– Да я ж говорю, – встал я со стула и пересел на место рядом с одноклассницей, – Папа попросил. Хочет удостовериться, что я тут хорошо провожу время.

– М-м-м, ясно. Крутой у тебя папа, – непонятно промямлила она.

– А то, – я завёл телефон наверх фронтальной камерой на себя. Взглянув на экран, можно было понять, что нормальной фотографии не получится. Слишком темно, а телефон слишком дешёвый для таких фото. Помимо технической проблемы была ещё и, скажем, психологическая. Для красивого кадра нужно было бы обнять «сокамерницу» (типа, камера нас обоих снимает, ну вы поняли, поняли, да?). Но я на такое готов не был и по итогу между нами было метра два-три расстояния, примерно. Может, чуть ближе. Я не знал, какое скорчить лицо и смотрел с каким-то максимально уродским покер-фейсом. Ева выглядело смущенной, но милой, типа. Фото было сделано. Я посмотрел. Неприятно удивился своим операторским навыкам и отсутствию у меня фотогеничности, но переделывать или удалять не стал.

И чё, мол, валить можно?

Было бы круто. Меня постигло редкое чувство достижения цели, после которой уже и не знаешь, что делать дальше. Ведь весь смысл жизни только что был потерян.

– Покажешь? – неожиданно заговорила Ева со мной.

– А? – настал мой черед переспрашивать. Я слышал, но захотел, чтоб она повторилась.

– Как я получилась?

– Да нормально, лучше, чем я, – я отдал телефон в её мелкие руки.

– Не скажи.

– Скажу. Смотри, какая милаха.

– Ой, спасибо, – замурчала Ева, тыкая указательными пальцами друг о дружку. Это такой жест умиления. Мне снесло башню. Это я что, комплимент сделал? Может, мне тоже как-нибудь начнут делать…

– Да ладно, не за что, – я нереально осмелел, – Может выпьешь всё-таки? – я показал на рядом стоящую бутылку. Вся девичья милота сникла, как и не было. Она отрицательно покачала головой, и снова уткнулась в телефон. Я из чистого любопытства глянул, что она там делает и очень удивился, когда увидел на экране сплошной текст. По крайней мере, он там был, когда я заглянул.

– Ого, что читаешь? – я почувствовал себя своим отцом, который тоже меня такие вещи спрашивал, когда я в телефон посреди ужина втыкался. И вообще он у меня всё, что можно было спрашивать, спрашивал. Я же сейчас точно так же поступаю. Господи, я превратился в своего родителя.

– Да-а-а, фанфик один, – смущенно дала обратную связь Ева.

– Ну ни хрена себе, балбесина. Фанфики – это же… Это же не литература! Я был о тебе более высокого мнения, Ева. Ладно, «Фонк» слушаешь, но это… Ага, по какому фандому? – без тени гадкого презрения задал вопрос я. Она, конечно же, назвала ту китайскую игру, в которую все играют и от упоминания которой у меня волосы на всех местах дыбом встают.

– Понятно, не играл, – я обиделся. Уже не было причин оставаться здесь. Как я могу находиться в одном помещении с дамочкой, с которой у нас общий неудачный жизненный опыт во взаимодействиях с другими людьми, но такие разные интересы? Фу. Надо найти ту, с которой можно будет всё-всё обсудить и вместе провести досуг. А я ведь почти проникся к Еве симпатией…

– Чего сидите такие тихие? – резко вломился в наши жизни Темыч и уселся напротив.

– Да мы разговариваем, – уверил я.

– Уже пил? – меня проигнорировали.

– Только пиво.

– А ты? – голова собеседника метнулась к Еве. Та отрицательно кивнула.

– Ну вы чё? Весь кайф обламываете. Давайте. За воссоединение, – тонкие мошеннические руки аккуратно разлили какую-то желтого вида гадость по бокалам.

– Что это?

– Егер.

– А, – я специально согласился, чтобы совсем дураком не выглядеть. Егер, так егер. Не яд, небось.

– Ну давайте, – нам подали бокалы.

– Не, спасибо.

– Ну ты чё, дружище? Все свои, расслабься. Или зассал, щенок?

Я посмотрел на предложенный напиток и на Темыча.

– А сам не будешь?

– А мне уже хватит. Может, попозже, – плут убедил, – Я хочу, чтобы ты попробовал. Интересно твое мнение.

– Вот как, – такая тупая лесть очень взбудоражила меня, – Ну раз тебе моё мнение важно.

– Ева, давай присоединяйся, – бокал к ней пододвинули на пару сантиметров, как бы, искушая. Я посмотрел на неё и увидел какую-то еле заметную тень улыбки и молчаливое согласие в глазах. Крохотные пальчики без маникюра взялись за ножку сосуда.

– Ах, курва. Если бы не ты, то плеснул бы эту херню в лицо сраному алкособлазнителю. Выбора мне не оставляешь, да?

Я поспешил схватится за бокал и опрокинуть в себя содержимое. Быстро сделав глоток, я ощутил, как горькое пойло потекло в пищевод, который явно был не готов к такому экстриму. Я закашлялся. Сквозь мои захлебывания мне удалось уловить, как Ева, морщась прокомментировала: «Ой».

– Полностью тебя понимаю и уже в третий раз.

В глазах перестало быть темно и восприятие вернулось.

– Ну как тебе?

– Ядрёно, – прижимая кулак к губам, отозвался я, – Весьма недурно.

– Рад, что тебе понравилось, развлекайтесь, алкаши, ха-ха-ха!

И он ушёл.

– Тебе как, Ев? – зачем-то сказал я, зная, что мне ответят.

– Горько, – выбор этого слова показался мне особенно в этот момент подходящим. Захотелось целовать всех в губы и распускать руки.

– Ага.

Мы молча сидели и даже не хотели достать телефоны из карманов. Все плыло перед глазами, голову клонило на стол.

– Может ещё? – спросил я, наливая по обоим бокалам.

– Не, не надо, – прикрыв лицо руками, – отказывала Ева.

Я уже не помню, как, но мне удалось уговорить Еву, и мы сделали ещё глоток. Мне захотелось пройтись осмотреться, и я понял, что не могу встать. Моё тело начало повторять собой Пизанскую башню и его аккуратно подхватили рядом стоящие пацаны. Всё это время они не уходили и без конца обсуждали какую-то ерунду. Я даже не хотел вслушиваться. Они же, наверное, подхватили и Еву. Туман становился гуще и гуще. Воспоминания не хотели сохраняться. Очевидно, нам было плохо, но не настолько, чтобы вызывать скорую. Нас куда-то положили на кровать и дали проспаться.

Охеренно потусил.

Самое классное началось, когда меня начал одолевать сон.

Я очнулся в большой и очень знакомой мне комнате. Здесь я провел какие-то счастливые минуты детства, но где именно мне осознать не удалось. Я вышел из неё и увидел какую-то адскую хтоническую срань. В нескольких метрах от меня стоял человек (?). У него была голова, ноги и руки, но они выглядели ужасно старыми, дряблыми и болезненно бледными. Шея была не на правильном месте, а торчала из грудной клетки. Как будто бы у этого существа было какое-то подобие горба. Одето оно тоже было крайне… Противно. Тело покрывала какая-то грязная ткань. Наверное, когда-то это была ночнушка или просто продырявленная простыня. Сейчас на ней было много заплаток и дыр, из которых можно было увидеть старческую, покрытую какими-то волдырями и наростами кожу. Самое прелестное – взгляд. На меня очень пристально смотрело вполне себе человеческое лицо. Почти изучало. Нельзя было понять, принадлежит ли оно мужчине или женщине. Под глазами были черные круги, кожа вытянутая, а изо рта стекала слюна, похожая консистенцией и цветом на нефть. Глазищи этой сволочи не моргали и становились шире. Капилляры росли и глазные яблоки становились красными. Я заметил, как тяжело дышит представшая предо мной тварь. Ещё чуть-чуть и она ляжет на пол, судорожно трогая сердце, надеясь, что оно ещё немного побьется. До меня резко дошёл тошнотворный запах, который явно исходил от этого чудовища. Этот взгляд… Так смотрят бездомные, клянчащие денег. Есть в них что-то одинаково убогое и пугающее. Да, я видел это лицо. Сумев оторвать внимание от блестящих при ярком солнце зенок, я увидел торчащий в руках у этого горбатого топор. На лезвие была спекшаяся кровь. Топорище держали морщинистые и костлявые культи, которые едва бы могли разжаться. Этот урод не моргал. И смотрел. Смотрел. Смотрел в меня. Очень тупо, удивленно и как-то назидательно. Он хотел найти во мне что-то, за что я провинился. Он хотел казнить меня. Но не мог. Я ведь невиновен.