Ветеринару хватает такта потупить взгляд.

– Спереди было написано: «Плохая девочка».

Каким-то образом он говорит все это с бесстрастным лицом. Видимо, собаки съедают так много странных вещей, что не смеяться, узнав, какое белье ты носишь, – важнейший навык для ветеринара.

Я тоже не смеюсь.

Потому что моя собака съела не мои трусы.

У меня отвисает челюсть. Сердце не хочет понимать, что именно я сейчас услышала, но мозг уже обработал страшную новость. Сиюминутное потрясение смешивается с обидой, за которой следует огромный сгусток ярости.

Мой парень не просто переспал с другой женщиной.

Мой парень, который очаровал моих родителей, добился расположения моей суровой сестры и, очевидно, меня тоже одурачил, переспал с кем-то в нашей с ним квартире.

Что еще хуже, этот подонок-изменник, которого я зову парнем, переспал со своей плохой девочкой на глазах у моей собаки.

Постойте!

Назовем-ка его будущим-бывшим-парнем.

– Я все объясню.

Я вскипаю от негодования, когда Джаспер произносит эти три жутких слова, которые могут погубить любые отношения. Хотя не то чтобы я надеялась на разумное объяснение того, как в пищеварительный тракт моей любимой собаки попали трусы какой-то другой женщины.

Но я частично наблюдатель (и даже могу назвать типы личности по эннеаграмме[3] всех своих друзей), поэтому мне любопытно, что же Джаспер наплетет.

Я снова дома, и я вступаю в противостояние с мужчиной, которого, как мне казалось, любила. Я прижимаю к себе своего песика, еще сонного от лекарств, и делаю широкий жест свободной рукой, приглашая мерзкого никчемного предателя представить свое дело здесь и сейчас, прямо в гостиной. В его любимой комнате, ведь тут находится объект его настоящей страсти – телевизор, который на полной громкости показывает каждую чертову хоккейную игру.

– Милости прошу! – огрызаюсь я. – Только имей в виду: я прочла примерно пять тысяч романтических историй, поэтому, в общем-то, уже слышала все возможные оправдания. Но пожалуйста, бери слово.

У меня есть доказательства, что я ему и продемонстрировала две минуты назад, когда вошла в квартиру, покачивая пластиковым пакетиком, и спросила – холодно и спокойно:

– Не хочешь рассказать, почему в желудке моей собаки обнаружились трусики другой женщины? – потому что я, естественно, забрала у доктора Леннокса улики. – Мне бы очень, очень хотелось знать, как это произошло!

Джаспер пятится к своей стене в гостиной, пока не прижимается к ней спиной – как раз напротив вставленных в рамку билетов на первую хоккейную игру, куда его водил отец. Его волосы выбиваются из пучка и обрамляют виноватое лицо. Он сглатывает так судорожно, как будто у него в горле вдруг раскинулась пустыня Сахара.

– Я с-стирал, – начинает он, – буквально на днях. В подвале, – наверное, уточняет на случай, если я вдруг не знаю, где у нас находятся стиралка и сушилка. – И наша соседка… Знаешь, рыжая такая, со второго этажа?

Я рычу. Несколько недель назад, когда мы вместе поднимались по лестнице, он пялился на ее задницу. Она еще расспрашивала о Начо и его занятиях по аджилити[4]. Черт! Меня облапошили под разговоры о собаках.

– Делайла, – подсказываю я, и мой голос сочится злостью. Злюсь я на себя. Почему я тогда не поняла, что это был знак? – Продолжай.

Он снова сглатывает и собирается с силами.

– Все машинки были заняты, поэтому я предложил постирать ее вещи вместе с нашими.

– Как благородно!

Он не улавливает сарказма и с облегчением выдыхает.

– Скажи, а? Я просто хотел ей помочь, Трина! – говорит он.

– Естественно. Делить стиральную машинку – основа добрососедских отношений.

Он отваживается на улыбку.

– Рад, что ты согласна.

Вот же гад! Он думает, что обман сойдет ему с рук! Хотя… Я задумываюсь на несколько секунд. Да, может сработать. Пусть считает, что я поверила.

Я смягчаю выражение лица, как будто купилась на его сказочки.

– Так, значит, ты разделил с ней стиральную машинку? На полный цикл стирки?

– Именно так, – говорит он. Его красивое лицо освещает широкая улыбка.

Дурацкое красивое лицо! Оно меня обмануло.

Но сейчас меня никто не обманет. Чувствую себя прямо как персонаж из «Закона и порядка».

– То есть собака достала трусы из чистого белья? – невинно задаю свой наводящий вопрос.

Улыбка Джаспера делается еще шире и ярче:

– Именно! Я постирал ее вещи. Видимо, трусики случайно попали в нашу корзину, – говорит он и смеется. Типа, и случаются же истории в прачечной! Ага, ага… И трусы эти сами взяли и забрались в корзину с нашим бельем. – Я принес вещи домой. Тут собака до них и добралась!

Я делаю глубокий вдох. С этой свистопляской можно работать.

– Так ты, значит, добрый самаритянин! – Говорю с улыбкой, в которую вкладываю всю свою радость и облегчение: «Слава богу, мой парень мне не изменяет!» И закидываю удочку: – А не сочинитель?

Он моргает и хмурится.

– Что?

– Даю подсказку: я не о стихах. Придумываешь ты много!

Джаспер поднимает руки. У него дрожит губа.

– Клянусь, она только постирать попросила! Я ей просто одолжение сделал!

– Как бы ты еще чего ей не сделал, – говорю я.

Он трясет головой изо всех сил. Как мощно его отрицание!

– Я случайно сложил их с твоим бельем. А потом Начо, наверное, забрался в твой ящик и их достал. Ты же его знаешь! У него пунктик на тему трусиков.

– Я-то его знаю. Я как раз очень хорошо его знаю! – говорю я. За моей злостью не видно, как мне больно. Я иду к Джасперу через всю гостиную и укладываю своего любимца в лежанку. – И я знаю вне всяких сомнений, что ты лгун. Знаешь, почему?

– Почему? – колеблется он.

Глубоко вдыхаю.

– Начо ест только грязное белье.

Лицо Джаспера мрачнеет. Он сглатывает и начинает великий путь на попятную.

– Это случилось только однажды! Ты тогда проводила автограф-сессию в книжном. Мы вместе посмотрели хоккей – она тоже любит хоккей. Больше этого не повторится. – Он молитвенно складывает руки. – Прости меня, пожалуйста! Я так сильно тебя люблю!

Мне хочется расплакаться. Мне хочется поверить. Поверить, что это был единичный случай, что это не важно, что он просто оступился.

Но плакать хочет мое разбитое сердце, а не разум.

Когда мой взгляд падает на билеты в рамке у него за спиной, на все его бесценные хоккейные причиндалы, разум велит глупому сердцу подержать его пиво, пока он со всем разбирается.

– Я подумаю, – осторожно, ровно говорю я. – Но мне нужно несколько часов наедине с собой. – Выпячиваю нижнюю губу: – Ты же можешь сделать это для меня, милый?

Он сразу же кивает, готовый пресмыкаться, и смотрит щенячьим взглядом.

– Я очень не хочу, чтобы ты меня бросила! У нас так хорошо идут дела, мы вместе платим за аренду… Планы на жизнь и все такое, да, детка?

Наши планы на жизнь не включали ни твой член в другой женщине, ни ее трусы в желудке моей собаки.

Мне чудом удается не сказать это вслух, но я полностью разделяю желание всех женщин, что когда-либо жили, швыряться вазами, тарелками или кружками в бывших-изменников. Я этого делать не собираюсь. Нет, я ударю его по больному. Так же, как он ранил меня в самое сердце через мою собаку.

– Понимаю. Я просто позанимаюсь йогой, – вру я.

– Конечно, детка! Как скажешь. Спасибо тебе большое, что согласилась дать мне шанс! Больше такого не случится. – Он уходит, поджав хвост.

В ту же секунду, как за ним захлопывается дверь, я делаю глубокий вдох, позволяю себе уронить несколько слезинок, а потом посылаю чувства куда подальше.

Следующий час трачу на то, чтобы вызвать подкрепление, придумать план, собрать всю свою одежду, ноутбук, а также книги, свечи и всяческие лосьоны и снадобья.