– Странное несоответствие получается, – возразила Дворцовому Марья Искусница. – Ты вон хозяин маленький, как же чудище о трех головах сыном твоим стало?

– Да, откуда вообще в наших краях Змей Горыныч появился? – спросила Елена Прекрасная, чувствуя, что сейчас от любопытства лопнет на мелкие кусочки.

– Откуда Горыныч взялся? А пойдемте, покажу. – И Дворцовый поманил девушек за собой. – Дворец-то светлый, ибо хрустальный, – говорил он на ходу, – вот я и прячусь по сундукам. А то, бывало, день с ночью путал, аки младенца несмышленая. На весь дворец только одна темная комната, но я не люблю там бывать, ибо воспоминаниев у меня там много возникает. В этой каморке-то и появился на свет Горыныч. Раньше-то во дворце Кощей Бессмертный жил. Ох и вредительный злодей был! С ним, помнится, еще ваш дед воевал, да и прадед тоже. И отцу вашему, царю Вавиле, тоже досталось. Так вот, этот Кощей веру большую в приметы имел, ибо суевериев боялся. Ему по малолетству не то цыганка, не то кака друга ведьма нагадала, что помрет он смертью лютой, а смерть его в яйце спрятана. И рассказала та гадалка, где это яйцо смертоносительное лежит. Кощей туды спутешествовал, яйцо отыскал и во дворец приволок. В темной каморе схоронил, ибо боялся, что на глаза кому попадет. А я вот думаю, – старичок остановился и лукаво посмотрел на царевен – те слушали, затаив дыхание, – я вот думаю, что он сам на него смотреть боялся, ибо кому ж радостно ежеденственно на смертушку свою любоваться?

– А дальше что? – не удержалась от вопроса любопытная Елена.

Она так увлеклась рассказом домового, что даже не смотрела по сторонам. А посмотреть было на что. Прозрачные стены не скрывали внутреннего убранства залов, заполненных невероятными заморскими диковинами.

– А дальше вот что было, – продолжил рассказ Дворцовый. – Залетел как-то к Кощею в гости дух неприкаянный, привидений злобствующий, попроведовать, значится. Ну и давай приставать, мол, как это ты, Кощей, столь долго живешь. Я-де уже триста лет как помер, а ты даже не изменился. А Кощей ему и отвечает, мол, смертушку я свою спрятал, ибо умный. Ну дух давай приставать, говорит, врешь ты, приятель. Тут-то Кощей и взвился. Это я, говорит, вру? Пойдем, покажу. И привел его в эту камору. – Тут домовой распахнул неприметную дверцу в хрустальной стене, и царевны увидели маленькую темную комнатку, которую иначе чем каморкой назвать трудно. Каморка была совершенно пуста, пыльный пол устилали обломки скорлупы, а у порога ровной пирамидкой возвышалась горка пепла. – Открыл Кощей эту дверь, – сказал Дворцовый, важно поглядывая на царевен, – да и похваляется: смотри, мол, на мою смерть. Привидений злобствующий удивляется, а Кощей грудь колесом выпятил, ибо самым хитрым себя посчитал, и самодовольством до краев наполнился. И все бы ничего, да тут солнце как раз взошло. Лучи через хрустальные стены преломились, аки через призму какую, да в силе своей увеличились. Так всем жаром усиленным солнце по яйцу и треснуло. Скорлупа развалилась в стороны, вылез оттуда змееныш маленький о трех головах – Горыныч наш – да сразу огнем из всех трех глоток и полыхнул. Тут-то Кощею и смерть пришла, ибо вспыхнул как факел да и осыпался горсткой пепла.

– Каков злодей этот Горыныч! – возмутилась Елена Прекрасная. – Не успел народиться, как сразу же Кощея спалил!

– А Горыныч этого и не заметил, – старичок вздохнул, вспоминая те времена, – ибо слепой на свет появился, аки котенок новорожденный. Тыкался носами по углам да пищал и плакал. Мамку, наверное, искал. Ну я его выхаживал да подкармливал, пока он по малолетству сам не умел. Добро разное у Лешего на продукты выменивал.

– А потом? – не унималась Елена Прекрасная.

Старшие царевны рассказ домового тоже с большим интересом слушали, но вопросов не задавали – и так все понятно было.

– А что потом? Потом Горыныч рос не по дням, а по часам, аки богатырь какой. Красивый вырос, смышленый. – В голосе Дворцового слышалась отеческая гордость. – Да вот беда – тоска на него нашла. Полетел искать сродственников своих да сотоварищей, а вернулся ни с чем. Вас-то он от отчаяния умыкнул.

– Конечно, мы ему не подходим, – вздохнула Елена Прекрасная. – У него вон бе… бекомплект какой большой. А мы-то что с этим делать будем?

– Ну применение всему можно найти, – проговорила практичная Марья. – Например, Еленушка, ты бы могла вокруг этого боекомплекта танцы танцевать, как те девки срамные хранцузские.

– Ты шутишь?! – догадалась Елена и, отвернувшись от сестры, спросила у Дворцового: – А Кощей что?

– А что Кощей? – Старичок кивнул на горку пепла. – Как осыпался, так и лежит на пороге, болезный. Я вот что думаю… Прибрались бы вы в доме, а? У Горыныча лапы не приспособлены для мелкой работы, а я один не поспеваю – дворец-то огромный. Да и запустил, честно скажу, ибо в тоске великой по Горынычу пребывал, из рук валилось все.

Девушки с радостью согласились помочь и, не тратя времени на разговоры, принялись за дело. Марья Искусница пошла приводить в порядок правую часть дворца, Василиса Премудрая – левое крыло, домовой направился с ними, показывать, где что лежит, что можно трогать, а что нельзя. И только Елена Прекрасная не сдвинулась с места. Она, не отрываясь, смотрела на пирамидку пепла, которая раньше была Кощеем Бессмертным, и смахивала с длинных загнутых ресниц горючие слезы.

– Так и лежит неприкаянный, – всхлипывая, шептала она, – никто его не вспомнит, никто не поплачет о нем на могилке. Да и могилки-то у него, бедненького, нет.

Елена решительно утерла слезы, расстелила на полу платок и смела в него прах. Решила она, что хоть Кощей и злодеем был, но похоронить его надо по обычаю.

В хрустальном дворце кипела работа. Марья Искусница разобралась в непонятных порошках и жидкостях, скорее угадывая, чем что моют, нежели понимая. Она нашла альпинистское снаряжение и теперь висела под потолком, поливая из шланга хрустальные своды. Василиса стояла внизу и качала ручку небольшого устройства, которое называлось насосом. Во дворце стоял резкий, неприятный запах.

– Марьюшка, ты уверена, что эта жидкость для уборки? – поинтересовалась Василиса. – Я бы не стала так рисковать, все-таки на бутылке написано «ХЛОР АМИНЬ»…

– Уверена, – лаконично ответила Марья, не прерывая своего занятия.

Василиса пожала плечами и, так как сестра откинула шланг, переключившись на нависшую по углам паутину, взяла швабру и тряпку и быстро прошлась по многочисленным залам и лестницам. Мыть хрустальные полы – одно удовольствие, будто на зимнем пруду на коньках катаешься. Потом она смахнула пыль с зеркал и, решив, что дело сделано, направилась в библиотеку.

Когда Змей Горыныч вернулся, то дворец просто сиял, а невест было не видно. На кухне его ждал завтрак – огромный котел, полный бурды грязно-коричневого цвета.

– Что это? – брезгливо сморщился Умник.

– Кажется, еда, – неуверенно предположил Старшой.

– Точно, еда. – Озорник зачерпнул лапой остывшее варево и отправил его в пасть. – Вкусно! А вы что не едите?

– Что-то не хочется, – проворчал Старшой, наблюдая, как пустеет котел.

– Знаешь, Озорник, у меня складывается такое впечатление, что это уже один раз ели, – задумчиво произнес Умник, не зная, что в точности повторяет предположение Василисы Прекрасной. – Если бы у нас в доме было животное, то я ни за что не разрешил бы тебе даже прикоснуться к этому вареву.

Он умолк, прислушиваясь к странному звону. Позвякивая колокольчиком, в кухню вошла злосчастная корова. Животина уже к передвижению по скользким хрустальным полам приспособилась и теперь вот искала выход к зеленой травке. Братья уставились на нее, потом на опустевший котел, а потом поднялась поварешка и опустилась на ту голову, которая только что ела. Это Старшой взял управление общим организмом на себя.

– Ну и что? – обиделся Озорник. – Я не брезгливый, а глотка у меня луженая.

– Организма у нас одна, не забывай об этом! – рявкнул Старшой. – Ты что, забыл, Умник рассказывал о том, как психические процессы влияют на пищеварение?