Полин подавила смешок.
– Это как посмотреть… А ты готова привести эту угрозу в исполнение?
– Ты же меня знаешь! – хихикнула я.
Никогда я не лишу сына общества его дедушки. После краткого периода опустошенности, последовавшего за разводом, мой отец быстро взял себя в руки и сделал все, чтобы участвовать в жизни Тима с самого его рождения. Вместе со своей второй женой Северин, которая тоже преподавала в лицее, они каждый год забирали Тима на две недели в августе и колесили с ним по дорогам Франции в автофургоне с прицепом. В этом году они собирались в Пиренеи. Тим ждал поездки с радостным нетерпением.
– Быстро мы все выпили, – констатировала Полин. – Прямо как заправские пьянчуги.
– Ничего, макароны уже готовы, можно садиться за стол. Останешься на ужин?
– Что за вопрос! Ты же не думала, что я позволю вам слопать весь песто без меня?
После ужина Тим поцеловал нас на ночь и отправился к себе в комнату вместе с Лулу, который пообещал ему интересную историю. Пока Тим натягивал пижаму, Лулу рассказывал ему о книге про Буффало Билла:
– Это была моя любимая книжка, когда я был в твоем возрасте. Надо как-нибудь ее тебе отдать. Если, конечно, мыши ее не сгрызли.
– Эта парочка просто неотразима, – заметила Полин, помогая мне убрать со стола.
– Лулу так редко вспоминает о своем детстве, – прошептала я, соглашаясь.
– Моя бабушка была такая же, тоже росла во время войны… Единственное, что она нам говорила: не стоит ностальгировать по тем временам.
– Наверное, они были очень травмированы – и лишениями, и ужасами, которые творили нацисты.
Полин кивнула.
– Кстати, я утром о тебе вспоминала; ты читала, что нашли останки какого-то немца?
– Да, видела в сегодняшней газете. Интересно, как он там оказался… Может, погиб в боях с маки́[8]?
В августе 1944 года макиза́ры из окружавших Шатийон лесов действительно вели сражения с немецкими оккупантами, которые двигались в сторону Нормандии. Наш городок тогда потерял человек тридцать убитыми, и с тех пор им каждый год воздавались почести на месте сражений.
– Так и знала, что тебя это заинтересует, ты же любишь подобные истории, – улыбнулась Полин. – Это могло бы стать началом книги, правда? Идиллия, окончившаяся трагедией: солдат, мобилизованный против воли, влюбляется в красивую местную девушку…
– Да ну, перестань! – остановила я ее. – Этот сюжет уже описан в тысяче романов.
– Но ведь такое действительно случалось, этого нельзя отрицать. Во время войны рождались прекрасные истории любви. И, разумеется, дети, – закончила она с душераздирающим вздохом.
Нас прервал желчный голос деда:
– В войне не было ничего романтичного, девочки, можете мне поверить. Тим заснул, и я тоже собираюсь ложиться.
Его хорошее настроение словно испарилось. Почему он так замыкается, стоит заговорить о том времени?
– Мне тоже пора, – заключила Полин. – Мехди, наверное, уже скоро вернется.
Подруга ушла, Лулу отправился в постель, а я решила немного поработать у себя в кабинете. Во всем доме эта комната лучше всего отражала мою личность: красивые темно-синие обои на стенах, паркет, оставленный в своем естественном цвете, плетеный стол, найденный на какой-то барахолке, и два книжных шкафа, забитых книгами и фотографиями. Как же мне повезло, что не нужно каждое утро отправляться в холодный безликий офис! Я включила компьютер, тут же заполнивший комнату мягким гудением. До отпуска я должна была сдать еще один перевод, и мне хотелось доделать его поскорее, тем более что сюжет был очень увлекательный. Автору, молодому англичанину двадцати пяти лет, удалось идеально вжиться в образ своей героини Кэтрин – лондонской суфражистки, оказавшейся в 1910 году в тюрьме, где условия были просто ужасающими. Однако этим вечером сосредоточиться никак не получалось. Полин прислала мне СМС, сообщая, что ее парень вернулся, но тут же улизнул спать, в моей голове крутилось множество мыслей, связанных с приездом матери. Одна из них особенно меня мучила: как сообщить эту новость Лулу? Конечно, у него доброе сердце, но характер при этом не сахар. Два часа спустя, тоже отправляясь спать, я все еще не имела ни малейшего представления, как поступить. Если бы я только могла сбежать и оставить их разбираться в том бардаке, который сама же и устроила!
4
На следующий день сын не находил себе места. Он вертелся как угорь, понимая, что до приезда моей матери остается меньше суток.
– Я нарисовал картинку для бабули, – сообщил он мне по дороге в школу. – Мы там все вчетвером на берегу реки. Как думаешь, ей понравится?
Я улыбнулась, глядя на его серьезную мордашку. Прогулка у реки для него святое, примерно как партия в белот для Лулу. Каждый год он с нетерпением ждет наступления теплых дней, чтобы вместе с прадедом отправиться к Эндру на велосипедах, навьюченных, как два ишака. Устроившись на берегу, они предавались своему любимому занятию – рыбалке. Сын, будучи натурой чувствительной, всегда норовил выпустить пойманных карпов обратно в воду, но иногда дед все же оставлял одну рыбину, чтобы позже запечь ее с помидорами и луком. И, разумеется, Тим уплетал этот ужин за обе щеки.
– Бабуля будет в восторге. Ей сейчас нелегко, так что любой знак внимания поможет ее поддержать.
Он вскинул на меня большие голубые глаза, обрамленные густыми ресницами.
– Ты это из-за дедушки говоришь? Может, он как раз обрадуется, когда ее увидит. Ведь она все-таки его дочь.
– Да, ты прав. Просто их отношения немного разладились. Восемь лет не разговаривать – это долго.
И тут прозвучал вопрос, которого я так боялась:
– А почему они поссорились?
– Это взрослые дела, дорогой. Главное, что они снова встретятся.
Я ушла от ответа, не желая его шокировать. Тим еще слишком мал, чтобы знать правду. Не стоит пока грузить его ни тем, что его бабушка едва вырвалась из ада семейного насилия, ни тем, что их ссора с Лулу связана с ее разводом. Грустная, хотя и банальная история. После двадцати четырех лет брака у мамы внезапно возникло желание попутешествовать и сменить обстановку, вырваться из уютной и надежной повседневной рутины. Папа же, будучи приверженцем привычного уклада жизни, не испытывал особого желания что-либо менять. Из-за постоянных ссор они в конце концов расстались. Лулу был очень расстроен, что мама подала на развод, даже не попытавшись спасти брак. Она вышла замуж в двадцать и в какой-то момент вдруг почувствовала, что молодость уходит, хотя и не жалела, что так рано родила меня. Поскольку отец хотел сохранить дом, он выкупил у матери ее долю, что и позволило ей осуществить свою мечту о путешествиях по миру. А после возвращения она подпала под чары Флориана, с которым познакомилась в интернете. Ее новый знакомый жил в Мюлузе и, по его словам, возглавлял некий стартап по разработке приложений для смартфонов. Лулу сразу почуял, что с ним что-то нечисто. Когда мама сказала, что переезжает к своему избраннику в Эльзас, дедушка попытался предостеречь ее, но она восприняла это в штыки, в довольно резкой форме упрекнув его в том, что он не хочет видеть ее счастливой. И без того раздраженный дед пришел в ярость: «И тебе не стыдно так вести себя на глазах у дочери и внука? Ты ломаешь себе жизнь, Сесиль!» Она ушла, хлопнув дверью, и с того дня они больше не разговаривали. На протяжении восьми лет мама безвылазно жила в Мюлузе. В тех очень редких случаях, когда я ездила с ней повидаться (она всегда находила предлог не появляться в Берри, что я относила на счет ссоры с Лулу), Флориан неизменно присутствовал при наших встречах, иногда меряя меня таким взглядом, будто я представляла для него некую угрозу. Он меня не любил, и это было взаимно, но я заставляла себя терпеть его, чтобы сохранить связь с матерью. Она радовалась встречам со мной и Тимом, но я при этом все же ощущала некоторую натянутость в ее улыбке, а сама она казалась потухшей и вовсе не такой счастливой, какой старалась выглядеть. Я решила, что их любовь остыла и ей, наверное, просто нужно время, чтобы это признать. Иногда я пыталась заговорить с ней об этом по телефону, но она уверяла, что все в порядке. Так продолжалось ровно до того момента, когда она оказалась в больнице с переломом запястья и разбитым лицом – очередная ссора переполнила чашу ее терпения, и она наконец пригрозила, что уйдет от Флориана. Врачи убедили ее обратиться в полицию, тем более что подобное случалось и раньше, о чем она, разумеется, никогда мне не говорила. Я была потрясена; конечно, я чувствовала, что у них что-то не так, но и представить не могла насколько!