Сергей Федоров вспоминает:
«Поздно вечером перед стартом Валя зашел к нам попрощаться. Я лежал в гипсе на кровати в углу комнаты, Мишин и Мацкявичус сидели рядом со мной на стульях. Мы проговорили до самого отбоя; когда Вальдас уходил, Мишин сказал:
— Мне кажется, у него все получится.
В ту ночь я долго не мог уснуть. Рано утром меня разбудил Мишин:
— Автобус уже подали, сейчас Генеральный выйдет.
Моя кровать стояла далеко от окна, и я не мог видеть происходящего во дворе. Мишин же сидел у самого окна, и ему все было видно хорошо.
— Андрей, — предложил я, — давай передвинем мою кровать к окну, я тоже хочу посмотреть.
Мишин согласился. Он подошел к моей кровати и дернул за нее. Я вскрикнул от внезапной боли.
— Поехали, — сказал Мишин. К сожалению, оказалось, что кровать наглухо привинчена к полу, и Андрей, несмотря на отчаянные усилия, так и не сумел сдвинуть ее с места. Тем временем за окном послышался шум уходящего автобуса.
— Всё, — сказал Мишин. — Теперь ты у нас номер один».
Полет Вальдаса Мацкявичуса действительно оказался в своем роде эталонным: корабль в расчетные сроки прошел нижние, а затем и верхние слои атмосферы и успешно вышел на околоземную орбиту. Оказавшись на орбите, «ЮГ» совершил несколько оборотов вокруг своей оси и начал спуск. Люди, собравшиеся в Центре управления полетами, с волнением следили за показаниями приборов. Автоматика работала безукоризненно. Правда, Королева несколько настораживала подозрительная тишина, царившая в эфире с самого момента старта. Он попытался успокоить себя, вспомнив, что Мацкявичус по характеру вообще очень неразговорчив, но чувство тревоги не покидало Генерального конструктора.
Эталонный полет В. Мацкявичуса. Моменты старта.
Продолжавшийся 4 часа 45 минут полет корабля «ЮГ» в течение нескольких лет считался образцовым в советской космонавтике. Второе поколение советских космонавтов (в том числе — Бурцев, Абрамян, Бережная и другие) воспитывалось на этом полете. Каждая фаза разбиралась буквально по минутам, начиная от момента старта и заканчивая приземлением.
По мнению экспертов, за исключением мелких недочетов, которые можно найти в любом, даже, казалось бы, абсолютно отлаженном процессе, все прошло на самом высоком уровне. Первый выход на орбиту пилотируемого космического корабля, уникальные фотографии планеты Земля — все это говорило о победе, первой победе советской космической программы.[6]
Вскоре после эталонного полета Вальдаса Мацкявичуса в отряде космонавтов произошли существенные перемены. Прежде всего, Андрей Мишин был отчислен из отряда и переведен на должность технического консультанта. Должность эта, являясь по сути своей чистой синекурой, тем не менее позволяла Мишину практически постоянно находиться в непосредственной близости от стартовой площадки, где в то время полным ходом шли работы по подготовке запуска нового корабля — «ЮГ-2», пилотировать который должен был Сергей Федоров.
Федоров готовился к полету по специально разработанной индивидуальной программе, и в контакты с Мишиным не вступал. Все это очень тяготило Андрея и, в конце концов, толкнуло его на отчаянный поступок. Дело в том, что Мишин по характеру своей новой работы был в курсе всех событий, так или иначе связанных с готовящимся стартом. Узнав о времени запуска одним из первых (по некоторым сведениям, даже ранее самого Королева), Мишин принял решение, впоследствии названное современниками «безрассудным, самоубийственным и циничным». В ночь перед стартом он сумел проникнуть на территорию космодрома и, пользуясь заранее изготовленным блок-ключом, вскрыл нижний люк корабля. Скафандра Мишин раздобыть не смог, при себе он имел лишь кислородный баллон и трехдневный сухой паек. Оказавшись внутри «ЮГа-2», Андрей наглухо задраил люк и начал ждать старта. До старта оставалось восемь часов. Через некоторое время Мишин уснул. Ему приснился сон: Сергей Федоров открывает люк корабля и видит его.
«Тссс!» — говорит ему Мишин, прикладывая палец к губам. Федоров, понимающе улыбаясь, докладывает по рации, что все в порядке, и закрывает за собой люк. Начинается предстартовый отсчет времени — и вот они летят, летят…
Действительность оказалась несколько более прозаичной. Мишин не учел одного обстоятельства: конструкция «ЮГа-2», в отличие от предыдущих кораблей, предусматривала не один, а два рабочих отсека. Нижний, в который проник Мишин, предназначался исключительно для проведения профилактических работ и был расположен рядом с соплом (в ранних моделях именно в этом отсеке размещались космонавты). Девятью метрами выше располагался второй отсек, где и должен был находиться Федоров во время полета. Для того, чтобы попасть в верхний отсек, космонавт пользовался специальным лифтом (такая система сохранилась и до нашего времени).
Именно шум лифта и разбудил Мишина. Он посмотрел на часы: 8:59. До старта оставались считанные секунды. Андрей понял, что совершил какую-то ошибку.
Когда начался отсчет времени, Федоров, чтобы немного расслабиться, решил проверить показания приборов. Взгляд его скользил по многочисленным датчикам — все было в порядке. В наушниках отчетливо прозвучала цифра «2» — и тут Сергей похолодел: приборы отчетливо показывали — в нижнем отсеке находится посторонний объект. На экране дисплея объект выглядел нечетко, вдобавок изображение было черно-белым, и все же Федоров сразу узнал Мишина. Андрей сидел в самом углу отсека, в руках он держал какую-то банку. Федоров хотел крикнуть условную фразу «Стоп!», по которой вся процедура старта немедленно прекращалась, но чудовищной силы спазм сдавил ему горло. «Пуск», — сказал Королев. «ЮГ-2» взлетел.
Момент старта «ЮГа-2». Именно в это мгновение Федоров обнаружил присутствие на корабле Андрея Мишина.
Вскоре после выхода корабля на околоземную орбиту должен был начаться сеанс связи. В ЦУПе задребезжала «вертушка». Королев поднял трубку. Звонили из Москвы, из секретариата Хрущева. Металлический голос референта сообщил Королеву, что Никита Сергеевич лично желал бы побеседовать с находящимся на орбите космонавтом.
Для Королева это не было неожиданностью: к такому развитию событий он подготовился заранее.
— Через двадцать минут Первый будет на связи, — сказал ему референт и положил трубку.
Королев решил связаться с Федоровым, чтобы предупредить его о предстоящем разговоре с Хрущевым.
— «Ворон», «Ворон!» — сказал он в микрофон. В ответ раздались какие-то сдавленные звуки; чувствовалось, что Федоров пытается что-то сказать, но сильное волнение мешает ему.
— «Ффф-факк-кел», — сумел, наконец, произнести Федоров, — д-д-доккладдывваю…
Королев понял, что вести разговор в таком духе далее невозможно.
— Что ж, ты, «Ворон»… — грустно подумал про себя Генеральный конструктор и прервал связь.
(Сам Федоров пишет, что он начал заикаться из-за сильного шока, испытанного им в момент старта, когда он обнаружил присутствие на корабле Мишина. Прекрасно разбираясь в тонкостях конструкции корабля, Федоров знал, что Мишин неминуемо погибнет еще при взлете. «Я старался держать себя в руках, но с речью происходило что-то невообразимое», — вспоминает он).
В распоряжении Королева оставалось всего несколько минут. Он принял решение и нажал синюю клавишу на селекторе.
— Вызывайте Печискера, — сухо сказал Королев.
Леонид Печискер был человеком необычной профессии. В Центре Управления Полетами его называли «диктором», однако функции Печискера состояли несколько в ином. В прошлом талантливый режиссер дубляжа Одесской киностудии, Печискер должен был «озвучивать» космонавтов в случае возникновения чрезвычайных ситуаций. На практике это выглядело так: Печискер сидел перед экраном дисплея. На экране он видел космонавта, который что-то пытался сказать, как правило, неудачно. Печискер внимательно следил за движениями губ космонавта и, стараясь попасть в такт, произносил за него заранее подготовленный текст. Все это весьма напоминало прежнюю работу Леонида; будучи истинным профессионалом, он мог по ходу сеанса связи изменять тон, придавая голосу тот или иной характерный оттенок (особенно это пригодилось, когда начались групповые полеты). Федоров пишет, что среди космонавтов до сих пор ходят легенды о совместной работе Печискера и Бережной.[7]
