Астролог неторопливо поднялся по шатким ступеням, освещая путь свечой, и вывел своего гостя в полуночный холод плоской крыши своего древнего жилища. Едва они вышли под открытое небо, как оба громко ахнули.

Висящий в пустоте и медленно поднимающийся над горизонтом объект представлял собой небесное явление, не имеющее себе равных по величию, за исключением, возможно, солнечного затмения. Его ослепительный блеск освещал пустынную вересковую пустошь почти так же хорошо, как луна в полнолуние, а длинный мерцающий хвост, исходивший от головы, во много раз более яркой, чем сверкающая Венера, казалось, разматывался из какой-то космической катушки, спрятанной под землёй.

— Святые угодники! — воскликнул граф, осеняя себя крёстным знамением. — Что… что за страшная штука?

Он вдруг с яростью схватил астролога за руку.

— Ты, наблюдавший за небом более шестидесяти лет и читавший значение его вечного движения светил, должен знать, что это значит! Скажи мне, что это значит для моего гороскопа?

Сейчас было неподходящее время для нерешительности, и, понимая это, старый астролог заговорил твёрдо, повышая голос настолько, что он перешёл в хриплый крик.

— Это божественный символ, небесный талисман, — нараспев произнёс он, — и тот, кто действует в меру своих возможностей и с самыми праведными целями, пока его власть царит на небесах, несомненно, станет великим и могущественным. Большего я не могу и не стану говорить.

— В таком случае, если я начну свой поход сегодня ночью — в эту самую ночь 10 мая 1066 года, — с жаром воскликнул нормандец, — мне будет сопутствует великая удача, которую этот таинственный небесный свет проливает на смертных внизу! Так ли это, старик?

— Это так, — кивнул астролог.

Не говоря больше ни слова, граф сорвался с места, сбежал по ступеням, вскочил на своего коня, привязанного за дверью, и галопом помчался в сторону нормандского военного штаба.

Астролог смотрел, как конь исчезает в ночном мраке. Затем он внезапно преисполнился энергии, если и не такой живой, то, по крайней мере, такой же решительной, как у графа. Он скатился по ступенькам, чуть не сломав при этом свою цыплячью шею, и влетел в комнату, полную книг и записей, зовя при этом кого-то, пока всё здание не наполнилось эхом.

— Джебеди! Джебеди! Немедленно иди сюда! Джебеди-и-и! Ты, ленивец! Ты, проклятая улитка! Джебе…

— Да, учитель, — ответил голос из-за двери.

Джебеди, ученик старика и будущий его преемник на посту астролога и алхимика, стоял там полуодетый.

— Сколько можно! — проворчал старик, яростно листая книгу. — Ты можешь идти быстрее, когда твой хозяин зовёт и когда дорога каждая секунда?

— Я был в постели, хозяин, как и положено. И пришёл так быстро, как только смог…

— Прекрати свою бесконечную болтовню, глупец, и послушай меня. Джебеди, этой ночью, возможно, будет достигнута цель всей моей жизни… на самом деле, самая заветная цель каждого члена нашей учёной секты.

Джебеди ахнул и заморгал.

— Что вы имеете в виду, учитель? Нет… нет… — его голос упал до приглушённого шёпота, — философский камень!

— Совершенно верно, — воскликнул старый астролог. — Если бы я только мог найти… Ах, вот он! Гениальный трактат Золона…

Он поднёс к свету томик, извлечённый из кучи — самую старую и потрёпанную связку листов грубо переплетённого пергамента, которые через несколько лет будут готовы рассыпаться в пыль. И всё же, несмотря на плохое состояние книги, написанное чёрными чернилами на его страницах было хорошо различимо везде, кроме тех мест, где отсутствовала сама страница. Астролог взволнованно перелистал связку пока, наконец, не остановился на листе, испещрённом пометками на полях.

— Да, да, Джебеди, сын мой, — сказал старик. — Сам философский камень! Послушай, я переведу отрывок с этого мерзкого греческого, написанный задолго до нас Золоном, главным магом зороастризма! Итак:

…и это соединение, обработанное человеческой кровью, а затем подвергнутое воздействию магических лучей диковинного светового копья, имеющего нос и хвост и появляющееся только раз в тысячелетие, выделяет из себя камень, похожий на рубин, но обладающий магической силой, превращающей неблагородные металлы в чистое, сияющее золото! Клянусь именем ужасного Ваала, что камень был у меня три дня, и я сделал с помощью него огромный мешок с золотым металлом, а потом на меня напали воры и забрали и золото, и камень….

— Ты слышал, Джебеди? Странное светящееся копьё, имеющее нос и хвост и появляющееся только раз в тысячелетие, в данный момент находится на небе! Поторопись, приготовь мне первую часть этого состава, пока я готовлю остальное. Поторопись, Джебеди, это наш единственный шанс заполучить столь великую вещь, как волшебный камень, способный превращать шлак в золото!

Час спустя, после того как лаборатория наполнилась вонью и испарениями едких химикатов и кипящих жидкостей, два ревностных алхимика ворвались на крышу с бронзовым горшком, полным шипящих и бурлящих химикатов, в который они оба влили немного крови из своих вен, вытекшей из нанесённых самим себе ран.

Затем они отступили на шаг, чтобы дать волшебному сиянию странного небесного объекта проникнуть в котёл и кристаллизовать в его дымящихся глубинах Камень, превращающий свинец в золото. По крайней мере, они на это надеялись!

— Одно из бронзовых распятий на цепочке для шеи, — попросила женщина, только что вошедшая в маленькую ювелирную лавку.

Она продолжила, пока продавец выбирал одно из них и тщательно заворачивал:

— Вы догадываетесь, месье Бриньяк, для кого это? Не для кого иного, как для Бриггса, этого никчёмного английского пьяницы, не вылезавшего из сточной канавы последние два месяца!

Мадам Бриньяк подняла голову от пола, где она собирала осколки посуды, обронённой её мужем.

— Что за польза от распятия, благослови нас Господь, тому, кто однажды зашёл в нашу лавку и самым жестоким образом проклял нашу церковь?

— Вы бы поверили, — спросила покупательница, — что он встал на путь исправления? И, конечно, есть только одно, что привело такую заблудшую душу к покаянию…

Женщина многозначительно указала куда-то вверх, расплатилась за покупку и поспешила выйти. Бриньяки удивлённо переглянулись.

— И именно это заставило меня разбить посуду, — торжественно произнёс мсье Бриньяк, указывая наверх, когда его клиентка удалилась. — Говорю тебе, жена, — его голос стал пронзительным, — всё это сводит меня с ума! Вот уже неделю каждый день происходит одно и то же. Каждый час, каждую минуту каждый человек, приходящий сюда, говорит об этом приглушённым голосом, с благоговением или испугом. Даже капитан Юссик, который вообще ничего не боится, пришёл сегодня утром подавленным и тихим. А новости, о чём они рассказывают? Беспорядки, кровопролитие, безумие, убийства.

— За прошедшую неделю произошло больше всяких ужасных событий, чем за весь предыдущий год. Только сегодня утром, пока ты спала, по улице, размахивая руками и указывая в небо, с криками пробежал совершенно безумный человек. И знаешь, Мария, — его голос внезапно понизился, — теперь это можно увидеть средь бела дня!

Женщина перекрестилась, вздохнув и напрочь забыв о своей прежней злости из-за разбитой посуды.

Комета 1680 года, очень яркая и чудовищно большая, казалось, зловеще нависла над миром. Её воздействие на цивилизацию, едва выбравшуюся из пучины суеверий и невежества Тёмных веков, было огромным, вселяющим ужас в сердца масс. Слабые, порочные и робкие натуры, неспособные подавить растущий страх, ломали самое слабое звено своей психической цепи и превращались в лунатиков, чудовищ или дрожащих крыс в обличии людей.

В крупных городах, таких как Париж, толпы людей трепетали от страха и внезапно впадали в неистовство, убивая и разрушая в охватившем их порыве слепого ужаса. Даже сильные духом люди не могли смотреть на удивительный небесный свет без приступов неверия и удивления. Конечно, существовало десять тысяч различных мнений по поводу этого явления. Одни утверждали, что оно означает пришествие Второго Христа, другие — что оно предсказывает уничтожение Земли огнём.