Танкисты вновь прибывшей группы приняли боевое крещение в районе северо-западнее Мадрида.

Городки Лас-Росас и Махадаонда, которые предстояло взять батальону под командованием М.П. Петрова, франкисты укрепили основательно.

«Вообще надо сказать, – пишет Шухардин, – что для атакующих испанские селения – крепкий орешек. Массивные каменные дома, узкие улочки делают их весьма удобными для обороны. Почти без каких-либо дополнительных укреплений обыкновенный городок превращался в опорный пункт».

К тому же следует добавить, что франкисты, встревоженные успешными действиями первой группы советских добровольцев-танкистов, взвыли о помощи к своим хозяевам, которую незамедлительно получили в виде 37‑миллиметровых противотанковых пушек Круппа и новых бронебойных снарядов шведской фирмы «Бофорс».

В феврале 1937 года начались бои на Хараме. Небольшая речка южнее Мадрида приковала к себе внимание всего мира. Здесь мятежники предприняли очередное наступление на Мадрид, стремясь перерезать единственную дорогу, соединяющую Мадрид с важнейшими портами, через которые шло обеспечение республиканцев оружием и боеприпасами.

Советским танкистам пришлось действовать в сложных условиях. Еще с рассветом танки выходили из района сосредоточения и возвращались туда, когда было уже темно. А в течение дня участвовали в непрерывных атаках или отражении контратак противника. Нервное напряжение было настолько сильным, что некоторые экипажи приходилось заменять, давая им отдых.

После небольшой передышки 12 февраля фашисты возобновили наступление на Мадрид. В бой были брошены все имевшиеся у республиканцев силы. К вечеру с поля боя на сборный пункт не вернулось несколько танков. Не было и танка начальника штаба батальона Г.М. Склезнева. Как только совсем стемнело, поисковая группа направилась на розыск товарищей, но проникнуть в расположение мятежников не смогла: фашисты освещали все пространство прожекторами, вели огонь по пристрелянным ориентирам…

Бригада несла потери от противотанковых орудий. Потребовалось сфотографировать на поле боя пораженные снарядами этих орудий танки. Такую задачу получил лейтенант Петр Махура. И он ее выполнил: сфотографировал истерзанные артиллерийским огнем фашистов и сгоревшие Т-26.

Когда лейтенант уже возвращался к своим, внезапно появились цепи марокканцев. Они намеревались отрезать ему путь. Махура, не раздумывая, на своем Т-26 прыгнул с обрыва в реку Сегре. Ему это было не в новинку. На родине, в Белорусском военном округе, танкисты не раз заставляли свои танки перепрыгивать через рвы, используя для этой цели трамплины. И учил их этому капитан Арман…

Ночью Махура вышел к сопкам, и вскоре пакет с фотографиями подбитых танков начал свой опасный и сложный, но очень быстрый путь. Сначала он попал в руки мотоциклистов из отряда «Парижская коммуна», затем – к мотоциклистам из Барселоны и, побывав еще в нескольких руках, прибыл в Москву в Автобронетанковое управление Красной Армии.

Начальник управления Густав Густавович Бокис и начальник Военной академии механизации и моторизации РККА Иван Андрианович Лебедев долго совещались, рассматривая фотоснимки танков с зияющими пробоинами.

– Что скажете? – спросил Бокис у Лебедева.

Лебедев вздохнул:

– Обычная броня в 15–20 миллиметров может предохранить только от пуль. Нужна броня более толстая.

– Более толстая… 30, 40, 50, 70 миллиметров, больше или меньше? – сдержанно спросил Бокис.

– Об этом надо подумать.

– А какой двигатель потянет такой танк с толстой броней? А ходовая часть?

– И это – для размышлений…

События в Испании подтверждали мысль военных специалистов, что обычная 15–20‑миллиметровая броня предохраняет только от пуль. Правда, в наши войска к этому времени уже стал поступать новый танк БТ-7, броня которого была на 5 миллиметров толще, чем у Т-26. Однако специалисты понимали, что быстро развивающееся противотанковое и танковое вооружение скоро преодолеет этот бронебарьер.

Позже, когда Бокис и Лебедев пришли к единому мнению, на имя наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе пошла специальная записка. В ней была детально обоснована необходимость применения для танков толстой брони.

…Нарком долго разглядывал испанские фотографии. Больно было смотреть на фото одной из Т-26, с которой снесло башню: «Люди, люди, – мучительно думал Орджоникидзе, – наши люди погибли в этих железных коробках… Сгорели».

Да, кровью, нередко ценой жизни советские танкисты в Испании добывали для советских конструкторов сведения о недостатках наших танков. Пренебрегать ими было не только нельзя, но и преступно.

В январе 1937 года из Испании вернулся Поль Арман. Через несколько дней его пригласили в Кремль. Заместитель Председателя Президиума Верховного Совета Союза ССР Григорий Иванович Петровский вручил ему Грамоту Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза.

Советское правительство, придавая большое значение урокам боев в Испании, решило созвать совещание в Кремле. В наркомате обороны шла тщательная к нему подготовка. В числе других докладчиком намечался и Поль Арман. Ему поручили рассказать о выполнении специального задания танкистами. Время на доклад – 15 минут.

5 февраля 1937 года в Овальном зале Кремля собрались группа участников боев в Испании, работники оборонной промышленности, главные конструкторы, высший командный состав, руководители партии и правительства. Председательствовал на совещании нарком обороны К.Е. Ворошилов.

Первому предоставили слово комкору Смушкевичу, который доложил о действиях в небе Испании наших летчиков.

Суть его доклада позже изложена в книге «Цель жизни» Александра Сергеевича Яковлева, в главе «Уроки Испании». Там сказано:

«В Испании И-15 и И-16 впервые встретились с «мессершмиттами». Это были истребители Ме-109В с двигателем Юнкерса ЮМО-210 мощностью 610 лошадиных сил, и скорость их не превышала 470 километров в час.

Наши истребители по скорости не уступали «мессершмиттам», оружие у тех и других было примерно равноценное – пулеметы калибра 7,6 миллиметра, маневренность у наших была лучше, и «мессерам» сильно от них доставалось.

Этому обстоятельству руководители нашей авиации очень радовались. Создавалась атмосфера благодушия, с модернизацией отечественной истребительной авиации не спешили. Тем временем гитлеровцы проявили лихорадочную поспешность и учли опыт первых воздушных боев в небе Испании».

– Теперь послушаем Героя Советского Союза майора Армана, – объявил К.Е. Ворошилов.

Арман слушал и не слушал доклад комкора Смушкевича. Он был поглощен мыслью, как за 15 минут сказать самое важное и ничего не упустить. Поэтому и не услышал приглашения Ворошилова.

– Товарищ Арман! – повторил нарком обороны. – Вы что, плохо слышите?

– Ты что, не знаешь, что со временем все танкисты становятся пациентами врача «ухо, горло, нос», – сказал Сталин, обращаясь к Ворошилову, очевидно, помогая Арману выйти из затруднительного положения.

Арман никогда еще так близко не видел Сталина. Его поразили исключительная простота и скромность одежды. На нем был полувоенный китель и темные брюки, слегка приспущенные на голенища мягких, кавказских сапог. В руке держал свою неизменную трубку.

Еще слушая комкора Смушкевича, Арман заметил, что Сталин внимателен к докладчику. Время от времени почти не слышно выходил из-за стола, прохаживался, возвращался к столу, делал записи в блокноте карандашом.

Сталин перебивал докладчика на полуслове вопросами, в которых была строгая дотошность, стремление проникнуть в глубь проблем, связанных с тактическими, техническими свойствами самолетов, известными только узким специалистам. Вопросы его были точны и не допускали приблизительных, туманных ответов. Присутствующие знали, что вооружение и перевооружение армии – давний, прочный и глубокий интерес Сталина.

Арман коротко рассказал о боевых действиях танкистов и сразу же перешел к характеристике танка Т-26, особенно его ходовой части.