– Чтобы постарался любыми путями уговорить Яну в заграничное путешествие. И добавил любимое свое слово «озолочу». Мол, если она кинет Гошу, не пожалеет.

Веселкин посмотрел Могильному в глаза:

– В твоих показаниях, Аркадий, получается грубая неувязка. Плыть с Назаряном на теплоходе Сапунцов побоялся из опасения «засветиться» перед Яной. А везти ее с Гошей в райцентр согласился, как ни в чем не бывало. Чем это объяснишь?

– Все неувязки объясняются вызвавшими их причинами, – не отводя взгляда сказал Могильный. – Сапун не хотел афишировать перед Яной, с которой у него какие-то странные отношения, своей зависимости от любвеобильного шефа. А в райцентр повез под видом случайной встречи. Даже три гвоздички у подвернувшейся торговки цветами купил, чтобы презентовать Яне. Она, кажется, раскусила этот трюк и приняла его с усмешкой. И Гоша скривил физиономию от такого фарса.

– Разве Сапунцов не сказал Назаряну, что Гоша вовсе не муж Яны?

Могильный насторожился:

– А кто, любовник?

– Нет.

– А-а-а. По нынешним понятиям, спонсор.

– Тоже нет.

На лице Могильного появилось недоумение:

– Шо-то я не узнаю себя. Вроде как играю у Якубовича в «Поле чудес», но не угадываю ни одной буквы… Кем же доводится полячке этот загадочный Гоша?

– Он муж любовницы Сапунцова из райцентра.

– И та любовница отдала мужа Яне напрокат?

– Яна всего лишь сопровождала его в круизе по Оби.

– Забавный ребус… – Могильный оживился. – Теперь понятно, ради чего темнил Сапун. За счет шефа Валя решил устранить своего соперника. Или я опять попал пальцем в небо?

– Поживем – увидим, – уклончиво ответил Веселкин и сразу спросил: – Когда Назарян намерен вернуться в Новосибирск?

– Приказал завтра утром встретить его в аэропорту Толмачево с ростовским рейсом.

– Постарайся, Аркадий, о нашем разговоре ему не говорить.

– Такой треп не в моих интересах…

В конце рабочего дня Бирюкову позвонил Веселкин. Коротко рассказав о последних событиях, он попросил Антона приехать со следователем в Новосибирск завтра утром пораньше, чтобы совместно обсудить дальнейшие следственно-оперативные действия.

Бирюков и Лимакин выехали из райцентра перед восходом солнца. Ночью прошел теплый майский дождь. Свежий воздух был насыщен кислородом, и прокурорские «Жигули», управляемые Антоном, стремительно катились по влажной асфальтированной дороге. По обеим сторонам кузбасской трассы тянулись ровные поля, окаймленные сумрачными массивами хвойного леса. Стараясь не задремать под монотонное урчание мотора, заговорили о потеплении сибирского климата. Слово по слову разговор незаметно перешел в деловое русло.

– Оказывается, Петр, Сапунцов приезжал в райцентр не герболайф пропагандировать, как говорил Царьковой с Золовкиной при первой встрече, – сказал Бирюков.

– А что? – спросил Лимакин.

– Судя по тому, как Валентин быстро отвадил от телефонных звонков наркоманов, угрожавших Софии Михайловне, привозил он наркотики некой Коновалихе для реализации.

– Откуда Коновалиха у нас появилась?

– Наверное, из местных барыга. Не слышал о ней?

– Я, Антон Игнатьевич, слышал другое: последнее время в нашем районе купить «дозу» героина стало проще, чем бутылку водки. Но считал, что вал наркоты идет из Новосибирска. Трудно поверить, что в районном захолустье нашлась лихачка, не побоявшаяся организовать наркопритон. Здесь же все на слуху.

– На слуху, но… выходит, проморгали мы создание притона.

– При чем мы? Куда криминальная милиция смотрит?

– Видимо, туда, где халявным доходом делятся.

– Да за это надо в шею гнать деляг из милиции!

– Гнать – мало. На скамью подсудимых садить надо. Как только завершим дело по убийству Царькова, сразу возьмемся за Коновалиху.

– Если милиция с ней повязана, много неприятностей будет.

– О приятном, Петр, думать не приходится, когда молодежь гибнет. В этом году в райцентру сколько наркоманов от передозировки погибло?

– Трое. И все в возрасте чуть за двадцать лет. На эту тему я с Медниковым беседовал. Борис говорит, что барыги в целях наживы добавляют в героин всякую гадость: толченый мел, зубной порошок и даже детскую присыпку талька. От таких суррогатов передозировка – явление распространенное… – Лимакин нахмуренно помолчал. – Что еще нового Веселкин рассказал?

– Новостей много. Серебристо-белый «Мерседес», одежда, в которой Сапунцов ушел из дома, и черный портфель «Дюпон» обнаружены в сапунцовском гараже. А в портфеле – пятьдесят тысяч долларов.

– Солидная сумма, однако.

– Для поставщика наркотиков не так уж и большая.

– Может, это киллерский гонорар за убийство Царькова?

– Для «гонорара», по-моему, многовато. Царьков – мелкая сошка, чтобы за его голову такие деньги платить.

– Ох, запутанное дело… Ширинкина врачи привели в чувство?

– Привели. Сегодня можно будет допросить Максима.

– Представляю, как старательно начнет он изворачиваться и отрицать содеянное.

– Как бы ни старался, а песенка его спета.

– У меня, Антон Игнатьевич, не выходят из головы дневниковые размышления Царькова об иллюзорности жизни. Вот и преступники тешат себя иллюзиями о безнаказанности. Взять, например, Коновалиху… На какое чудо она надеется? Считает, что наркотическая веревочка будет виться без конца?…

– В царьковском дневнике, Петр, мне запомнилась чеховская фраза: «Ничто так не оглупляет и не развращает человека, как деньги». Сказано давно, но будто о современном преступном сообществе, которое уверовало в магическую силу денег и оттого ведет себя вызывающе дерзко. Отношение к милицейским и судебным органам, скажем, у той же Коновалихи плёвое, потому как барыга наверняка знает, что не все благополучно в этих органах…

На восходе солнца впереди показались пригородные строения Новосибирска. Сразу возрос поток встречных машин. Большой город словно выдавливал из себя ревущий и фыркающий копотью длинный хвост разномастной техники. Кое-как преодолев автомобильную пробку у вещевого рынка, проехали в общем потоке транспорта по расцвеченным рекламными щитами улицам, и наконец Бирюков с облегчением остановил «Жигули» у входа в Управление уголовного розыска.

Несмотря на ранний час, Веселкин с Голубевым были уже на работе. После обычных при встрече приветствий они предложили приехавшим чай с бутербродами. Завтрак на скорую руку занял минут двадцать. За это время Веселкин уточнил некоторые подробности розыскных мероприятий вчерашнего дня. Когда он умолк, Бирюков спросил:

– Не выяснили, из какого источника в портфеле Сапунцова появились пятьдесят тысяч долларов?

– Вот документ, – Веселкин показал заверенную печатью справку. – Эту валюту, цент в цент, Назарян получил за российские рубли в обменном пункте Промстройбанка накануне отъезда в Австралию.

– Не с пустым же карманом он за границу уехал.

– Разумеется, нет. В том же самом Банке Ованес Грантович оформил кредитную карточку, по которой можно околесить весь мир.

– Выходит, на убийстве Царькова Сапунцов с Ширинкиным хотели хорошо заработать?

– По словам вашей землячки Чибисовой, получается так.

– Не многовато ли доморощенные киллеры заломили с Назаряна? – усомнился Бирюков. – Цена «заказа», сам знаешь, обычно зависит от сложности исполнения. Одно дело, скажем, ликвидировать в многолюдном городе бизнесмена, который без вооруженной охраны шагу не ступает, другое – убить одинокого инвалида в тихом райцентре.

– Мне тоже щедрость Ованеса Грантовича непонятна, – согласился Веселкин. – Цена слишком велика за устранение заурядного соперника. И исполнители «заказа» выбраны неразумно. Что Сапунцов, что Ширинкин – дилетанты в делах подобного рода. Не стану гадать, какие замыслы у них были. В настоящий момент у меня есть лишь одна уверенность: затеяно это безрассудство Валентином Сапунцовым.

– В этом и я не сомневаюсь. Нет ответа на другой вопрос: ради чего?…