Михаил Черненок
Иллюзия жизни
Глава I
После затяжной трескучей грозы с проливным дождем майский вечер выдался на удивление ясным, как в песне: «И солнце всходило, и радуга цвела». Грозовой ливень основательно прополоскал надгробия на обширном кладбище, расположенном в двух километрах от окраины райцентра, и теперь памятники людской скорби искрились капельками влаги, словно их обсыпали стеклянной крошкой. Над вечным покоем царило сизоватое марево. В свежий, отдающий сыростью, запах молодой травы неприятно вплетался удушливый смрад жженой резины от чадящей струйками дыма легковой «Тойоты», которая догорала в березовом подлеске за кладбищенской оградой. Передние дверцы автомашины с обеих сторон были распахнуты, а заднюю часть ее разворотило на две половины, видимо, взорвавшимися в топливном баке парами бензина. За рулем автомобиля скрючился в неестественной позе обугленный труп то ли подростка, то ли низкорослого мужчины.
Такую безрадостную картину увидели участники следственно-оперативной группы во главе с районным прокурором Антоном Бирюковым, приехавшие к месту происшествия после анонимного телефонного звонка в милицию. Оперуполномоченный уголовного розыска невысокий крепыш Слава Голубев, глядя на черный труп, мрачно проговорил:
– Вроде школьник какой-то сгорел…
Лысый флегматик судебно-медицинский эксперт Борис Медников, натягивая резиновые перчатки, тотчас спросил:
– Ты, опер, какого роста?
– Среднего, – ожидая подвоха, ответил Слава.
– С милицейской фуражкой и на высоких каблуках?
– Чистоганом, Боря.
– Так знай, сыщик… – Медников вздохнул. – Если тебя столь круто засмолить, то станешь похож на детсадовца. А этот «школьник» был ростом под метр семьдесят с гаком.
Стоявший возле них кладбищенский сторож – сутулый худой старик со сморщенным словно печеное яблоко небритым лицом испуганно огляделся. Поправив ворот замызганной, явно с чужого плеча камуфляжной куртки, он сиплым голосом поддержал судмедэксперта:
– Вы как в воду глядели. Погибший гражданин был далеко не школьного возраста и рост имел выше среднего. Я с ним немного познакомился.
– Что он здесь делал? – спросил прокурор Бирюков.
– Поминал дружка…
Сторож оказался разговорчивым, но туговатым на уши. По его словам, вскоре после полудня, когда на небе стали сгущаться темно-лиловые грозовые тучи, на кладбище состоялось захоронение. Едва катафалк и автобус с похоронной процессией уехали, в черной иномарке подкатил примерно сорокалетний скромно одетый мужчина со светлой, будто льняной, шевелюрой. Поставив автомашину на этом самом месте, где она сгорала, мужчина прошел к памятнику с фотографией молодого солдата, похороненного больше десяти лет назад. Увидев сторожа, подозвал его к себе и предложил помянуть друга. При этом немного поговорили. На просьбу Бирюкова – рассказать содержание того разговора сторож поцарапал заскорузлыми пальцами белесую щетину на подбородке и вроде бы стал вспоминать:
– Содержательного в разговоре было мало. Мужчина перво-наперво предложил: «Батя, помяни цинкового мальчика». Чтобы поддержать беседу, я поинтересовался: «Кто это такой?». Он ответил: «Дружок детства. Погиб в Афганистане при выполнении интернационального долга. Сегодня ему исполнилось бы тридцать пять лет. Из них пятнадцать годиков он уже лежит здесь упакованным в цинковый ящик». – «А вы кто будете?». Мужчина усмехнулся: «Непризнанный гений». И, как мне, глуховатому, показалось, назвался Федором Разиным. Насочинял, мол, больше тысячи отличных стихов, но данный ему Богом талант теперь никому не нужен. После этого откупорил четушку водки, налил полный пластмассовый стакашек и протянул мне, На закусь предложил банан. Пришлось отказаться. Я бананами не закусываю.
– Без закуски пить вредно, – громко сказал судмедэксперт.
Сторож смущенно кашлянул:
– Да, конечно, но это… от привычки зависит.
– Что дальше было? – спросил Бирюков.
– Ничего особого не было. Мужчина вновь накропил мне стакашек. Пришлось вдругорядь закусить, как говорится, рукавом. Тут он предложил послушать стихи, посвященные памяти друга, которые сочинил нынешней ночью. Я пояснил, что плоховато слышу. На это он сказал: «Ну иди отдыхай, батяня. Буду читать в одиночку».
– И вы ушли?
– Да, конечно, пошел… – старик показал на небольшой вагончик без колес у въезда на кладбище. – Там вон, в сторожке, прилег на топчан подремать. Очнулся от забарабанившего по крыше дождя, мигом перешедшего в ливень. Из интереса глянул в оконце и увидал, как угощавший меня мужчина, спасаясь от ливня, со всех ног драпанул к своей машине.
– Сильно он «напоминался»?
– Как сказать… В основном, почти всю четушку выпил я. На его душу пришлось не более пятидесяти граммулек. От такой нормы не пристало ему вообще опьянеть. За короткий миг ливень обернулся форменным потопом. Заполыхали молнии и так гулко загромыхало, что я, считай, совсем оглох.
– От чего машина загорелась?
– Возможно, ошибаюсь, но мне почудилось, что одновременно с громовым раскатом молния так хлёстко врезалась в машину, что та сразу огненной свечкой вспыхнула.
– Топливный бак взорвался?
– Нет, взрыв бабахнул позднее, когда пламя забушевало во всю ивановскую.
– В это время вблизи кладбища были люди?
– Перед грозой в подлеске, за иномаркой, бродил какой-то мужик с великом и рюкзаком за плечами. Потом как-то незаметно куда-то пропал.
– Что он там делал?
– Наверно, полевой чеснок собирал, а может, траву жал для кроликов.
– И больше никого не было?
– Нет. Обычно здесь посетители толкутся постоянно. Одни приходят усопших родственников помянуть, другие – могилки подправить. Еще в последнее время от хулиганистой шпаны отбоя не стало. Повадились, варвары, срывать с памятников медные таблички да алюминиевое литье для сдачи в металлолом. Сегодня же, видать, надвигавшаяся гроза отпугнула народ.
Бирюков показал на примятую возле догорающей «Тойоты» траву, затем на продавленный широкими автомобильными колесами след, который направлялся из подлеска к щебеночной дороге, и сказал:
– По-моему, здесь еще кто-то был…
– Тут часто автомашины останавливаются, – быстро ответил сторож. – Может, это раньше проехали.
– След совсем свежий.
Старик наморщил и без того морщинистый лоб. Поколебавшись несколько секунд, согласился:
– Да, конечно, следок почти тепленький. Наверно, какой-то проезжий шофер, завидев пожар, из любопытства сюда подворачивал.
– Много их было, «проезжих»?
– Раз, два – и обчелся. Вскоре после того, как эта машина загорелась, по щебенке к райцентру промчался черный заграничный автомобиль наподобие нашенского «газика». Следом за ним, чуток позднее, проколотил забрызганный грязью красный «Запорожец».
Никакой связи этих автомашин с пожаром «Тойоты» сторож не усматривал. После уточняющих вопросов Бирюкова старик сказал, что черный автомобиль он увидел лишь тогда, когда тот промелькнул по дороге мимо сторожки, а красную легковушку разглядел издали. Выехал «запорожский казачок» из леса. Напротив горевшей «Тойоты» на минутку тормознул. В это время взорвался бензобак, и «Запорожец», будто ошпаренный, изо всех силенок газанул к райцентру.
– В том, что это был именно «Запорожец», не сомневаетесь? – спросил Бирюков.
– Совсем не сумлеваюсь. Я же бывший автослесарь. Да и у моего сына такой же марки автомобильчик, только зеленого цвета. И белых полосок у него нету.
– Что за полоски?
– Ну, у этого, у красного «казачка», на заднем стекле были две белые полосы: одна – вверху стекла, другая – понизу. Для чего они, я не понял.
– Номерные знаки не разглядели?
– Какие там знаки! Весь обляпался грязью, лишь обмытая ливнем крыша краснела.
– Вы не звонили о пожаре в милицию?
Сторож откровенно удивился:
– А откуда мне было звонить?… Телефона в моем распоряжении не имеется.