– не имели права вести самостоятельную внешнюю политику и должны были по первому требованию фараона являться в Египет или посылать туда своих ближайших родственников.
Князь Иерусалима Абдихиба в письме к фараону характеризует свой статус таким образом: «Вот, я не правитель. Я – солдат царя, моего господина. Смотри, я – пастух царя. Я тот, кто несет дань царя. Не отец мой, не мать моя, но могущественная рука царя посадила меня в доме моего отца».
После разгрома наиболее упорных противников фараона, княжеств Кадеша и Тунипа (при Тутмосе III и Аменхотепе II), и установления дружеских отношений между Египтом и Митанни[17] (в правление Тутмоса IV) князья окончательно покорились египетской власти, стали перенимать египетскую культуру, образ жизни и моду египетского двора. Особенно это касается Нубии, но и князь Библа Рибадди с ностальгией вспоминает: «Кто давал что-нибудь? А царь (Египта) давал продовольствие правителям, моим коллегам… Прежде моим отцам присылали из (египетского) дворца серебро и все необходимое для их жизни. И мой господин присылал им солдат» (ЕА 126). Карликовые государства Сиро-Палестины вообще не могли в ту эпоху существовать самостоятельно, для них было важно найти себе сильного покровителя, который защитил бы их от нападений соседних крупных держав, превратностей междоусобной борьбы, периодически возникавшей угрозы голода.
В отношении иноземцев, которые сохраняли верность Египту, не было никакой дискриминации, и они могли даже сделать блестящую карьеру при египетском дворе (так, азиат Аперэль, гробница которого была недавно издана А. П. Живи,[18] стал визирем; известны и другие крупные чиновники и военные азиатского и нубийского происхождения). В мемфисской гробнице генерала Хоремхеба[19] сохранилась сцена, где египтяне и иноземцы приветствуют фараона. В отличие от изображений более раннего времени, здесь иноземцы держат в руках посохи, знаки высокого общественного ранга (а один из них имеет при себе кинжал), и приветствуют фараона стоя, как и египтяне. В другой сцене из той же гробницы, сцене посольства, иноземцев ожидают их собственные колесницы со слугами.
Все обстояло вполне благополучно до того момента, пока на международной арене не появилась новая крупная держава – хеттская.[20] Ее царь Суппилулиума стал создавать свою империю, по структуре не очень отличавшуюся от египетской. А Эхнатон, как справедливо отмечает Кристиан Жак, не спешил вмешиваться… Были и другие, менее крупные неприятности: коррупция египетских чиновников (так, в письме ЕА 270 Милькили из Гезера обвиняет египетского чиновника Янхаму в слишком больших требованиях и в том, что тот задержал его жену и сына в качестве обеспечения дани), формирование банд «головорезов» – хапиру (это не этническое название, как утверждает К. Жак) – из маргинальных элементов сиро-палестинского общества и их набеги на города. Северосирийские правители, не получая помощи от фараона, оказывались вынужденными переходить на сторону хеттов.
Кристиан Жак рисует образ коварного злодея Азиру, князя Амурру. На мой взгляд, эту интересную фигуру не следовало бы оценивать так однозначно негативно. Азиатские провинции Амурру (горные и предгорные области Ливана) и Упе были созданы, как полагает В. Хелк, на месте разгромленных княжеств Кадеша и Тунипа. Их центрами стали города, не игравшие прежде значительной роли, – Симира и Кумиди. Во главе Амурру царь поставил человека местного происхождения, но не связанного с царским родом, – некоего Абди-Аширту (отца Азиру). Он занимал промежуточное положение между египетской администрацией (рабису Симиры) и местными правителями городов – хазану, то есть был как бы заместителем рабису. Абди-Аширта конфликтовал с князьями, освободил Симиру от захвативших ее войск города Шелаль, участвовал в походе хеттов против Митанни и, в конце концов, был убит (во время ответного рейда митаннийского царя Тушратты?). Несмотря на «неудобную» самостоятельность князя Амурру, его смерть оценивается в письме из Библа (ЕА 101) так: «Ведь они убили Абди-Аширту, которого царь (Египта) поставил над ними, а не они сами».
После смерти Абди-Аширты началась какая-то странная борьба между его сыновьями (союзниками которых стали портовые города Арвад, Тир, Берит, Сидон) и Риб-Адди, князем Библа. Сначала Риб-Адди захватил Симиру, потом, после хозяйственной блокады, этот город (и ряд других городов, союзников Библа) перешел в руки сыновей Абди-Аширты. Пленных египетских граждан Азиру заложил (!) в Митанни. Очевидно, речь шла о борьбе двух коалиций сирийских князей за контроль над крупным египетским центром, через который в Сирию поступало продовольствие. Тем не менее, в своих письмах Азиру настойчиво убеждает фараона, что продолжает оставаться вассалом Египта (хотя и совершает враждебные действия против лояльных царю князей). Он пишет: «Все, что князья давали, я тоже буду воистину давать, царю, моему господину, моему Богу, моему Солнцу, буду я, воистину, давать постоянно» (ЕА 157); «Пусть посланный моего господина придет, и все, о чем я говорил в присутствии моего господина, я дам: продовольствие, корабли, масло, дерево укарину и другое дерево я дам» (ЕА 161). Он ищет заступничества могущественного временщика Эхнатона Туту, который исполнял должность жреца царствующего фараона и был «устами верховными земли до края ее»:[21] «Вот, ты там, мой отец, и каково бы ни было желание Дуду, моего отца, напиши, и я воистину дам… Ты сидишь перед царем, моим господином… слов клеветы против меня не допускай» (Азиру – Туту, ЕА 158); «Что касается Дуду, вот, смотри, я направлю мое сердце и мои слова в направлении его сердца. Я буду действовать заодно с Дуду, моим господином» (Азиру – Хаи, ЕА 167). Он приезжает, по требованию царя, в Египет.
Двойственность поведения Азиру объяснялась тем, что в это время совершал свои рейды в Северной Сирии (то есть в непосредственной близости от Амурру) хеттский царь Суппилулиума. Азиру, этот «слуга двух господ», по меткому выражению итальянского ассириолога Марио Ливерани,[22] пытался поддерживать добрые отношения одновременно с двумя могущественными правителями. И, видимо, одно время платил дань обоим! Фараон выдвигает против него такое обвинение: «Вот, царь услышал, что ты заключил соглашение с человеком Кадеша (Этака-мой, князем Кадеша и союзником хеттов), что вы вместе вкушаете еду и питье. Если это действительно правда, то почему ты так делаешь? Почему ты заключил соглашение с человеком, с которым царь в ссоре?» Ответ на риторические вопросы фараона самоочевиден: потому, что Эхнатон не сумел гарантировать безопасность своего вассала перед лицом хеттской угрозы. И все-таки Азиру хранил верность Египту до смерти Тутанхамона – до того времени, пока соотношение сил в Северной Сирии не изменилось окончательно в пользу хеттского царя. А потом заключил с Суппилулиумой договор и стал его вассалом.[23] В составе хеттской империи царство Амурру, где правили наследники Азиру, существовало еще очень долго – до конца 12 в. до н. э.
На русском языке существует замечательное исследование: Перепелкин Ю. Я. Кэйе и Семнехкерэ. К исходу солнцепоклоннического переворота в Египте. М., 1979.[24] Его автор, проделав уникальный по своей тщательности анализ амарнских памятников, приходит к выводам, во многом отличным от концепции К. Жака. Так, он считает, что царица Нефертити не оказывала сколько-нибудь заметного влияния на государственные дела («Необыкновенное положение царицы рядом с фараоном было положением супруги, а не соправительницы» – с. 24). Что владелицей северного дворца и южной усадьбы Меру-Атон (до их передачи царевне Меритатон[25]) была побочная супруга царя, Кийа,[26] чье возвышение началось через несколько лет после женитьбы царя на Нефертити. Что в конце царствования – в 16 или 17-м году – Кийа стала соправителем Эхнатона (Сменхкара[27] же вступил на престол уже после его смерти). Что она впала в немилость еще до смерти Эхнатона, а Нефертити, напротив, оставалась царицей вплоть до смерти супруга. Что в царствование Тутанхамона, который сам не преследовал памяти Эхнатона, царская гробница в Ахетатоне была разгромлена противниками атонизма. Тогда же Эхнатон был вторично погребен в Фивах,[28] в гробнице 55, в золотом гробе, переделанном из гроба Кийи. Однако вскоре, «скажем, при фараоне Хар-м-ха (Хоремхебе. – Т.Е.), если только не позже, в укромный тайник нагрянули должностные лица с поручением истребить там имена и изображения отверженного преобразователя, вынуть его самого из гроба, а взамен положить туда другого царственного мертвеца» (с. 254). Этим «другим мертвецом» стал Сменхкара.
