С легким кивком головы, полная противоречивых эмоций, я выхожу из больницы. На улице легкий ветерок пробирается сквозь легкие, когда я опускаюсь на лавочку рядом с Домом, который выпускает из своих легких едкий дым.
– Как ты? – нарушает такую уютную, но опустошающую тишину он.
– Разве на моем лице не написано жирным шрифтом слово «облажалась»? – отвечаю вопросом, не поворачиваясь к нему.
– Тея, ты не облажалась. Ты ничего не могла сделать. Никто не мог, к сожалению, – говорит он и, потушив сигарету о стоящую рядом урну, выбрасывает ее.
– О, поверь, Дом, я облажалась по полной и в ситуации с Диазом, и в ситуации с Каттанео.
– Ты так в этом уверена? – недоверчиво спрашивает он.
– Да, Дом, я уверена.
– А это что? – спрашивает он, кивая на вещи в моих руках.
– Диаз передал, – опускаю взгляд на его телефон и планшет для рисования.
– Ты включала?
– Еще нет.
– Включи, посмотри и убедись, что ты не права, – говорит Доминик и отходит к своей машине.
Оставшись наедине с собой, первым делом я снимаю блокировку с телефона, который вместо главного экрана показывает сразу галерею. Последнее видео, длительностью в две минуты сорок четыре секунды, с надписью по центру: «Тея, прости меня». Увидев этот текст, внутри меня в моменте что-то взорвалось и рассыпалось по всем органам, раня и сдавливая их.
Нажав на кнопку включения, перед моими глазами появилось уставшее лицо малыша Диаза, который внимательно смотрит в камеру и с трудом выдавливает легкую улыбку.
– Так, надеюсь, меня хорошо видно и слышно… Как говорят во взрослых фильмах: если ты смотришь это видео, то меня больше нет, – говорит и улыбается еще шире, а я не успеваю словить первые слезы, которые обрушиваются на экран телефона. – Тея, прости меня. В день, когда мы с тобой поругались, я слишком много ненужного наговорил тебе. Но я должен был… Не потому что хотел, чтобы тебе было больно, а потому что хотел, чтобы тебе было легче, когда я уйду. Этому я тоже научился из фильмов, которые мы смотрели с мамой, — дополняет он, а я любуюсь его живыми эмоциями. – Если у меня не получилось облегчить твою боль, то прости меня, — он замолкает и несколько секунд смотрит на меня, как будто я сижу там, перед ним. – У меня будет к тебе маленькая, но очень важная просьба: позаботься о моей маме, присмотри за ней и не дай уйти за мной. Точнее несколько просьб. Вторая: позаботься о Хантере, он классный. Мне показалось, что он правда любит тебя, и мне он очень нравится. Третья: позаботься о себе, будь счастливой. А я… я найду там, на небесах, твоих родителей и сестру и передам им, что с тобой все в порядке. Они должны узнать, что у них выросла прекрасная принцесса. Тея, я не злюсь на тебя, я тебя очень сильно люблю. Я знаю, что больше не смогу сказать тебе этого, – говорит Диаз, вытирая глаза. – Пожалуйста, продолжайте жить без меня. Я знаю, что вы справитесь.
С его последними словами все мое тело колышется от внутренней дрожи. Лицо, вероятнее всего, выглядит так, словно у пчел было соревнование: кто сильнее укусит. И те, кто делал это под моими глазами и на губах, очевидно, заняли призовые места.
– Тея, – мое одиночество нарушает подошедший Доминик. – С Хантером все в порядке?
«Хантер. Да что с ним может произойти?»
Когда я пришла в себя в доме этого «человека», которого считала не таким, не похожим ни на кого, со своими тараканами, проблемами и тайнами, но не настолько идиотом, чтобы поступить так со мной, я была готова убить его. Я считала его своим, как бы наивно это не звучало. Я была уверена, что он испытывает намного больше, чем просто физический интерес ко мне. Его глаза выдавали каждую его мысль обо мне, а его черствое сердце, в которое я была намерена произвести выстрел, рядом со мной начинало биться усерднее, показывая, что мои догадки о его чувствах были верны. Но я ошиблась, и это последняя ошибка, которую я допущу. Шансов на промах у меня больше нет и не будет.
Я не подпущу к себе человека, который безжалостно запер меня в темной комнате, отключил доступ к кислороду своим поступком и показал, что в нашем мире нет места человеческому счастью и любви между двумя упертыми людьми. Я отказываюсь от своих чувств и отказываюсь давать шанс на воссоединение того, что было вдребезги разбито этим человеком.
– Не знаю. И знать не хочу, – отвечаю вместо всего того, что сейчас около двух минут раскладывала по полочкам в своей голове.
– Ты виделась с ним сегодня?
– Да.
– С ним все нормально? – Меня настораживает его озабоченность состоянием Хантера.
– Более чем, – говорю и замечаю на лице Доминика облегчение.
– Тея, тебе лучше поехать домой, отдохни, на тебе лица нет. Об Эви я позабочусь.
– Я останусь здесь, – отвечаю, не желая ехать в одиночество.
– Тея, послушай меня, тебе следует побыть с Хантером…
– Я не вернусь больше туда, Дом, – перебиваю его. – Все пошло к чертям. В плане оказалась огромная трещина, к которой я не была готова, поэтому, прости, но я больше не в деле. Кажется, еще месяц назад, ты был только «за», если я уйду? Что-то изменилось? – интересуюсь, глядя в его глаза. – Мне, как и Эви, нужен перерыв подальше отсюда, – уверенно дополняю.
– Что-то произошло? – спрашивает, присаживаясь рядом со мной. – Он тебя обидел?
«Что ты, Дом… Он просто окунул меня лицом в грязное прошлое.»
– Нет. Я просто устала, Дом, – вместо правды отвечаю очередной бред. – Давай уедем после похорон Диаза? Врач предложил сменить обстановку, которая поможет Эви облегчить ее боль. Я сегодня же соберу все вещи.
– План отступления? – интересуется он, имея в виду заранее обговоренную стратегию, которая обеспечит нам безопасный уход и сделает так, что ни одна собака не сможет взять след на нас.
– Да. Так будет лучше для всех.
– Я свяжусь с риелтором, который выставит дом на продажу в ближайшие дни.
– Завтра. Получится выставить его на продажу уже завтра, чтобы стереть нас с лица Лос-Анджелеса для всех? – спрашиваю, замечая в глазах Дома знаки вопросов, которые ярко мерцают и спускаются к его рту:
– Все-таки что-то произошло?
– Дом, сейчас я не хочу обсуждать ничего связанного с фамилией Каттанео.
– Хорошо, Тея, – он поднимается и, убрав телефон, который до этого сжимал в своей руке, в карман легкой куртки, добавляет: – Езжай домой, собирай вещи, а я заберу Эви отсюда и приеду за тобой.
– Спасибо, – обнимаю его, чувствуя его тепло и поддержку, и направляюсь к машине.
***
Подъехав к дому, я поднимаюсь в свою комнату, в которой жила от силы несколько месяцев перед переездом в дом Каттанео. Я даже не успела проникнуться атмосферой этого дома, поэтому мне не будет так трудно прощаться с ним.
Подойдя к шкафу, я вынимаю чемодан и складываю развешенную одежду, точнее пару платьев, три футболки и шорты, которые остались здесь. Все вещи остались у Каттанео, но я ни за что не поеду их забирать.
Далее направляюсь в комнату Дома и делаю то же самое. С секретной комнаты выношу все документы, упаковываю компьютер и ноутбуки в коробки, оружие и другие запрещенные вещи прячу вглубь чемодана с его одеждой. Почти за три часа мне удается сложить в четыре чемодана и пять коробок всю нашу недолгую жизнь в этом доме.
Я сажусь на диван, открываю телефон Диаза и пересматриваю снова и снова его послание для меня. Повторяю его слова о том, что мы сможем и мы справимся, и, кажется, сама начинаю в это верить. Вверху экрана всплывает какая-то реклама, и я смахиваю ее, но вместо этого она каким-то странным образом открывается. Я пытаюсь закрыть, нажимая на крестик в углу, но ничего не происходит. Решаю дождаться, может быть, она исчезнет так же, как и появилась.Но вместо рекламы какого-то приложения или сайта, после длительной загрузки на экране появляются кадры жуткой аварии, и парень в черном костюме с микрофоном у рта вещает всю информацию:
– Сегодня около полудня произошло страшное дорожно-транспортное происшествие с участием двух машин. По предварительным данным, в одной из машин находился Джеймс Каттанео, владелец крупной алкогольной компании, и его сын. В результате аварии погибли два человека – Беатрис Стоун и Коннал Хьюз. Причины происшествия пока выясняются, но очевидцы сообщают, что одна из машин двигалась на высокой скорости. Подробности будут известны позже. Следите за нашими выпусками новостей.