— Меня не интересуют ваши махинации, — ледяным голосом ответил он.

Она пожала плечами и опустила листы обратно на стол. Его стремление повесить провал эксперимента на её управление весьма её раздражало, но она пока не смогла придумать, как его угомонить, поэтому просто ждала, когда он выдохнется со своими обвинениями.

Архимаг, между тем, в самом деле добрался до непосредственно обвинений.

— Вы украли мой артефакт, — уверенно заявил он.

Она чуть не закатила глаза, но вовремя спохватилась, опасаясь спровоцировать его. В голову ей пришла мысль предложить ему провести собственное расследование — раз уж ему так неймётся — но она оставила эту мысль на крайний случай. В конце концов, он, скорее всего, придёт к такому же решению, поэтому ей выгоднее будет подать это как его победу, которую он продавил через её сопротивление — больше шансов отделаться от него поскорее.

— Может быть, ты сама и прикарманила его, Лани? — с опасной мягкостью в голосе выдвинул новое предположение он, подходя к ней.

Юлании стоило больших усилий не отойти снова — это выглядело бы как страх.

— Зачем мне сдался твой артефакт? — вместо этого спокойно спросила она.

— Кто знает, что ты скрываешь? — наклонился он к ней, прожигая совершенно чернильными глазами.

Не устояв, она всё же закатила глаза, потом отошла от него к одному из своих шкафов и достала там документ, потом положила его на стол со словами:

— Регламент предъявления обвинений начальнику Следственного управления.

Её подчёркнуто равнодушный отказ играть по его правилам окончательно взбесил его. Ему нужен был этот артефакт — нужен был! — и каждый день проволочки существенно повышал градус его злости.

— Знаешь, что!.. — прошипел он, наклоняясь и хватая её за руку, которой она только что положила на стол документ.

Договорить ему не удалось; он дёрнулся от внезапной боли и с глубочайшим удивлением поднял свою ладонь к лицу: на ней отчётливо набухал свежий ожог.

Юлания зашипела, поморщилась и подула на своё запястье, где тоже виднелся такой же ожог ровно там, где его пальцы к ней прикасались.

— Это… что?.. — хрипло переспросил ошарашенный архимаг, не понимая, что происходит.

Пальцы болели более чем натурально — словно он пытался потрогать горячую сковородку. Переведя взгляд на её руку и обнаружив и там повреждение, он нахмурился и первым делом попытался исцелить его магией — но не преуспел.

— Что ты наколдовала?! — взволнованно и сердито потребовал он объяснений. — Какой именно запрос, Юлания?!.

Она, морщась от боли, разглядывала свой ожог и молчала. Потом подняла на него глаза и спокойно уведомила:

— Не взломаешь, не надейся.

Ошарашенное лицо его исказилось гневом.

— Ну, такие глупости и взламывать не надо! — самоуверенно утвердил он, взмахивая рукой.

На руке из ниоткуда появилась перчатка.

С довольной ухмылкой он прикоснулся к её полному плечу, скрытому лёгким рукавом платья и… тут же с ругательствам руку отдёрнул.

Лицо Юлании искривилось от боли.

— Намерен теперь сжечь нас живьём? — со злостью уточнила она, делая шаг от него и задирая рукав, чтобы прикосновение ткани перестало приносить боль обожжённой коже.

— Что ты наколдовала?! — требовательно повторил он свой вопрос, дрожа от плохо сдерживаемой ярости.

— Ты никогда не узнаешь наверняка, — сладко улыбнулась она ему, торжествуя, — но прикоснуться ко мне ты больше не сможешь.

С минуту он стоял посреди её кабинета — остолбеневший, шокированный, совершенно выбитый из колеи.

Он был уверен, неколебимо уверен, что она просто играет в свою независимость и принципиальность. Что она дразнит его этой игрой, отстаивает свою самостоятельность, самоутверждается. Но что однажды эта игра ей надоест — и она снова будет принадлежать ему всецело.

— Судя по всему, — наконец, хрипло выговорил он, — это не дурацкая протестная попытка шокировать меня и полюбоваться результатами своей выходки, Лани?

— Ну что ты! — растянула она губы в фальшивой улыбке. — Дешёвые игры на публику — это твоя прерогатива, Лийр.

Сняв наколдованную перчатку, он снова с удивлением осмотрел вполне себе натуральный ожог.

Самообладание, видимо, уже вернулось к нему, потому что, когда он поднял на неё глаза, в них снова светилась уверенная насмешка.

— Вот как, Лани! — тягучим мягким голосом протянул он. — Была настолько не уверена в себе, что решила прибегнуть к магии? Приятно знать, — мурлыкающим тоном отметил он, — что я внушаю тебе столь сильное желание.

Лицо его отражало самодовольство; он действительно увидел в этой её попытке защититься страх уступить собственным чувствам, и был крайне доволен тем, что поймал её на этом. В том, что он однажды найдёт способ обойти сотворённое ею колдовство, он нисколько не сомневался.

Юлания приподняла брови и очень вежливо ответила:

— Жаль огорчать тебя, Лийр, но я действовала так только потому, что ты из тех мужчин, кто органически не способен воспринять отказ.

В глазах его мелькнуло яростное чувство.

— Не старайся, радость моя, — сложил он руки на груди, прожигая её язвительным взглядом. — Я знаю, что ты всё ещё любишь меня, — уверенно припечатал он.

Слова его, очевидно, задели Юланию. Прищурившись, она сделала шаг к нему.

— Я люблю не тебя, — огорошила она его. — Я люблю человека, которым ты когда-то был, — голос её был полон глубокой застарелой горечью. — Человека, которого ты методично, осознанно, по кусочкам убивал день за днём, и которого больше нет.

Он замер ледяной статуей. Казалось, он даже перестал дышать.

Когда он ответил, только губы шевелились на его мертвенном лице:

— Значит, ты никогда меня и не любила. Ты любила свою фантазию обо мне. И не смогла смириться с тем, — голос его набрал силу и ожил, — что я оказался не таков, как твоя фантазия. Ты не смогла принять того, что я стал собой, — с убийственной твёрдостью бросил он ей в лицо обвинение.

Ничто не дрогнуло в ней; спокойно она ответила:

— Ты не собой стал, Лийр. Ты стал рабом своих страстей.

Лицо его исказилось. Позабыв про свои обычные фокусы, он резко развернулся и направился к двери. Но, видимо, сказанные ею слова задели его так глубоко, что он не мог теперь уйти, не оставив за собой последнее слово.

Он яростно обернулся:

— Как удобно, Лани, что это ты определяешь, что именно для меня значит «быть собой», да?

Его провокация в цель не попала.

Она медленно покачала головой, затем подошла к нему.

— Я прекрасно помню, что для тебя значит «быть собой». Слишком хорошо помню, — она вскинула на него серьёзные, полные тоски и боли, глаза.

Они стояли теперь так близко, что между ними едва ли можно было поместить ладонь; но, хотя близость такого рода грозила им нечаянно получить новые ожоги, ни один не отодвинулся.

— И буду помнить всегда, — продолжила свою мысль Юлания, глядя ему в глаза — словно пытаясь найти там то, чего там давным-давно уже не было, но что она отчаянно, вопреки логике, всё же надеялась найти. — И, знаешь, я отдала бы всю свою жизнь за то, чтобы хоть на день вернутся в то прошлое, где ты ещё был собой.

Он не выдержал — ни её слов, ни её взгляда.

Лицо его исказилось совершенно зверским образом; он шевельнул губами, словно пытался что-то сказать, но ни звука не вырвалось из его груди.

Развернувшись, он ринулся наружу, за дверь — как все простые смертные, без обычных своих трюков с внезапным исчезновением.

Она прикрыла за ним дверь и тяжело привалилась к ней лбом.

По щекам её струились горькие слёзы.

Глава десятая

— Илия, постой! — остановил её голос Леона, когда она шла по коридору.

Она обернулась.

— Как удачно получилось! Позволь мне представить тебя моим родителями, — улыбнулся он, оборачиваясь на стоящую за его спиной пару.