Принципы режимов в целом определяют цели, которые, как ожидается, будут преследовать их участники. Например, принципы послевоенных торговых и валютных режимов подчеркивают ценность открытых, недискриминационных моделей международных экономических трансакций; основополагающий принцип режима нераспространения заключается в том, что распространение ядерного оружия опасно. Нормы содержат несколько более четкие предписания членам относительно легитимного и нелегитимного поведения, но при этом определяют ответственность и обязательства в относительно общих терминах. Например, нормы Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ) не требуют от членов немедленно прибегнуть к свободной торговле, но содержат предписания членам придерживаться практики недискриминации и взаимности и двигаться в сторону большей свободы. Основой режима нераспространения является норма, согласно которой члены режима не должны действовать таким образом, чтобы способствовать распространению ядерного оружия.

Правила режима трудно отличить от его норм; на периферии они сливаются друг с другом. Правила, однако, более конкретны: они более подробно указывают на конкретные права и обязанности членов режима. Правила легче поддаются изменениям, чем принципы или нормы, поскольку может существовать более одного набора правил, способных достичь определенного набора целей. Наконец, на том же уровне конкретности, что и правила, но относящиеся к процедурам, а не к субстанциям, процедуры принятия решений в режимах обеспечивают способы реализации их принципов и изменения их правил.

Здесь может быть полезен пример из области международных валютных отношений. Важнейшим принципом режима международного платежного баланса с момента окончания Второй мировой войны стала либерализация торговли и платежей. Ключевой нормой этого режима был запрет государствам манипулировать своими валютными курсами в одностороннем порядке для достижения национальной выгоды. В период с 1958 по 1971 год эта норма реализовывалась посредством привязки обменных курсов и процедур консультаций в случае их изменения, дополненных различными средствами, помогающими правительствам избежать изменения обменного курса путем сочетания заимствований и внутренней корректировки. После 1973 года правительства придерживались той же нормы, хотя в системе плавающих валютных курсов она реализовывалась более неформально и, вероятно, менее эффективно. Рагги (1983b) утверждает, что абстрактный принцип либерализации с учетом ограничений, налагаемых принятием государства всеобщего благосостояния, сохранялся на протяжении всего послевоенного периода: «встроенный либерализм» сохраняется, отражая фундаментальный элемент преемственности в режиме международного платежного баланса. Норма о недопустимости манипулирования также сохранилась, хотя конкретные правила системы 1958–1971 годов, связанные с корректировкой, были сметены.

Понятие международного режима является сложным, поскольку оно определяется четырьмя различными компонентами: принципами, нормами, правилами и процедурами принятия решений. Заманчиво выбрать один из этих уровней специфики – в частности, принципы и нормы или правила и процедуры – в качестве определяющей характеристики режимов. Такой подход, однако, создает ложную дихотомию между принципами, с одной стороны, и правилами и процедурами – с другой. Как мы уже отмечали, на периферии нормы и правила невозможно резко отличить друг от друга. Трудно, если вообще возможно, провести различие между «неявным правилом», имеющим широкое значение, и хорошо понятным, относительно конкретным принципом работы. И правила, и принципы могут влиять на ожидания и даже ценности. В сильном международном режиме связи между принципами и правилами, скорее всего, будут тесными. Действительно, именно связи между принципами, нормами и правилами придают режимам легитимность. Поскольку правила, нормы и принципы так тесно переплетены между собой, суждения о том, являются ли изменения в правилах изменениями режима или просто изменениями внутри режимов, обязательно содержат произвольные элементы.

Краткое рассмотрение международных нефтяных режимов и их запретов может помочь нам прояснить этот момент. В международном нефтяном режиме до 1939 года доминировало небольшое число международных компаний, и он содержал четкие предписания относительно того, где и на каких условиях компании могут добывать нефть, а также где и как они должны ее продавать. Правила соглашений «Красная линия» и «Ахнакарри» или «Как есть» 1928 года отражали «антиконкурентный этос», то есть основной принцип, согласно которому конкуренция разрушительна для системы, и норму, согласно которой компании не должны в ней участвовать (Turner, 1978, p. 30). Этот принцип и эта норма сохранились и после Второй мировой войны, хотя межправительственный режим с четкими правилами не был установлен из-за провала Англо-американского нефтяного соглашения (о нем речь пойдет в главе 8). Запреты на снижение цен отражались скорее в практике компаний, чем в формальных правилах. Тем не менее эти запреты оказали сильное влияние на ожидания и практику основных игроков, и в этом смысле критерии режима – пусть и слабого – были соблюдены. Однако по мере того, как правительства стран-производителей становились все более решительными, а бывшие независимые компании выходили на международные рынки, эти договоренности рушились; после середины-конца 1960‑х годов режима в целом для проблемной области не существовало, поскольку нельзя было сказать, что все влиятельные игроки признали обязательность каких-либо предписаний. Скорее, имело место «перетягивание каната» (Hirschman, 1981), в котором все стороны прибегали к самопомощи. Организация стран-экспортеров нефти (ОПЕК) стремилась создать режим производителей, основанный на правилах нормирования добычи нефти, а потребители создали чрезвычайную систему обмена нефтью в новом Международном энергетическом агентстве, чтобы противостоять угрозе выборочного эмбарго.

Если бы мы обратили внимание только на принцип недопущения конкуренции, то увидели бы преемственность: какие бы доминирующие игроки ни были, они всегда так или иначе стремились к картелизации отрасли. Но это означало бы упустить главное – то, что произошли серьезные изменения. С другой стороны, мы могли бы сосредоточить свое внимание на очень специфических конкретных договоренностях, таких как различные совместные предприятия 1950–1960‑х годов или конкретные положения по контролю добычи, опробованные ОПЕК после 1973 года, и в этом случае мы бы наблюдали картину непрерывной изменчивости. Значимость наиболее важных событий – распада старых картельных соглашений, подрыва позиций международных мейджоров в 1960‑е годы и усиления влияния правительств стран-производителей в 1970‑е годы – могла быть упущена. Только сосредоточившись на промежуточном уровне относительно конкретных, но политически значимых соединений, называем ли мы их правилами, нормами или принципами, концепция режима помогает нам выявить крупные изменения, требующие объяснения.

Как следует из наших примеров с деньгами и нефтью, мы считаем, что сфера действия международных режимов в целом соответствует границам проблемных областей, поскольку правительства устанавливают режимы для решения проблем, которые, по их мнению, настолько тесно связаны, что их следует решать вместе. Проблемные зоны лучше всего определять как наборы вопросов, которые фактически решаются в ходе общих переговоров и одними и теми же или тесно координируемыми бюрократическими структурами, в отличие от вопросов, которые решаются отдельно и нескоординированно. Поскольку проблемные области зависят от восприятия и поведения акторов, а не от присущих предметам свойств, их границы постепенно меняются с течением времени. Например, пятьдесят лет назад не существовало области океанов, поскольку отдельные вопросы, которые сейчас объединены под этим заголовком, рассматривались отдельно; но уже тогда существовала международная валютная область (Keohane and Nye, 1977, ch. 4). Двадцать лет назад торговля хлопковым текстилем имела свой собственный международный режим – Долгосрочное соглашение по хлопковому текстилю – и рассматривалась отдельно от торговли синтетическими волокнами (Aggarwal, 1981). Проблемные зоны определяются и переопределяются в зависимости от меняющихся моделей человеческого вмешательства; так же меняются и международные режимы.