Внешне он практически не изменился: такие же темные волосы, шоколадного цвета глаза с едва заметными морщинками под ними, пухлые губы, которые он всегда держит сжатыми в тонкую линию. Единственным ярко выраженным изменением на его лице стала прилично отросшая борода, которая скрывает четко очерченную линию подбородка и придает ему вид некоторой зрелости, в его-то двадцать четыре года. Со стороны кажется, что она стала неким барьером между ним и внешним миром.

Я буду идиоткой, если скажу, что не было и дня, чтобы я не скучала по нему. Скучала, безумно скучала по тому Хантеру, которым он был со мной на протяжении того, почти идеального, месяца. Но того Хантера, который запечатлелся в моей голове в нашу последнюю встречу – я ненавижу. И не факт, что мое отношение к нему когда-либо изменится.

Мои размышления развеиваются с приходом Эви, которая осторожно пробирается между столиками и присаживается на стул напротив меня.

– Эви, как все прошло? – спрашиваю, вынимая наушник из уха и снимая очки, которые вынуждена носить из-за резко ухудшающегося зрения.

– Хорошо… – Она слегка изгибает уголки своих губ в подобии улыбки.

– Ну, не томи, мне нужны подробности, – говорю, не отрывая взгляда от лица тети.

– Отлично. Я сдала экзамен, – ее глаза светятся гордостью, когда она достает из рюкзака сертификат и протягивает его мне.

На документе указано, что она успешно завершила интенсивный курс, и с этого момента может официально заниматься своей новой профессиональной деятельностью.

– Вау! – вскрикиваю и тут же прикрываю рот ладонью, увидев подтверждение ее слов на бумаге. – Эви, это потрясающе! Я поздравляю тебя! – Я вскакиваю со своего стула и несусь к тете с искренними объятиями. – Я так рада! Видишь, я тебе говорила, что учиться никогда не поздно.

– Это народная мудрость, Тея, так что не приписывай себе народные труды, – иронично отвечает Эви, покачивая головой.

– Надо срочно открыть окно, а то становится душновато, – говорю, показав язык Эви, и сажусь обратно на стул. – Что теперь? Ты уже можешь выходить на работу? – спрашиваю, обхватив ладонями щеки и внимательно уставившись на тетю.

– Как раз об этом… – задумчиво отвечает Эви, укладывая ладони на край стола.

– Что-то не так? – обеспокоенно интересуюсь, чувствуя, что меня может ожидать весьма нерадостная новость.

– Не совсем… – она опускает взгляд на свои пальцы, которыми перебирает край скатерти. – Но то, что я собираюсь сказать, может тебе не понравится и, возможно, расстроить.

– Мне стоит попросить официанта принести нашатырь или подготовиться к легким ударами по моим щекам? – пытаюсь пошутить, чтобы убавить волнение Эви.

– Мистер Уэйн, мой куратор, сделал предложение, от которого невозможно отказаться. Поэтому я решила на три месяца отправиться с ним в Африку, чтобы поработать там с детьми, а после этого вернуться в Лос-Анджелес.

– Африка – это невероятно круто и здорово. А вот второй вариант… звучит очень сомнительно.

– Я готова, Тея. – Эви крепко сжимает мою руку, ее глаза блестят от искренности и решимости. – Мне хватило шести месяцев, чтобы понять это, но я возьму еще три, чтобы точно быть уверенной в том, что я готова вернуться. Я больше не могу быть вдали от Диаза, без возможности поговорить с ним, рассказать обо всем, что у нас происходит, и о том, что я продолжаю жить за нас двоих. Я страшно скучаю… По Доминику скучаю. По городу. По всему. Тот город – место, где я выросла, и сейчас, находясь здесь, я чувствую себя как в чужом мире. Мое место там. Рядом с Диазом.

– Эви…

– Нет, послушай, Тея, я в порядке, правда. Я не собираюсь делать с собой ничего необдуманного. Я хочу жить, и жить там, где мой дом, где покоится мой сын, – уверенно говорит тетя, продолжая поглаживать мою руку.

– Эви, я вообще-то собиралась поддержать тебя сразу после твоего «я готова», – улыбаюсь и откидываюсь на спинку стула, складывая руки на груди. – Но если ты намерена еще поуговаривать меня, то я полностью к твоим услугам.

– Не буду, ты ведь уже сдалась, – она качает головой, а затем берет мою чашку с кофе и делает несколько глотков. – Как ты можешь пить эту гадость? Это ведь отвратительно горько, – скривив лицо, говорит Эви.

– Вообще-то это вкусно, – забираю напиток и допиваю его залпом.

– Лучше бы ты пила свой приторно-сладкий раф, – закатив глаза, говорит тетя, а затем ее лицо резко становится серьезным. – Что насчет тебя? Ты будешь продолжать работать репетитором здесь или поедешь со мной домой?

«Домой… У меня давно нет дома. И нет ни единого места, которое сможет его заменить. С одиннадцати лет я стала птицей с отрубленными крыльями, которая мечтает взлететь, но каждый раз падает обратно, головой об асфальт.»

– Я подумаю об этом, и к твоему возвращению из Африки, дам ответ на твой вопрос, договорились? – спрашиваю, откидывая в дальний ящик своего сознания планы на этот город, чтобы не тревожить Эви.

– Конечно, – отвечает она, слегка поджав губы, как всегда делает, когда нервничает.

– Когда ты уезжаешь?

– Только не рычи на меня, но уже завтра утром. Поэтому мне нужно мчаться и собираться как ветер, чтобы потом на борту самолета не хвататься за голову, вспоминая о забытом зарядном устройстве или каком-то важном документе. Ты со мной?

– Еще недолго побуду здесь, у меня вот-вот начнется занятие с одним очень забавным парнем, который каждый урок просит меня перевести на китайский язык всевозможные матерные слова.

– Тебе, кажется, будет очень «весело», – она закрывает ладонью рот, пряча улыбку. – Так, я тогда побежала. – Она поднимается со стула и, поцеловав меня в висок, направляется к выходу.

– Не забудь покормить Себастьяна, – напоминаю ей, когда она уже открывает двери.

– Конечно, – говорит и машет рукой на прощание.

***

США, Лос-Анджелес, четыре месяца назад

Я схожу с трапа самолета в бурлящий ритм Лос-Анджелесского аэропорта. Направляясь к выходу, я чувствую себя героиней шпионского романа, пробираясь через море людей в зале. Их взгляды скользят по мне с таким интересом, словно под свой легкий черный плащ я надела не маленькое черное платье, а натянула латексный костюм для взрослых игр или обвязала свое тело шнуром с детонатором, который взорвется, если на меня не смотреть.

На вышеописанной одежде я решила не останавливаться, поэтому «слегка» преобразилась прежде, чем прилететь сюда: короткие, идеально гладкие черные волосы, солнцезащитные очки, яркая губная помада, говорящая громче любых слов. В общем, выгляжу как «черная» вдова, похоронившая во время отдыха на тропическом острове своего восьмидесятилетнего, но безумного богатого мужа.

Заехав в отель, в котором я заранее забронировала номер на имя Эддисон Лауд, оставляю чемодан и, перед выходом, поправляю частично съеденную помаду, которую я сгрызала со своих губ вместе с кожей, пока летела.

Не знаю почему, но я продолжаю пользоваться советом Хантера – на всю слушаю музыку в наушниках и думаю о чем-то приятном. Это помогает, но не всегда. Например, сегодня, слушая новые треки Tomme Proffit, я в очередной раз задумалась о том, что же было бы со мной, если бы в ту ночь я не сбежала? Получилось ли между мной и Хантером что-то нормальное? И сколько бы не размышлала на эту тему, я всегда приходила к выводу, что, если бы не в ту ночь что-то произошло, то это случилось бы в другой раз.

Натянув на свое лицо потрясающую улыбку, которая в отражении зеркала совсем не выглядит искренней, я запираю двери и спускаюсь на первый этаж. Выхожу на улицу и направляюсь на поиски цветочного магазина. Подойдя к нему, я вхожу и встречаю молодого парня-флориста, который упаковывает потрясающе красивый букет, состоящий из более, чем сотни анемонов.

– Здравствуйте, – приветствую его, неотрывно рассматривая его работу. – Могу ли я приобрести такой букет, только в четном количестве?

– Здравствуйте. К сожалению, это последние анемоны в нашем ассортименте, но я могу предложить вам розы, гортензии, хризантемы или пионы? Как вы смотрите на это? – стараясь сохранять вежливость в голосе, отвечает он.