В этот момент Хьюго вошел в библиотеку со стаканом в руках. При виде этой картины чувство презрения к себе всколыхнулось в нем с новой силой.

Хлоя резко обернулась, посмотрев на него широко распахнутыми от волнения глазами.

— Я только… я только, — выдавила она, пытаясь словами выразить то, что она только что подумала.

— Ты должна выпить вот это, — сказал он, отметая неловкую попытку объяснения, отказываясь думать о том, что говорили ее глаза. Он протянул ей стакан.

Хлоя взяла стакан и посмотрела на мутную жидкость, сморщив нос от резкого и приторного запаха.

— Что это?

— Выпей это, — сказал он.

— Но… но что это? — Она растерянно смотрела на него. — Почему ты не хочешь сказать мне?

— Это для того, чтобы не было никаких последствий вчерашней ночи, — ответил он сдержанно. — Пей!

— Какие последствия? Я не понимаю, — на ее мягких губах задрожала робкая, умоляющая улыбка, голубые глаза стали лиловыми, совсем как вереск на шотландских пустошах. — Пожалуйста, Хьюго, — ее рука потянулась к нему, и он отскочил, словно обжегшись.

— Наивная маленькая глупышка! — воскликнул он. — Не могу поверить, что ты не знаешь, о чем я говорю — Он отвернулся от нее к бутылке бренди — своему извечному выходу.

Выпив глоток, он почувствовал, как в желудке разлилось тепло. Дрожь в руках прекратилась, и, глубоко вздохнув, он вновь повернулся к ней.

— Ребенок — вот какие последствия. Ты могла зачать ребенка. Содержимое стакана поможет избежать этого.

— О! — Выражение ее лица стало серьезным. — Я должна была догадаться. Я не хотела быть такой простушкой, — проговорила она сдержанно, затем опрокинула содержимое стакана в рот, закрыла глаза от неприятного вкуса и проглотила. — Это помогает?

— Да, помогает. — Он отошел к окну.

Он узнал про это зелье, когда впервые попал в часовню. Одна женщина попросила его об этом в предутренний час, когда чувство эйфории уже угасло и душе было холодно и мерзко. Он не знал, о чем она говорит, и она стала смеяться над его наивностью. Этот резкий и недобрый смех сильно ранил его юношеское чувство достоинства. Она позвала Стивена и вместе с ним смеялась над неопытностью своего молодого любовника. Но Стивен воздержался от резких упреков. Он отнесся к этому с сочувствием и пониманием и отвел только что посвященного юношу к комоду, где хранились незнакомые ему и странные вещества. Он объяснил, как смешивать травы, препятствующие зачатию, и через несколько дней отвел его в лес в домик угольщика, где занималась своим ремеслом собирательница трав.

Хьюго внимательно слушал, пока Стивен и старуха обсуждали, какие новые запасы необходимы. Он смотрел, как Стивен расплачивается золотом за кожаные мешочки и гипсовые баночки. И в следующий раз, когда нужно было пополнить запасы, этим уже занимался Хьюго.

Собирательница трав все еще жила в домике угольщика. Она узнала Хьюго даже спустя четырнадцать лет, и, на его взгляд, она совсем не изменилась, ну, может быть, прибавилось несколько морщин на ее иссохшем лице, а седые волосы еще сильнее поредели и стали более неряшливыми. Но глаза ее были по-прежнему зорки, а цены по-прежнему высоки.

Хлоя поставила пустой стакан и шагнула к Хьюго, уставившемуся в окно. Сделав глубокий вдох, она потянулась и через плечо коснулась его лица.

— Хьюго, я… — но больше она ничего не успела сказать. Он резко повернулся, так сильно отбросив ее руку, что она вскрикнула.

— Не смей касаться меня! — рявкнул он. — Никогда не прикасайся ко мне, поняла?

Она прижала к себе ушибленную руку и потрясение молчала, глядя на него снизу вверх.

Он взял ее за плечи и встряхнул:

— Ты понимаешь?

— Но почему?

— Почему?! — воскликнул он. — Ты еще спрашиваешь, почему? После вчерашней ночи!

— Но… но я получила наслаждение прошлой ночью, это было так прекрасно. И если ты чувствуешь себя виноватым из-за этого, то напрасно. — Она говорила горячо и настойчиво, глаза ее сверкали. — Тебе не стоит так огорчаться, ведь совершенно не о чем сожалеть…

— Ах ты, самонадеянная девчонка! — воскликнул он. — Ты имеешь наглость говорить мне, о чем нужно сожалеть и о чем не стоит. Так теперь послушай меня, и послушай очень внимательно. — Он так сильно вцепился руками ей в плечи, что она поморщилась, но не могла ни двинуться, ни отвести глаза от пронизывающего взгляда его зеленых глаз. — То, что случилось вчера ночью, произошло потому, что я был пьян. Если бы я был трезвее, этого бы никогда не произошло. Ты что, считаешь меня настолько спятившим, что я не могу устоять перед наивной школьницей?

Еще одна сильная встряска подкрепила этот вопрос.

— Я не ведал, что творил. — Он выговорил эти слова с холодной жестокостью. — И с этого момента держись от меня подальше, если только я сам не позову тебя. Но клянусь могилой моей матери, что если ты еще хоть раз попробуешь испытать на мне свое кокетство, то будешь жалеть об этом всю свою жизнь.

Резко отпустив ее плечи, он оттолкнул Хлою от себя:

— А теперь убирайся отсюда.

Хлоя покинула библиотеку настолько пораженной, что у нее даже не было сил плакать. Казалось, она потеряла способность дышать, как будто ее погрузили в ледяное озеро. Спотыкаясь, она дошла до холла, постояла там немного, пытаясь вздохнуть, пока не затихла резкая боль где-то под ребрами. Затем инстинктивно двинулась в сторону открытой двери в поиске тепла и солнечного света, которые согреют ее окоченевшее тело и вдохнут жизнь в скованную ужасом душу.

Хлоя заняла свое обычное место на дождевой бочке и замерла, уставившись в одну точку.

Где-то далеко в ее сознании мелькнуло удивление оттого, что она не плачет, но рана была слишком глубока, и слезы не могли ее залечить. Она хотела убежать отсюда, от этого человека, который смог ранить ее так больно, но ей некуда было идти, не к кому было обратиться. За исключением Джаспера. Она недолюбливала своего сводного брата, но он был ее единственным родственником. Ее мать боялась его, Хлоя это знала, как знала и то, что о нем говорили в округе: он жестокий человек и противоречить ему опасно. Но он никогда особенно не обращал внимания на свою маленькую сводную сестру, и она не помнила, чтобы он когда-либо ее обижал. В детстве она гораздо больше общалась с Криспином.

Ее мрачные размышления были прерваны стуком копыт, и она без интереса посмотрела в сторону арки. Как будто угадав ее мысли, во двор въехал Криспин Белмонт. Он был один и восседал на великолепном черном жеребце, явно имевшем безупречную родословную. Он осмотрелся, заметил Хлою и приподнял свою касторовую шляпу с закругленными полями. Он елейно поклонился ей, как бы приглашая вместе посмеяться над такими церемониями.

Хлоя медленно встала:

— Добрый день, Криспин. Что привело тебя сюда?

— Не особенно радушный прием, — сказал ее гость с такой сердечностью, что она показалась Хлое несколько фальшивой. — Я прибыл с самыми добрыми намерениями, как друг, Хлоя.

Его взгляд скользнул по ней, и лицо несколько оживилось при виде копны сияющих волос, тонкой талии, подчеркнутой поясом ее пышного муслинового платья, мягких очертаний груди и изящного изгиба бедер. Эта Хлоя сильно отличалась от школьницы, одетой в грубую коричневую саржу, которая прошлым утром жевала хлеб с ветчиной.

Он спешился, перекинув поводья через руку, и улыбнулся ей:

— Ты всегда ходишь босиком?

Хлоя взглянула на ноги и пожала плечами:

— Мне так захотелось. — Она стояла, ожидая, пока он изложит цель своего визита.

Криспин пытался подавить раздражение, вспыхнувшее в нем от столь прохладного приема. Ему нужно было выполнить поручение, а он во всем был покорен своему отцу. Новый план, который они придумали за завтраком, на первом этапе предстояло осуществить будущему жениху в одиночку. И сейчас он загнал поглубже гнев, напомнив себе, что восемьдесят тысяч фунтов вполне компенсируют любое оскорбление. Да и, кроме того, подобное неуважение к нему под крышей Джаспера просто немыслимо.