Мне нравится лежать на спине и плавать туда-сюда, глядя вверх.

Обычно я единственная, кто плавает в бассейне в такое время. Вот и сегодня здесь тихо и сумрачно, и единственный звук, который можно услышать, – это плеск воды о бортик бассейна.

Тут пахнет хлоркой и кондиционером для белья от стопок свежих полотенец, разложенных на шезлонгах. Включив плейлист для плавания, я кладу телефон на один из стульев.

Я уже собираюсь нырнуть, когда понимаю, что забыла убрать волосы. Обычно я заплетаю косу и прячу ее под шапочку для плавания, чтобы не пересушить хлоркой. Рыжие волосы требуют особого ухода.

Но после работы я не распустила волосы, и они по-прежнему собраны в шиньон и заколоты шпилькой.

Мне не очень хочется тащиться обратно в квартиру. От одного купания без шапочки ничего не случится.

Я вытягиваю руки над головой и вхожу в воду изящным прыжком. Я плаваю в бассейне туда-сюда, слушая в наушниках «California Dreamin’».

На мне очки для плавания, так что я смотрю сквозь ярко-голубую воду, подсвеченную снизу лампочками. Я замечаю в углу бассейна какие-то темные очертания – должно быть, кто-то уронил туда спортивную сумку или сумку с полотенцами.

Перевернувшись, я ложусь на спину и смотрю на стеклянный потолок. Он напоминает мне викторианскую оранжерею – стекло разделено пополам металлической решеткой. За стеклом я вижу черное небо и бледный мерцающий диск почти полной луны.

Пока я смотрю наверх, что-то сжимается вокруг моего горла и утаскивает меня под воду.

Тяжелым якорем меня неумолимо тянет вниз, на самое дно.

От изумления я вскрикнула, и теперь в моих легких почти не осталось воздуха. Я брыкаюсь и сопротивляюсь этому нечто, схватившему меня. Вцепившись в то, что сжимает мое горло, я ощущаю пористую «кожу» поверх твердой плоти.

Мои легкие горят от нехватки воздуха, они кажутся плоскими и спущенными. Тяжесть воды в бассейне давит мне на барабанные перепонки и на грудь. Я слегка оборачиваюсь и вижу черные ласты, болтающиеся у моих ног, и две руки в гидрокостюме, крепко обхватывающие меня.

Над правым ухом я слышу дыхание респиратора. Это дайвер. Меня пытается утопить человек в водолазном костюме.

Я пытаюсь пнуть или стукнуть его, но незнакомец держит меня обеими руками, сжимая, как анаконда. Вода ослабляет силу любого моего удара, который я направляю на противника.

Перед глазами начинают плясать черные точки, воздух в груди заканчивается. Мне отчаянно хочется вздохнуть, но я знаю, что мое горло наполнится лишь хлорированной водой.

Я тянусь за спину и хватаюсь, как я надеюсь, за респиратор. Дернув изо всех сил, я вытаскиваю его изо рта незнакомца. Мимо меня понимается вверх струйка пузырьков. Я надеялась, что это заставит дайвера меня отпустить, но он даже не пытается вставить респиратор обратно. Он знает, что у него в легких куда больше воздуха, и будет держать меня, пока я не утону.

Я чувствую, как моя грудь тяжелеет, а тело пытается сделать вдох, хочу я того или нет.

Последним отчаянным движением я выдергиваю заколку из своей прически. Перевернув ее, я втыкаю шпильку в горло незнакомцу, прямо туда, где шея переходит в плечо.

Сквозь маску дайвера я вижу темные глаза, наполненные яростью.

И я чувствую, как ослабевает хватка, лишь на секунду, когда незнакомец вздрагивает от шока и боли.

Прижав колени к груди, я изо всех сил пинаю его тело, вырываюсь из хватки, отталкиваюсь от дайвера и пулей выплываю на поверхность.

Высунув лицо из воды, я делаю глубокий отчаянный вдох, и он кажется мне самым восхитительным в жизни. Я вдыхаю воздух до боли.

Гребя изо всех сил, я плыву к краю бассейна, молясь не почувствовать его ладонь вокруг лодыжки, вновь утягивающую меня вниз.

Схватившись за бортик, я подтягиваюсь и, не останавливаясь, чтобы схватить телефон, не тратя времени даже на то, чтобы обернуться, несусь по скользким плитам к выходу.

Спуститься с крыши можно двумя способами: на лифте и по лестнице. Я выбираю второй, не желая рисковать тем, что одетая в черное рука просунется между дверями лифта как раз в тот момент, когда они вот-вот закроются. Вместо этого я сбегаю на два лестничных пролета вниз, а затем выскакиваю в покрытый ковром коридор и стучусь в двери квартир, пока одна из них не открывается.

Я вваливаюсь в незнакомую квартиру, захлопываю за собой дверь и закрываю ее на замок.

– Эй, какого черта?! – кричит хозяин.

Это полный мужчина лет шестидесяти, в очках и офисном костюме, уже успевший сменить туфли на пушистые тапочки.

Он не сводит глаз с моего купальника и воды, стекающей на его ковер, слишком обескураженный, чтобы сказать хоть слово.

Переведя взгляд на диван в гостиной, я вижу женщину примерно того же возраста. Своим вторжением я застала ее посреди поедания миски с мороженным, ложка замерла у ее рта. В телевизоре хнычет какая-то блондинка, не зная, получит ли она розу или отправится домой.

– Что… что происходит? – запинаясь, спрашивает мужчина. Он больше не злится, осознав, что что-то не так. – Нам вызвать полицию?

– Нет, – на автомате отвечаю я.

Гриффины не втягивают полицию в свои проблемы. Более того, мы делаем все возможное, чтобы избежать общения.

Я жду с колотящимся сердцем, слишком напуганная, чтобы даже выглянуть в глазок – вдруг дайвер последовал за мной и только и ждет за дверью, когда мой глаз покажется в глазке, чтобы выстрелить прямо в него?

– Если можно воспользоваться вашим телефоном, я бы позвонила своему брату, – говорю я.

Я лежу неподвижно в потайном дне воза и чувствую, как он подпрыгивает на грунтовой дороге, а затем останавливается у ворот огороженной территории «Боко Харам»[5].

Повстанцы скрываются здесь уже неделю, с тех пор как взяли под контроль этот участок земли недалеко от озера Чад. У нас есть информация, что Юсуф Нур въехал на территорию лагеря прошлой ночью. Он пробудет здесь всего двенадцать часов, а потом снова отправится в путь.

Я слышу, как Камбар начинает спорить с охранниками из-за повозки с рисом, который он привез, торгуясь и требуя, чтобы ему выплатили все обещанные шестьдесят шесть тысяч найр, и ни кобо[6] меньше.

Мне хочется придушить его за то, что он мелочится, но я понимаю, что было бы более подозрительно, если бы мужчина не стал торговаться. Однако по мере развития спора Камбар начинает угрожать, что сейчас развернется и уедет со своим басмати[7] домой, и я едва сдерживаюсь, чтобы не постучать в доски над головой и напомнить ему, что попасть на территорию нам важнее, чем заработать деньги.

Наконец охранники соглашаются на цену немногим ниже, чем хотел Камбар, и я чувствую, как повозка кренится, когда мы въезжаем на территорию повстанцев.

Лежать здесь – настоящая мука: тут жарче, чем в аду, и я чувствую себя уязвимым, хоть мы с Бомбистом и вооружены до зубов. Кто угодно может облить воз бензином и поджечь его прежде, чем мы смогли бы вырваться наружу. Если Камбар нас предаст.

Мы работаем с ним уже два года, обращаясь периодически за помощью, так что мне хочется думать, что я могу доверять этому парню. Но я также знаю, что Камбар способен на многое, стоит лишь назвать нужную цену. Я и сам платил ему за многое.

К счастью, на территорию повстанцев мы въезжаем без проблем. Камбар подъезжает к баракам, которые, по всей видимости, представляют собой кухню, и начинает выгружать рис.

– Надеюсь, это воняет корова, а не ты, – шепчет мне Бомбист.

Мы уже три часа лежим тут в тесноте, словно двое влюбленных в одном гробу, и это определенно не та степень близости с Бомбистом, на которую я когда-либо рассчитывал.

Он неплохой парень – не слишком, правда, умен, отвратительно рассказывает анекдоты и к тому же сексист, но настоящий работяга, и я могу положиться на него, когда дело доходит до следования плану.