Прозвучал свисток, и первый бэттер Таканавы встал в зону отбивания. Китадзава кивнул, соглашаясь с инструкциями кэтчера, и в следующий миг мяч звучно впечатался в перчатку.

– Страйк! – крикнул судья.

В теории Нобу понимала, что делают игроки, но сопоставить свои знания с реальностью было сложно. Баттери, состоящее из питчера и кэтчера, должно было оценить обстановку на поле, счёт, настроение команды и особенности бэттера, на основе этого определиться со стратегией подач и знаками договориться о том, какой мяч и в какую зону должен кинуть питчер. Простая подача или кручёная, в бол или в страйк, во внутренний угол, под локти отбивающему, или во внешний, куда придётся тянуться, ведь если замах был, но бита не коснулась мяча, то неважно, куда летел мяч, – судья засчитает страйк. Три страйка – и бэттер выбывает в аут. Три аута – команды меняются местами. И тогда уже игроки Мегуро будут отбивать чужие подачи и пытаться заработать очки, пробежав через три базы и вернувшись в «дом».

Нобу знала основы наизусть, но по-прежнему чувствовала, что бейсбол больше напоминает ей волшебное представление, где нет никакой логики, одна лишь магия. На поле всё происходило на немыслимых скоростях: мяч за пару минут ещё трижды прилетел к кэтчеру, и каждый раз судья мгновенно решал, был ли это страйк или питчер промахнулся, попав в бол. Как бэттер успевал определить, куда летит подача и стоит ли её отбивать, Нобу не представляла. А ведь нужно ещё замахнуться – и не просто махнуть битой, а под правильным углом, чтобы мяч полетел в нужную сторону, а не за фол-линию, и не попал в руки защитника, что сразу выведет отбивающего в аут.

Пятую подачу бэттер всё же отбил, но Фукуда среагировал быстрее Нобу – сорвался с места и накрыл мяч телом, прижимая к себе.

– Бэттер аут! – провозгласил судья, и игрок Таканавы со злостью сплюнул под ноги первому бейсмену.

Дальше Нобу за игрой почти не следила. Питчеры кидали мяч кэтчерам, бэттеры отбивали или промахивались, судьи кричали, игроки бежали к базам, защитники пытались их осалить, очки набирались, команды менялись местами, и порой казалось, что на самом деле каждое движение, каждый бросок, каждый удар и каждый вздох на поле давно отрепетирован и известен заранее. Иногда кто-то допускал ошибку, и тогда мяч летел не туда, но его быстро возвращали в правильную последовательность действий, и игра продолжалась по всем известному сценарию.

Из охватившей Нобу созерцательной дрёмы её выдернул испуганный крик Омори:

– Шин, нет!

Встрепенувшись, она заметалась взглядом по полю, выискивая Араки. И тут же ахнула, прижимая ладонь к губам: парень лежал на земле, скорчившись от боли, а возле него сидел на корточках тренер и раздавал указания.

– Что случилось? – спросила Нобу.

– Поскользнулся на мокрой траве и столкнулся с защитником второй базы во время пробежки, – ответил Омори, словно не заметив невнимательности первогодки. – Ох, только бы ничего серьёзного! Если это перелом, то до осени он в команду уже не вернётся.

А это значит, что сэмпай пропустит летний турнир и, скорее всего, потеряет место в основе. Нобу закусила губу: вдруг Араки положат в больницу, и на пару месяцев она останется в комнате одна? И тут же устыдилась своих мыслей.

– Пойду узнаю, что с ним, – пробормотала она и бросилась прочь, не столько к Араки, сколько подальше от собственного малодушия.

Тёмные холодные коридоры петляли перед глазами, путая и уводя всё дальше от людей. На очередной развилке кто-то схватил Нобу за руку, перепугав до одури, но прежде, чем закричать и броситься на нападавшего, она услышала знакомый голос:

– Сюда!

Преследуемая чувством вины, она даже не заметила, что всё это время за ней бежал Омори. Ну конечно, они с Араки лучшие друзья, как он мог остаться в стороне? Какая же Нобу дура, раз возомнила, что лишь ей одной есть дело до того, как чувствует себя пострадавший.

Она заставила расслабиться напрягшиеся для атаки мышцы и позволила Омори потянуть её за собой в боковой коридор. Теперь уже он вёл её по лабиринту бесконечных переходов и лестниц, пока наконец не остановился возле очередной двери, из-за которой доносились приглушённые раздражённые голоса.

Омори постучался и вошёл внутрь первым. Нобу проскользнула за ним, на миг задохнувшись от ударившего в лицо больничного запаха. Сколько раз она приходила в себя в окружении этих ароматов…

– Омори-кун, что ты тут делаешь? – громко и недовольно спросил ассистент Нагасэ. – Ещё и Сато с собой притащил.

Нобу невольно сжалась. Она ведь на самом-то деле не собиралась идти к Араки, думала поплутать по коридорам, убегая от мерзких мыслей, и вернуться, сделав вид, что заблудилась. Теперь же придётся притворяться, что она так обеспокоена состоянием сэмпая, что попёрлась в медпункт, наплевав на матч.

– Что с Шином? – проигнорировал возмущения ассистента Омори.

– Жив я, – донеслось из соседней комнаты, куда вела полуприкрытая дверь из матового стекла. – Просто растяжение.

Нобу передёрнулась от накативших на неё облегчения и разочарования. Какое из чувств было сильнее, она предпочла не разбираться, вместо этого шагнула вперёд и первой заглянула за стеклянную дверь.

Араки сидел на кушетке и морщился, пока женщина лет пятидесяти так и сяк щупала его правую ногу.

– Для уверенности в диагнозе нужно сделать рентген. Чтобы избежать нагрузки, я сейчас наложу фиксирующую повязку. Возможно, придётся несколько недель походить на костылях.

– И сколько времени займёт восстановление? – едва сдерживая раздражение, спросил Араки. Он даже не заметил Нобу. Или сделал вид.

Женщина оставила его ногу в покое и задумчиво пожевала губу.

– Если до полного разрыва дело не дошло, то около трёх месяцев. Но я бы советовала воздержаться от участия в матчах до осени… Впрочем, вас, спортсменов, на скамейке не удержишь, поэтому не удивлюсь, если летом ты уже будешь на поле.

Она неодобрительно вздохнула и встала, чтобы достать эластичный бинт. Араки наконец посмотрел на Нобу и нахмурился.

– А где Хару?

– Я здесь, – тут же отозвался Омори, высунувшись из-за плеча Нобу. – Да, друг, выглядишь ты паршиво. Но я боялся, что тебе тут ногу отпиливают, поэтому пришёл, чтобы поддержать…

– Меня или пилу? – хмыкнул Араки.

Омори засмеялся, где-то позади раздался короткий смешок ассистента Нагасэ, и даже женщина, как раз вернувшаяся с бинтом, улыбнулась. Лишь Нобу по привычке поджимала губы и не понимала, зачем она сюда пришла и почему её до сих пор не выгнали. Она здесь чужая, лишняя, ненужная…

– Эй, первогодка, – обратился к ней Араки. – Только не вздумай лить слёзы, рано меня ещё оплакивать.

– Я и не собирался, – буркнула Нобу, отводя глаза.

И всё же почему он не прогоняет её, не спрашивает, что она здесь забыла, ведь их сложно назвать не то что друзьями – приятелями? Почему он улыбается, изредка морщась, когда доктор приподнимает его ногу, перематывая бинтом, и сам подозрительно шмыгает носом, точно вот-вот разревётся?

И ведь Омори прав: выглядит Араки паршиво. Форма перепачкана в земле и траве, на щеке жирный отпечаток грязи, мокрые от мороси и пота волосы липнут к влажной коже… А уж запах – пять иннингов сэмпай носился по полю, и это не прошло незаметно. От снятых бутс несёт так, что слёзы на глаза наворачиваются, а нижняя водолазка, судя по цвету, пропиталась потом насквозь. Где-то в раздевалке наверняка осталась запасная, но кто ж дал Араки переодеться? И теперь он сидит воняет сыростью, землёй и потом, перебивая даже густой больничный дух, въевшийся в стены.

Нобу затошнило, и она уже собиралась выскользнуть из комнаты, но не успела – Омори обхватил её за плечи и, развернув к ассистенту Нагасэ, спросил:

– Вы не против, если мы с вами в больницу съездим? В машине хватит места для нас с Сато.

Внутри вскипела паника: больница? какая больница? Никуда Нобу не поедет! Ей вообще нежелательно лишний раз мозолить глаза за пределами школы, а её собираются тащить туда, где десятки, нет, сотни лишних глаз!