Анфиса Витольдовна отправилась к картотеке. Ряд деревянных ящиков занимал целую стену напротив карты.

Спустя минут тридцать – Егор Иванович успел подремать – его старая гвардия появилась рядом с диваном, готовая дать отчёт. Но по их недовольным лицам начальник понял, что ничего толком они не нашли.

– Может, русалки? – поинтересовался Старцев.

– Не должны бы. Хотя сейчас идёт русалья неделя, мы ведь сделали всё необходимое для того, чтобы эти создания не трогали людей.

– Берёзу заплетали? – поинтересовался начальник.

– Всё как полагается, – пожал плечами Михаил Ефремович.

– Две молодые берёзки к земле пригнули, лентами перевязали, – стала перечислять Анфиса Витольдовна. – Потом заплели косы из веток. Под деревом угощения. Обязательно варёные яйца. В этом году особенно удачно получилось. Боренька провёл целую интернет-кампанию. Просто огромное количество молодых людей приняло в этом участие. Языческие культы снова в моде, знаете ли.

– Борис – молодец! – похвалил их бойца интернета Михаил Ефремович. – У него даже толкинисты берёзки плели. Он им такую теоретическую базу подвёл, что они поверили.

– Мы-то уже стары берёзки заплетать, – как-то печально отозвалась Анфиса Витольдовна.

– А что молодые люди выделывали после берёзок… – мечтательно закатил глаза старый сотрудник. – Для закрепления эффекта, видимо!

– А вы-то откуда знаете? – с подозрением посмотрела на него коллега.

– Так они… это… на сайте выкладывали. А мы наблюдали. Контролировать же надо.

– Значит, это, скорее всего, не русалки? – отвлёк сотрудников от выяснения интереснейших аспектов Старцев.

– Они бы защекотали всех. Было бы несколько трупов – и всё.

– Тогда кто это?

– Место же замечательное! – начал Михаил Ефремович. – Петровская набережная. Нева рядом. Петропавловская крепость рядом… Стрелка Васильевского острова тоже. Практически это может быть всё что угодно.

– Я бы вообще запретила людям селиться в таких «замечательных» местах. Вот были здесь до Петра Первого запретные леса – и на Васильевском, и на Заячьем – где сейчас крепость. Так туда людям вообще запрещено было просто так появляться. Только в особое время. И с особыми ритуалами.

– И хорошо, если не в роли жертв, – не мог не съязвить Михаил Ефремович.

– Тогда считали, что границу с иным, непонятным нам миром необходимо закрывать именно так, – пожала плечами Анфиса Витольдовна. – По всей земле такие разломы разбросаны. Их немного, но они есть. Но вот строить в таком месте город… Это только у нас!

1717 год, лето

Генерал-губернатор новой столицы Российской Империи – Санкт-Петербурга – был в смутном, тревожном состоянии.

Наверное, Александр Данилович Меншиков слишком долго оставался на одном месте. Да ещё и в каком! В столице! Вот странствовать с Петром по Европе, бешено носиться на коне на поле боя, первым взобраться по лестнице в захваченную крепость… Это да. Говорить одно, думать уже про другое, нестись куда-то на край света за третьим… Вот это жизнь. А тут?!

Генерал-губернатор тяжело вздохнул и, чуть натянув поводья, остановил послушного коня.

Ночь никак не наступала. Красноватое солнце почему-то злобно поглядывало на безумцев, решивших строить здесь город. Меншиков вспоминал, что раньше он не чувствовал в этих местах такого противоборства человеческой воле. Или ему казалось от усталости, или раньше эти места относились к людям по-другому: с любопытством, но без злобы.

Что же изменилось?

Вот уже два года он безвылазно сидел в Санкт-Петербурге и следил за тем, чтоб город всё-таки строили. Это, конечно, выгоднее – что ни говори. Но он поближе познакомился с тем местом, где Петру пришло в голову строить его «парадиз». Кстати, даже он, Меншиков, не знал, почему именно здесь. Почему на этих островах, окружённых болотами да вырубками векового леса.

Вообще, когда царь велел: «Граду быть», и потом, когда они чуть больше десяти лет бывали тут наездами, никто из приближённых – да и сам повелитель – не понимал толком, что это за место.

Что-то он отъехал достаточно далеко от обжитой и местами каменной части города. Вокруг него были землянки и шалаши пригнанных на работы. Мужики спали вповалку, нарубив лапника. А кое-где ещё догорали костры.

– …чего ж хотели? – вдруг слух Александра Данилыча потревожил чей-то голос. Кому-то тоже не спалось. – Это ж надо, дотумкали… Русалку ловить. Вот водяной и озлился!

– Ой, Прошка! Всё бы тебе врать-то!

– Не любо – не слушай, – откликнулся тот самый жизнерадостный голос, который был так неуместен среди каторжных.

– Сказывай дальше, – прохрипел сиплый.

– Известное дело: русалки – они не злые. Любопытные – страх какие. Но не злые.

– Во брешет! А как же мужики дохнут от русальей щекотки?

– Так то ж с озорства.

– Хорошо озорство!

– А ты не лазь ночью подле воды. А если уж припёрло – так гребень с собой возьми. Русалка будет косы чесать, а ты и уйдёшь подобру-поздорову.

– А нынче что же в городе деется?

– Озлили их. Порядочно озлили. Слыхивал – мужики сказывали, что русалку в бочке привезли с моря. Русалка та особая, с хвостом. Дева морская – не чета нашим, речным, что с ногами. Отловили, дескать, царя-батюшку порадовать. Больно охоч он до диковинок.

– Болтали.

– Во! А русалка та издохла.

– Так ты, морда каторжная, мнишь, что из-за сказок твоих новики – парни молодые да здоровые – в Неву кидаются? Да так, что ещё ни одного живым не вытащили? – Над костром из тумана появился всадник.

Мужики вскочили да истово закрестились. Потом, увидев человека в треугольной шляпе с перьями, в немецкой дорогой одежде, закланялись.

– Ты прости нас, господин, за сказки неразумные, – обратился к нему самый старый.

– Прошка – кто? – жёстко спросил Меншиков.

Повисло короткое молчание. Потом один из мужиков, совсем молодой парень, шагнул вперёд.

– И что прикажешь с бедствием делать?

Парень помолчал. Потом, решившись, поднял на генерал-губернатора глаза – наглые, отчаянные, весёлые – и чётко произнёс:

– К водяному на поклон идти.

– Давайте вернёмся к похищенной женщине. Я знаю, что это похищение и что оно связано с иным миром. Я это почувствовал, – вмешался Егор Иванович. – Анфиса Витольдовна, кто мог заинтересоваться женщиной 1986 года рождения? Зовут Нина Александровна Немцова. Родилась двадцать первого марта. Ребёнку три месяца.

– Не знаем, – переглянувшись с Михаилом Ефремовичем, ответила Анфиса Витольдовна. – На мой взгляд, если бы похищали для ритуала – то младенца. Но на такие зверства – именно в плане магии – мы уже сто лет не натыкались.

– Если бы вылезла водяниха – это вполне могло произойти, Нева близко совсем, и как раз белые ночи, – то утащила бы молодого человека. Женщины её не интересуют.

– Может, это продвинутая водяниха. Современная, – задумчиво проговорил Михаил Ефремович.

Анфиса Витольдовна посмотрела на него недоумённо, Старцев хмыкнул – видимо, общение с интернетом, который под руководством Борьки осваивал пожилой сотрудник, не прошло бесследно. И Михаил Ефремович покраснел.

– А если это всё-таки ведьмы? – сменил тему Егор Иванович.

– Возможно и такое, – опять переглянувшись с коллегой, осторожно ответила Анфиса Витольдовна – про нелюбовь нынешнего начальника отдела охраны музеев к уважаемому сословию ведьм знали все, – однако…

– Надо смотреть по дате рождения пропавшей, кому и для какого ритуала она могла понадобиться, – добавил Михаил Ефремович. – И тогда поймём, кто её похитил. Я этим займусь.

– И пройтись по двору, откуда похитили жертву, посмотреть. Я, пожалуй, съезжу, – отозвалась Анфиса Витольдовна.

– И с ведьмами поговорить. Наверняка кто-то из них, – решительно подытожил начальник. – Да, а что у нас с плановыми мероприятиями?

– Праздник выпускников «Алые паруса» – пережили, – отозвался Николай Ефремович. – Летнее солнцестояние двадцать второго июня – пережили. К началу русальей недели – подготовились.