— Пройдёмся после работы? — предложил он, чувствуя, что сама собой на его лице засветилась улыбка.

Илия с готовностью согласилась, и вечером они отправились в парк вокруг управления.

Тревожные мысли Леона поутихли; он чувствовал теперь умиротворение, глядя на Илию, слушая её смех — она весело рассказывала про историю, которая приключилась с её братом, — любуясь ею.

Они проходили возле пруда, и он вдруг вспомнил мелькнувшую у него сегодня нелепую потребность посидеть под деревом — обычно он такого не делал.

«Почему бы и нет?» — подумалось ему. Он не раз встречал в городском парке влюблённые парочки, которые сидели прямо на земле и явно наслаждались таким времяпрепровождением, и ему теперь хотелось испытать самому то, что он так часто видел со стороны.

— Ты не против посидеть здесь? — решил он всё же спросить на тот случай, если Илия переживает за своё платье.

Но, как оказалось, её это вообще не тревожит, и она сочла предложение великолепным.

Сидеть на земле было странно — в сквере хватало лавочек, и обычно Леон отдавал предпочтение им. Казалось, что он нарушает какое-то строгое правило — хотя, насколько он помнил, никаких правил такого рода в управлении не было, — и всё же он чувствовал себя неловко и странно. Илия, кажется, считала его неловкость, и решила её развеять: с лукавой улыбкой она неожиданно подалась к нему, опрокидывая его на спину, и нависла над ним.

Это компрометирующее положение привело Леона в смятение — хотя большая часть сотрудников уже отправилась по домам, а те, кто остался, работали в своих кабинетах, и едва ли бы их с Илией кто-то мог увидеть.

«Почему меня заботит, что бы они подумали? — недовольно укорил себя он. — Да, валяемся с любимой девушкой на земле как дети, и что?»

Приподнявшись на локтях, он поцеловал её — она ответила охотно и горячо. Её, кажется, вообще не беспокоил вопрос о том, увидит ли их кто или нет.

Леон же столкнулся с проблемой иного толка — то, как самозабвенно она отдавалась поцелуям с ним, не оставило его равнодушным, и ему уж точно захотелось теперь валяться с нею не земле совсем не как детям.

«Скорее уж свадьба бы!» — подумал Леон, отстраняясь от неё.

Не то чтобы на Понте многим было дело до формальностей — далеко не все пары ждали свадьбы для перехода на новый уровень отношений. Но Илия была строго воспитана, и Леон не хотел ставить её перед моральным выбором и заставлять разрываться между чувствами к нему и тем, чему её учили с детства. Он предпочитал немного помучиться самому, но уберечь от терзаний её.

К тому же, Илия пока ещё ни разу в своей жизни не испытывала страсти — она только начала открывать для себя эту сторону отношений, и, кажется, на данный момент её потребности ограничивались объятиями и поцелуями. Бережность, которой было пронизано его чувство к ней, призывала его и тут относиться к ней с особой осторожностью и не спешить.

Нацеловавшись, она завозилась в попытках устроиться у него на груди; он сел, чтобы ей было удобнее. Наконец, она со счастливым вздохом замерла в его объятиях. Волны глубокой нежности пробрали его насквозь, до самого нутра, вымывая собой все остальные переживания и тревоги. Он весь растворился в этом ощущении мирного счастья, с удовольствием погружаясь лицом в её мягкие волосы, приятно пахнувшие выветривившимися за день духами.

Илия положила свои руки на его обнимавшие её ладони; переплелась с ним пальцами. Затем, видимо, ей показалось этого мало и захотелось выразить свою нежность полнее: она подняла его руку к своему лицу и принялась целовать его пальцы и ладонь. Должно быть, она сама не очень понимала, насколько чувственны получаются ласки такого рода — ей хотелось лишь выразить своё глубокое, благоговейное чувство к нему, и она совсем не думала, какое воздействие на него окажут эти ласки.

С каждым толчком сердца желание всё больше овладевало им, дурманя голову и парализуя волю. Мирное счастливое состояние покинуло его; на смену ему пришли волнение и возбуждение, и в голове его сами собой стали крутиться картинки с дальнейшим откровенным продолжением этих ласк.

— Илия, — он жестом, пожалуй, слишком резким отнял у неё свою руку и постарался отодвинуться, — давай на этом закончим.

Она обернула к нему удивлённое лицо, не понимая причин этой внезапной холодности, и вздрогнула, обнаружив неожиданно для себя в его глазах совершенно хищное горящее выражение.

У неё совсем не было опыта такого рода, но она знала об этой стороне отношений из книг и от подруг, поэтому поняла, что значит этот взгляд. Это потрясло её — она впервые сталкивалась с тем, что пробудила в мужчине страсть, — и смутило.

Она сама, должно быть, ещё не была готова к углублению их отношений, но мысль о том, что он желает её — а она, она не удовлетворяет это его желание! — показалась ей совершенно кошмарной и мучительной. Острое чувство вины перед ним прошибло её насквозь.

Вина эта ясно отразилась на её лице, а вот глаза — глаза блеснули отчаянной решимостью — и по этой решимости Леон догадался, что никакие моральные терзания её мучить не будут, и она просто откажется от того, что считает правильным сама, чтобы угодить ему.

Это понимание неприятно его потрясло; он не хотел, чтобы она жертвовала своими чувствами и потребностями ради него, а, судя по всему, именно это она и собиралась сделать.

— Я люблю тебя, — мягко сказал он, прикасаясь к её щеке.

Глаза её ярко блеснули; она прижалась к нему всем телом.

— Научи меня любить, — внезапно попросила она.

— Разве этому можно научить? — удивился он.

Она заглянула ему в глаза с надеждой и глубокой верой в него:

— Ты всё умеешь, — убеждённо утвердила она. — И так хорошо умеешь учить! — голос её дрогнул.

Её комплимент был ему очень приятен; он улыбнулся, но всё же отметил:

— И всё-таки научить любви невозможно, Илия.

Она нахмурилась и возразила:

— Нет, я уверена, ты всё это умеешь лучше меня! Просто научи меня, как всё делать правильно! — в голосе её прорезалась настойчивая требовательность.

У Леона вырвался смешок.

— Разве это не обесценивает саму суть любви? — попытался вразумить её он. — Что ж будет хорошего, если вместо того, как хочется, делать так, как якобы правильно?

Мнение Илии, однако, не изменилось.

— Да нет же! — воскликнула она. — Я просто хочу делать, как скажешь ты! — пылко утвердила она своё чувство.

В этих отношениях с Леоном сбылись все её заветные девичьи мечты. Он был заботлив и нежен, он был сильным и знающим, он всегда точно понимал, что делать, и на него всегда можно было положиться. И Илия так глубоко погрузилась в эти сокровенные отношения, что теперь ей только одного и хотелось — полностью отдать себя Леону и никогда ни о чём больше не думать, а только во всём повиноваться ему. Она теперь отдавалась ему со всем самозабвением юности, со всем максимализмом первой любви, со всем пылом своего впервые охваченного столь глубоким чувством сердца.

— Но я не хочу, чтобы ты делала, как сказал я, — растеряно возразил ей Леон.

— Да? — удивилась она.

— Да, — серьёзно подтвердил он.

Это сбило её с толку. Она полагала — опять же, из того, что прочла в книгах, и из того, что слышала от подруг, — что мужчины как раз обычно и хотят, чтобы женщина полностью им подчинялась и делала так, как говорят они. Ей, возможно, потому и хотелось так сильно во всём слушаться Леона, что она была убеждена, что именно этого он от неё и хочет — а ей ужасно, ужасно, ужасно сильно хотелось ему угодить, чтобы хоть так отплатить за всё то добро, что он ей делал, и за всю ту нежность и заботу, что он ей дарил!

— А чего ты тогда хочешь? — нахмурившись, решила выяснить Илия, готовая сейчас же перестроиться в соответствии с тем, что от него услышит.

Он выглядел сбитым с толку этим вопросом, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы сформулировать чёткий ответ.

— Чтобы ты была собой, — уверенно сказал он.

Илия удивлённо сморгнула, пытаясь переварить этот простой ответ.