоже было о чем подумать. Идея укрыть профессора Малача и находящегося при смерти Ватранга Семьдесят четвертого в заведении дедушки Бо пришла Ксане. Вообще-то она предпочла бы забыть про гнома и оставить его там, на пляже. Но Зуйка категорически этому воспротивилась, и профессор ее поддержал. С немалым трудом девушки дотащили до лодки и погрузили в нее объемистое бесчувственное тело. После чего, вдвоем взявшись за весла, погребли в указанном Ксаной направлении.

Надежды Ксаны оправдались: ее пятиюродный дедушка не отказал в просьбе и приютил раненых. Правда, Ксане пришлось выслушать несколько не очень ласковых слов по поводу того, что она без спроса воспользовалась лодкой. Но затем старина Бо лично помог девушкам перетащить раненых в укрытие, принес для перевязок простыни, два кувшина воды и тазик, какие-то мази и даже бутылку крепкого вина – как он выразился, для восстановления сил. Не забыв, однако, упомянуть, что об оплате услуг разговор пойдет позже.

Единственный минус потайной комнаты состоял в том, что в ней не было окон и освещалась она единственной изрядно коптившей свечой. Но, с другой стороны, располагавшиеся в ней ранее и расположившиеся теперь пришли сюда не книжки читать. Вдоль одной стены стояли одна над другой в виде нар две широкие кровати, другая стена представляла собой стеллаж, заставленный различными предметами, имелось две табуретки и небольшая тумбочка, служившая также столом.

На нижнюю кровать уложили Ватранга Семьдесят четвертого, затем Ксана и Зуйка помогли профессору забраться наверх. Опасность его жизни не угрожала, но удар по голове давал о себе знать. Малач начинал что-то говорить, пробовал вставать, но в конце концов обессиленно откинулся на подушку и впал в забытье. Взволнованная Ксана попыталась привести его в чувство, но Зуйка успокоила ее, сказав:

– Не переживай, девочка, ничего страшного с твоим профессором не будет, завтра встанет, как огурчик… – И через короткую паузу добавила, озорно сверкнув глазищами: – Я имею в виду, профессор встанет.

– Чего-чего? – нахмурилась Ксана, но Зуйка уже напустила на себя серьезный вид:

– Все нормально, говорю, с профессором. А вот с гномом надо срочно что-то делать!

– И зачем мы только его сюда притащили! – в сердцах выпалила лекпинка.

– Дорогуша, а тебе не приходило в голову, что было бы очень бессердечно оставить его на пляже, истекающего кровью?

– Да?! А когда он со своими дружками обзывал меня бесстыжей девкой, это было очень сердечно?

– М-да, – ухмыльнулась Зуйка. – Тогда подумай своей лекпинской головой, какие бы выводы сделали родственники этого гнома после того, как узнали, что он подрался с эльфом, а потом нашли его бездыханное тело…

Ксана поджала губы и, пододвинув табурет, встала на него, чтобы посмотреть, как там профессор.

– И нечего дуться, – сказала Зуйка снизу, – лучше помоги мне посмотреть, что с этим толстяком. А то он и вправду окочурится.

Расстегнув камзол, весь пропитанный кровью, и с немалым трудом перевернув гнома на бок, ведьмочка стала осматривать рану, смачивая ее водой, чтобы смыть запекшуюся кровь.

– Дело плохо, – сказала она наконец.

– Умрет?

– Если бы он был лекпином, то умер бы уже давно, если бы человеком – то умер бы прямо сейчас, но эльфийская шпага пронзила гнома, а эти бородачи обычно очень крепки на раны. Но если мы не сможем оказать помощь, то до утра умрет и он. М-да… Видишь – шпага прошла насквозь, и мне кажется, что внутри она задела легкое.

– Легкое? – переспросила Ксана.

– Да. Потому что кровь еще и изо рта течет. Рану обязательно нужно закрыть там, внутри…

– Значит, нам срочно нужен доктор. Он должен помочь!

– За доктором бегать некогда. Я сама должна ему помочь.

– Но как ты сможешь?

– Девочка, ты забыла, что я ведьма. Давай-ка забирайся наверх, к своему профессору, и помолчи, – я буду колдовать!

Испуганная лекпинка забралась на верхние нары, чуть подвинула эльфа к стене и, свесившись, стала наблюдать за подругой. Та, покопавшись в карманах, нашла маленький уголек, затем задрала юбку, достала из потайного кармашка несколько крохотных бутылочек и расставила их на тумбочке. После чего скинула с себя рубашку, оставшись по пояс обнаженной, и принялась чертить на полу замысловатые фигуры. В точки пересечения линий ведьма капала горячим воском со свечи, а в три опорные точки поочередно капнула из разных бутылочек.

Закончив эти странные, на взгляд лекпинки, приготовления, Зуйка вылила себе на ладонь немного жидкости еще из одной бутылочки и принялась натирать свое тело. Воздух пронзили мучительно-тревожные, перемешанные ароматы леса, луга и реки, пламя свечи разгорелось сильнее обычного и заиграло на сосках ведьмы, превратив их в две маленькие звездочки.

Зуйка стащила Ватранга с кровати на пол, прямо на начерченный рисунок, развела его ноги и руки так, чтобы ступни и ладони оказались на закапанных воском местах, потом, шепча заклинания над горлышками открываемых бутылочек, стала по одной-две капли выливать на рану гнома. Следом взяла принесенную стариной Бо бутылку вина, принюхалась к запаху и, задрав голову, сделала три больших глотка. Вновь наполнив вином весь рот, она не стала глотать, а прыснула им на лежащего гнома, и капли, попавшие на рану, запузырились, шипя.

Не глядя сунув бутылку Ксане, ведьма уперла руки в бока и принялась сначала прыгать вокруг и через гнома, затем кружиться, да так быстро, что ее юбка превратилась в стремительно мелькающий шатер, под которым Ксане не стало видно раненого. Лекпинка видела только вращающуюся в быстром темпе подругу, волосы той растрепались, кожа блестела, грудь упруго подпрыгивала. Зуйка затянула мелодию, гармонирующую с витавшими вокруг ароматами, и закружилась еще быстрей, отчего у Ксаны самой начала кружиться голова. Она зажмурилась и приложилась к горлышку бутылки. Через некоторое время мелодия оборвалась, Ксана открыла глаза, и оказалось, что погружена во тьму.

– Зуечка, – испуганно прошептала лекпинка. – Зуечка, с тобой все в порядке?

Не дождавшись ответа, Ксана осторожно спустилась с нар, шаря руками, добралась до тумбочки, нащупала и запалила свечу. С удивлением обнаружила, что толстяк-гном снова лежит на нижних нарах, к тому же туго перебинтованный разорванной на куски простынею, которой снабдил их дедушка Бо. Зуйка лежала на полу, свернувшись калачиком.

– Зуечка, милая, что с тобой? – Ксана принялась трясти подругу и с облегчением вздохнула, когда та тихонько застонала.

Через мгновение лекпинка уже прикладывала к лицу ведьмы смоченную в холодной воде тряпку.

– У тебя вино осталось? – спросила вдруг Зуйка, открыв глаза.

– Сейчас. – Ксана вскочила на табуретку, пошарила на верхних нарах и спустилась с бутылкой в руках. – Вот, несколько глотков еще есть.

– Давай сюда, – протянула Зуйка руку. – А сама давай лезь к своему профессору.

– А ты что же, на полу останешься? Может, тебе лучше наверх?

– Дурочка, – нашла силы для улыбки ведьма. – Если ты меня рядом со своим Малачом положишь и оставишь на целую ночь, я ведь ни за что не поручусь…