– Как тебя зовут? – предпринял новую попытку разговорить водителя Ганзаки.

– Ито.

Что ж, по крайней мере Ганзаки убедился, что по телефону с ним говорил не водитель. У Ито оказался низкий, хрипловатый голос, похожий на собачий рык, – в аниме так обычно звучат уставшие от жизни брутальные мужики с тоскливыми глазами и сигаретой в зубах. Девчонки, наверное, тащатся – и вместо двадцатилетнего мальчишки на побегушках у якудзы видят крутого гангстера, с малых лет прокладывающего путь к вершине банды. Вот только Ганзаки в такие сказки не верил: куда вероятнее, что отец Ито был значимой шишкой и пристроил сынка на тёплое место, при первой же возможности продвинув по карьерной лестнице. Честь честью и кодекс кодексом, а парню с улицы в двадцать лет не добиться высокого ранга в якудзе, не искупавшись в чужой крови с головой.

– Похоже, Огино-сан тебе доверяет. Давно ты в банде?

Ито снова бросил пронизывающий взгляд на Ганзаки и, как тому показалось, усмехнулся краем рта:

– Я здесь не для того, чтобы вести светские беседы. Вы хотели поговорить с боссом – вот и приберегите вопросы для него.

Это было произнесено без злости и раздражения, но Ганзаки не стал испытывать терпение водителя и замолчал. Действительно, какое ему дело до этого пацана? Даже если Огино согласится сотрудничать, вряд ли они с Ито ещё пересекутся – куда вероятнее, что связным от Мацуба-кай будет выступать загадочный телефонный собеседник. Жаль, что Ганзаки не догадался спросить его имя.

Машина пересекла реку Канда и по дороге 462 нырнула в недра Асакусы. За окнами пролетали торговые кварталы, начальная школа Куромаэ, слева за домами мелькнул храм Хондзан. Затем Ито свернул направо, к Сэнсо-дзи – Ганзаки поморщился, глядя на толпы туристов, – и сразу за дорогой 319 остановился у огромных ворот. Что за ними, из машины видно не было, но Ганзаки не сомневался, что высокий забор скрывает огромный старинный особняк, чудом уцелевший после бомбёжек во время войны. Такое место идеально подходило боссу якудзы. И то, что чуть дальше по улице находится отделение полиции, никого не смущало – свои преступные дела Огино наверняка проворачивал вдали от дома.

Ворота открылись, и Ганзаки убедился в своей правоте: особняк не просто был довоенной постройкой – он наверняка застал ещё эпоху Мэйдзи. Каменное здание в стиле тэйкан-дзукури, отделанное побуревшим от времени кирпичом, сочетало в себе европейскую практичность и классическую японскую монументальность того времени. В стороны от крыльца расходились крылья-галереи, а по центру возвышалась трёхэтажная башня с черепичной острой крышей. Когда-то Ганзаки грезил, что у него будет такой же дом – мощный, торжественный, напоминающий о великих полководцах прошлого. Но реальность оказалась сурова: на зарплату инспектора полиции он смог позволить себе лишь небольшую квартирку в одном из жилых комплексов недалеко от работы, в то время как в доме его мечты жил босс преступной группировки.

Машина остановилась точно напротив выступающего вперёд крыльца с колоннами. Возле ступенек ждал мужчина в таком же дорогом костюме, как у Ито. Ему было лет сорок на вид – возможно, это и был тот самый отец мальчишки-водителя.

– Спасибо, что подвёз, – сказал Ганзаки, не торопясь выходить из салона.

Ито бросил на него очередной пристальный взгляд и кивнул.

– Постарайтесь не разозлить босса, иначе обратно вам придётся ехать на другой машине. Не такой комфортабельной.

– Каков шутник, – пробормотал Ганзаки, прекрасно поняв его намёк, и выбрался наружу.

Раскидистые ветки старого красного дуба создавали приятную тень. Май в этом году выдался жарким, но здесь, вдали от дорожных магистралей и стеклянных офисных зданий, словно умножающих солнечный свет, было свежо и тихо. Как будто они не в центре старого Токио, а где-то за городом, в одной из тех небольших деревенек, откуда так старательно бежит молодёжь.

– Инспектор Ганзаки? – вежливо осведомился ожидавший у крыльца мужчина, и сразу стало ясно, что именно с ним Ганзаки разговаривал по телефону.

– Да. А вы?..

Мужчина улыбнулся.

– Ито Ёсимацу, старший советник господина Огино-сама. Это я вам звонил.

Ганзаки, не удержавшись, вопросительно поднял бровь и оглянулся на машину. Старший Ито кашлянул:

– Значит, он вам всё-таки представился… Да, вы верно поняли – это мой сын. – А когда Ганзаки повернулся к нему, добавил с извиняющейся улыбкой: – Приёмный. Мальчик – сирота, попал в банду совсем юным и хорошо проявил себя, поэтому с разрешения Огино-сама я его усыновил.

Ганзаки невольно отметил про себя, что угадал и ошибся одновременно. А ещё удивился, с чего вдруг старший советник Ито перед ним отчитывается, почему за рулём машины был его сын. Жест доброй воли? Попытка установить доверительные отношения? Или таков характер Ито Ёсимацу, правой руки Огино? Не всем же в якудзе быть беспринципными ублюдками.

– Хороший парень, – зачем-то сказал Ганзаки, за что удостоился благодарной улыбки.

– Благодарю. Пройдёмте, Огино-сама вас уже ожидает.

Внутри особняк соответствовал тому, как выглядел снаружи. Аляповатая лепнина на потолке и простота выбеленных стен грамотно уравновешивалась деталями из традиционных материалов: шёлковыми ширмами, лакированными деревянными панелями и свитками-какэмоно. Ганзаки с трудом подавил раздражение, вызванное банальной завистью, – этот дом был слишком хорош, почти идеален. За исключением того, что принадлежал преступнику.

Вслед за Ито Ганзаки поднялся по вычурной мраморной лестнице на второй этаж центральной башни и оказался, к своему удивлению, не в рабочем кабинете, а в богато обставленной гостиной. Обитые тёмной тканью стены, дорогие кресла, камин и мини-бар у дальней стены настраивали совсем не на деловой лад.

Ито без слов указал рукой на одно из кресел и, пропустив Ганзаки вперёд, отступил. Но не ушёл – шороха двери не последовало.

Огино Ёсиро сидел в кресле около камина, положив руки на подлокотники. Ганзаки впервые видел его вживую, и, хотя он тщательно изучил фотоархив департамента, посвящённый Мацуба-кай, ни одна фотография не передавала в полной мере ауру власти и уверенности, исходящую от босса клана. Это был крупный широкоплечий мужчина, которому можно было дать и тридцать пять лет, и все пятьдесят: его волосы были черны без намёка на седину, но на лице отпечаталась вся его непростая бандитская жизнь. Вдоль левой скулы тянулся бугристый шрам, другой, больше напоминающий родимое пятно, был на правом виске. Мощный подбородок казался посыпанным перцем из-за едва-едва пробившейся щетины. И лишь глаза, глубоко посаженные, похожие на тёмные омуты, больше подходили древнему старику, чем мужчине на тринадцать лет старше Ганзаки.

Как и все встреченные сегодня мафиози, Огино был в баснословно дорогом деловом костюме. Из-под расстёгнутого пиджака выглядывала натянутая на мышцах груди жилетка и выглаженная рубашка, на аккуратно поддёрнутых штанинах красовались настолько идеальные стрелки, что казались выстроченными. На фоне собеседника Ганзаки в своём мятом сером костюме и рубашке не первой свежести казался нищим, ночевавшим сегодня на улице. Впрочем, это было не так далеко от правды: ночевать ему действительно пришлось вне дома, в машине, но не будешь же это объяснять боссу якудзы?

– Добрый день, инспектор Ганзаки. Говорят, вы крайне настойчиво искали возможности встретиться со мной, – первым нарушил тишину Огино, и его глубокий хрипловатый голос завершил образ стереотипного мафиози.

Ганзаки приветственно склонил голову и ответил:

– Здравствуйте, Огино-сан. Да, я действительно долго пытался с вами увидеться. Рад, что моя настойчивость дала плоды.

Начался самый нелюбимый Ганзаки этап переговоров: собеседники должны были вежливо улыбаться, говорить на отвлечённые темы, окольными путями и полунамёками медленно и неторопливо подбираясь к сути дела. И чем лучше ты скрываешь свою заинтересованность и истинные намерения, тем больше шансов добиться успеха. Но для Ганзаки эти словесные игры всегда были мучением – он считал это тратой времени и предпочитал действовать в лоб. В школьные годы Ицки постоянно закатывал глаза и говорил, что для питчера смерти подобно быть настолько прямолинейным.