Дверь в комнату распахнулась, в технической возникли двое незнакомцев в сопровождении встревоженной Людмилы Станиславовны. Мужчины были штатском — один лет сорока, высокий, плотный, второй поменьше ростом, худощавый, и явно помоложе.

— Коллеги! — сказала старший техник. — Прошу внимания. К нам прибыли товарищи из милиции. Зачем, сейчас объявят.

— Начальник отделения БХСС Ленинского РОВД майор Пальчевский, — представился нежданный гость годами старше. Затем кивнул на молодого: — Оперуполномоченный БХСС лейтенант Яскевич.

В технический все замерли: такой визит добром не кончится — носы в пушку у всех. Ходили между ними разговоры об обыске в технической в одной из поликлиник Минска. Бэхэссесники там все перевернули и даже отрывали плинтусы — искали золото, но ничего не обнаружили. Одна из техников сообразила: услышав про милицию, схватила из кюветы еще горячие протезы («левые», конечно), после чего забросила их в сливной бачок над унитазом. У них в технической был туалет с бачком под потолком, а техник оказалась женщиной высокой, так что достала, встав на унитаз. В бачок милиция не заглянула — не догадалась, что там можно что-то спрятать. Протезы повредились, часть помялась, на некоторых треснула пластмассовая облицовка, но это ерунда — легко исправить. Вот если б их нашли… Протезы были золотые, так что присели б техники надолго.

— Кто из вас Чернуха Константин Васильевич? — спросил майор.

— Я, — поднял руку Кир.

Милиционеры со старшим техником направились к нему.

— Есть документ, удостоверяющий вашу личность? — спросил Пальчевский.

Кир вытащил из кармана паспорт и протянул майору. Бэхэссесник рассмотрел его и спрятал в свой карман.

— Есть сведения, что занимаетесь нелегальным изготовлением зубных протезов гражданам, не состоящих в очереди, — продолжал Пальчевский. — Предлагаю вам сознаться. Следствием зачтется, как и судом.

— Меня оклеветали, — пожал плечами Кир. — Ничего такого нет.

— Ну, что ж, — майор пожал плечами и достал из папки листок бумаги. — Ознакомьтесь! Постановление о производстве обыска по месту работы и по месту жительства, санкционированное прокурором.

Кир пробежал глазами текст — все правильно, есть подпись и печать.

— Пока не поздно, предлагаю добровольно выдать незаконные протезы и материалы для их изготовления: драгоценные металлы, порошки и гильзы.

— Такого не имею.

— Тогда займемся обыском, — сказал майор. — Понадобятся понятые. Вот вы, — он указал на Макса, — и вы, гражданка. Яскевич, запиши их данные для протокола.

Когда формальности закончились, начался обыск. Производил его Яскевич, Пальчевский только наблюдал. Работал лейтенант умело, и в ходе обыска достал фонарик, которым подсветил столешницу снизу — вдруг что приклеили. Обнаруженные материалы и протезы оперуполномоченный выкладывал на стол. Закончил скоро — предметов оказалось мало.

— Что это, объясните? — спросил Пальчевский, указав на стол.

— Протезы для очередников и материалы, чтоб их сделать, — ответил Кир.

— Кто это может подтвердить?

— Людмила Станиславовна.

— Подтверждаю, — сказала старший техник. — Вот, видите, конверты. На каждом есть фамилия пациента, их можно сверить с записью в регистратуре. Выданные техникам материалы записываю тоже. Имеется журнал.

— Принесите! — велел майор. — Яскевич — ты возьми журнал в регистратуре.

Проверка заняла почти что час. Не удовлетворившись записями в журналах, майор пересчитал все гильзы для протезов, велел, чтоб принесли весы и взвесили порошок для керамических протезов. Но все совпало. На лице Пальчевского читалось удивление, смешанное с разочарованием.

— Убедились, что я не вру? — поинтересовался Кир.

— Не торопитесь, — сказал ему майор. — Мы не закончили. Идемте в гардероб, покажете свой шкафчик. Понятые, вы с нами!

И шкафчике ничего крамольного не обнаружили.

— Куда выбрасываете мусор? — спросил майор Людмилу Станиславовну, которая от них не отставала.

— Мы — в урны, а санитарки позже — в бак.

— Показывайте!

Обэхэссесники заглянули в урны, затем — и в бак. Копаться в гипсовых обломках все ж не стали — побрезговали. Кир похвалил себя, что не погнушался засыпать ими сумку — иначе бы не отвертелся. Приметной была сумочка, в технической ее бы опознали.

— Осталось место жительства, — сказал майор и посмотрел на Кира: — Ведите в общежитие.

— Я там прописан, но проживаю у знакомых, — покрутил он головой. — Они уехали в заграничную командировку и попросили за квартирой присмотреть.

— Где это?

— Тут неподалеку, буквально рядом с вашим РОВД.

— Поехали!

— Понятых отпустим? — спросил Яскевич у майора.

— Раз неподалеку, то не стоит, — ответил тот. — Пока других найдем… Ведь будний день, и люди на работе. Подпишут общий протокол. Надеюсь, граждане не возражают?

Те, может быть, хотели возразить, но побоялись. Оделись, загрузились в «волгу» и поехали. Людмилу Станиславовну не взяли, она и не просилась. Пальчевский лично вел автомобиль. Припарковался у подъезда, указанного Киром, и поднялись по лестнице к квартире. Там обыск вновь не затянулся — проверили шкафы, одежду в них и шкафчики на кухне. Произвели и личный обыск Кира. Яскевич заглянул в сливной бачок на унитазе, но ничего нигде не обнаружили.

— Что в этой комнате? — спросил майор, толкнувшись в запертую дверь зала.

— Знакомые оставили здесь вещи, а дверь закрыли, — ответил Кир. — У меня нет от нее ключей.

— Придется взламывать замок.

— Ломайте! — разозлился Кир. — Но укажите это в протоколе, чтобы потом, когда вдруг что-то пропадет, ко мне претензий не было. Пусть обращаются в ОБХСС.

Майор набычился, но тут помог Яскевич.

— Разрешите я проверю? — спросил Пальчевского и, получив кивок, достал свой небольшой фонарик. Включил его, прилег на пол и посветил им в щель под дверью. — Пыль на полу, — сказал поднявшись. — Слой толстый, ровный и никем не тронутый. Сюда не заходили много месяцев.

— Ладно, — сморщился майор. — Займемся протоколом.

Его составили на кухне. Кир прочитал его и подписал, а вместе с ним и понятые. Майор их отпустил, а Киру заявил:

— Поедете с нами в РОВД.

— Зачем? — он удивился. — Ведь ничего не обнаружили.

— Там скажем. Мы с вами не закончили.

Ну, делать нечего — поехали. В РОВД Кира сдали под присмотр дежурному, а тот определил задержанного в так называемый «обезьянник» — помещение, отгороженное решеткой от потолка от пола. Перед этим Кира обыскали, забрав все вещи, оставив только носовой платок. Изъятое вписали в протокол. Кир не возмущался — глупо, к тому ж был занят. Дрон, сев на дерево, напротив кабинета начальника отделения БХСС, транслировал звучавшие там разговоры, а это было интересно. Пальчевский, отпустив Яскевича, снял трубку телефона и набрал на диске номер. Порядок цифр дрон зафиксировал и сообщил задержанному.

— Иван Михайлович, — говорил начальник отделения, — Пальчевский беспокоит. Провели мы обыск у Чернухи и ничего не обнаружили — как в поликлинике, так и по месту проживания. Нет ни одной зацепки.

— Смотрели хорошо? — спросил невидимый собеседник.

— Да, все прощупали, не сомневайтесь. Мой опер — ас в подобных делах: такое находил, причем, в местах, где не подумаешь искать. Чернуха чистый. Возможно, что его предупредили о предстоящем обыске, но кто? Ручаюсь за своих, к тому же никому не говорил об операции и даже оперу сказал в машине, когда поехали в поликлинику. У нас не протекло.

— У нас тем более, — ответил собеседник.

— Тогда в чем дело? Чернуха не похож на деловара — при обыске совсем не волновался. Живет довольно скромно — мы не нашли ни денег, ни драгоценностей, ни дорогих вещей. Нет телевизора, магнитофона, даже транзистора, что для пацана довольно странно. Сберкнижки тоже нет.

— Возможно, деньги пропивает.

— Не похоже. В квартире прибрано, пустых бутылок мы не видели, хотя он нас не ждал. Есть пара полных с коньяком, но они не тронуты. Скорей всего, что подношения от пациентов, но за такое не зацепишься. Одежда у него хорошая, но не сказать, чтоб очень дорогая — вполне бы мог купить и на зарплату. Сам Чернуха утверждает: его оклеветали, что вполне возможно. Я задержал его на три часа, но по истечении их придется отпустить, поскольку нет оснований отправить в ИВС на трое суток. Мне нужно прокурору сообщить о задержании, а что я напишу? Голяк!