Если тут кто начнёт порядок нарушать… Ему только скажут: «Альберт!» – Алёшка моментально нарушителя морским узлом завяжет и вышвырнет.

Он подумал о том, как однажды встретит своих одноклассников или бывших товарищей по команде и пригласит их всех в бар! И сделает для них самый дорогой коктейль «Огни Москвы», или «Аист», или «Весеннюю мелодию» – хоть тридцать штук! И всё бесплатно! Пусть знают, что за человек Альберт Кусков.

При воспоминании о школе, о делах в классе настроение ещё больше испортилось.

Когда Кусковы переехали в новый район, в новую квартиру, и Алёшка пошёл учиться в новую школу, его уже никто не дразнил. Школа только что организовалась, все ребята в классе были новички. А что Алёшка иногда говорил немного на «о», никого не волновало. В классе некоторые заикались так – двух слов выговорить не могли, и то ничего.

Наверно, время дразнилок прошло! Подросли. Поумнели. А может, класс попался такой дружный. Алёшка над этим не думал. У него всё равно с классом отношения не сложились.

Он привык жить от тренировки до тренировки, а всё остальное время считал большой переменой. И на уроках ничего не делал – так, водил авторучкой в тетрадке для вида, чтобы учитель не приставал, а вообще-то «расслаблялся» и ждал звонка.

Настоящая жизнь начиналась для Алёшки вечером, когда он надевал кимоно и выходил на татами. Иногда, правда, становилось Кускову как-то не по себе от того, что он один.

В классе все быстро сдружились, ходили вместе в кино, друг к другу на дни рождения, но всё это Алёшку не касалось. Пионерские сборы он не посещал, металлолом не собирал, газету не выпускал…

–

Некогда мне ерундой заниматься, – говорил он, когда поначалу ребята пытались его вовлечь в свои дела. Ему нравилось вот так, по-взрослому отвечать им.

В начале этого года то один, то другой Алёшкин одноклассник подходил к нему – предлагал «на буксир» взять. Дольше всех одна девчонка приставала – Вера Комлева. Даже домой к нему приходила, пока однажды Алёшка не пригрозил, что, если она не отстанет, он её отлупит.

На другой день в классе с ним никто не разговаривал, словно его и в школе не было.

Он и так и сяк пытался исправить ошибку. Один раз ведро с водой на дверь поставил – первого вошедшего облил. Облитый шутки не понял, и заварилась такая каша… На Кускова махнули рукой и отступились от него как от пропащего окончательно.

«Ничего! Ничего! – думал Алька, каждый вечер облачаясь в кимоно. – Наши ребята из команды – что они, со своими классами дружат, что ли?»

–

Раз, два, раз, два… – кричал тренер. – Бросок! Бросок!

Алёшка научился отгонять неприятные мысли. Они мешали бороться! Один раз он, правда, подумал: почему это все ребята расходятся по двое, по трое, а он всегда идёт домой один? Почему никому не бывает с ним по пути?

Он думал об этом несколько дней, так ничего не придумал и спросил у отца:

–

Пап, а почему со мной никто не дружит?

–

А зачем тебе? – ответил отец. – Ты же сильнее всех в команде. Так или не так?

–

Так.

–

Они тебе завидуют. Ты на голову их выше в спорте. Понял! И так держись.

–

И ещё я живу далеко, – подсказал Лёшка.

–

Тем более, – согласился отец.

И всё-таки Лёшка не успокоился, он чувствовал, что причина не в этом.

И вот на прошлой неделе по телевизору шла передача про «Героя нашего времени» М. Ю. Лермонтова. Как стал ведущий объяснять, почему Печорин был так одинок, Кусков даже рот открыл: всё было про него, про Алёшку.

–

Я же лишний человек! Точняк! – решил он. Все от него носы воротят, потому что никто его понять не в состоянии. А он на Печорина даже похож! Как там было сказано, что у героя нашего времени были светлые волосы и тёмные усы! И у Альки тоже! Только наоборот: голова тёмная, а брови совсем белые!

Он посмотрел на себя в зеркальную стенку бара. Да, вот был бы у него кожаный пиджак, джинсы, туфли, как у отца… Ну ничего! Теперь начнётся новая жизнь!

–

Папа! – сказал он. – Я обратно возвращаться не хочу!

–

Угу, – машинально ответил отец, заваривая себе кофе в фырчащей паром кофеварке.

–

Я домой больше не пойду!

–

Что? – Отец повернулся к Алёшке. – Ты что, вообще? А где жить будешь?

«У тебя! Где же ещё!» – хотел сказать Лёшка, но отец его опередил.

–

На меня не рассчитывай! Ты думаешь, я что? Вольный ветер?

«Я ему не нужен, – обмер Лёшка. – Я – лишний! Всем лишний! И в школе, и в секции, и матери, и отцу!» Туман застлал перед Алькиными глазами полки с пестрыми бутылками.

«Эх! – подумал он тоскливо, – Били бы у меня деньги.

Рванул бы я отсюда далеко-далеко, к морю!»

Стоило ему представить голубые волны, жёлтый песок и самого себя в белом костюме под пальмами на набережной, как все печали исчезали. Но сейчас даже самая эта заветная мечта не помогала.

«Я – лишний человек! Лишний! Лучше бы мне не родиться! – Ему было больно повторять про себя эти слова, но он не мог остановиться. (Так хочется отколупывать корочку на ссадине: и больно, и медсестра, что смазывала ссадину зелёнкой, трогать не велела, а удержаться невозможно.) – Было бы у меня много-премного денег, я бы им всем показал! И матери, и тренеру, и этому Ивану Ивановичу! » Большая горячая слеза выкатилась из Алькиного глаза и капнула в стакан с соком. Кусков вздрогнул, оглянулся – не заметил ли отец?

Но отцу было не до него: в бар вошли двое и направились к стойке.

Глава четвёртая

НА КРАЙ СВЕТА!

–

Привет! – крикнул отец.

–

Здорово! – ответил один из вошедших, худущий парень в линялых джинсах и в свитере. Второй, грузный, прочно уселся на длинноногий табурет прямо против бармена. Алька увидел потрясающие модерные очки в золотой оправе, с дымчатыми стёклами, крепкий подбородок с ямочкой и седеющие виски. Совсем как на иностранной этикетке «Курите только сигареты «Мальборо». Всё совпадало. И невесомая небрежно расстёгнутая рубашка – стопроцентный натуральный хлопок, и тонкой кожи пиджак…

–

Ну? – спросил человек с этикетки.

–

Есть! – Отец наклонился и стал шептать что-то в самое ухо этому красивому широкоплечему человеку. Если бы он не шептал, Алёшка и не стал бы вслушиваться – мало ли какие могут быть у отца дела. Он бы сидел и рассматривал этого незнакомца и прикидывал бы, сколько стоит его пиджак или тяжёлые фирменные ботинки. Но у отца был такой таинственный вид, что Алёшка невольно вытянул шею. А тут ещё незнакомец протянул руку, и прямо в глаза Алёшке сверкнула запонка. Он никогда такой не видел: золотая, с цепочкой, по золоту – чёрные эмалевые орлы!

Отец мгновенно что-то вложил в белую сильную руку, и этот удивительный человек вынул из кармана окуляр, как у часовщика, и стал рассматривать что-то.

«Сейчас он скажет: «Это я беру», или: «Тебя надули, крошка!» —так всегда в иностранных кинофильмах говорят».

–

Беру, – сказал грузный.

Алька потянулся изо всех сил, стараясь заглянуть за широкое плечо незнакомца, табурет под ним наклонился, и Кусков рухнул грузному на спину.

–

Ну! – железная рука сгребла Алёшку.

–

Этот пацан мой сын… —залебезил отец.

Грузный отпустил Кускова.

–

А ты куда смотришь? – сказал он тощему.

–

Так это ж его парень!

–

Тебя что, мальчик, не учил папа, что подслушивать нехорошо?

–

Да он не подслушивал! – тараторил отец. – У него сегодня настроение шальное: мамаша его, супруга моя бывшая, замуж собралась, так он сбежал из дома, в знак протеста.

–

Молодец, – похвалил незнакомец, в упор разглядывая Алёшку. – Значит, ты человек действия. – Он улыбнулся, но от улыбки его лицо не переменилось, словно он эту улыбку надел и снял, как шляпу примерил. – Замуж собралась – знакомая история… А величать тебя как?

–

Альберт! – бухнул с перепугу Кусков.

–

Ого! Однако, – удивился грузный. – А меня всего- навсего Вадим Алексеевич. Или просто Вадим. – Рука Алёшкина утонула в его большой горячей ладони. – Ушёл, значит, из дома? Так. И что же собираешься делать дальше, как будешь жить?