– А ты точно умрешь? – спросила Елена. Страх еще боролся с жадностью, но медленно проигрывал.

– Точно, – включился в интригу Озорник. – У нас сердце слабое! Гы! – И он ударил кулаком в грудь.

– Ну ладно. – Елена развязала мешочек и на цепи с оковами, что Горыныча на месте удерживали, высыпала разрыв-траву.

– Не смей!!! – послышался крик.

По улице к ней бежали сестры, но было поздно. Замок рассыпался в пыль, цепь разлетелась по звеньям. Змей скинул с себя оковы и сгреб царевен в охапку – всех трех, затем расправил крылья и взлетел над разбуженным городком.

– Стой, супостат!!! – Это царь-батюшка кричал с земли, но Змей удалялся, не обращая внимания ни на крики, ни на летящие вслед копья.

В Городище уже били в колокола, дружина седлала коней во второй раз за последние сутки.

– Вперед! – крикнул воевода Потап, и передовой отряд сорвался с места.

Всадникам предстоял длинный путь к Стеклянной горе.

В эту ночь все Лукоморье узнало о полете Горыныча, потому что летел он так шумно, словно обладал реактивным мотором. И звук тот реактивный изо рта Елены Прекрасной вырывался. Визжала младшая царевна прямо-таки с непревзойденной гениальностью. Даже ее сестры зажали руками уши, чтобы того визга не слышать.

– Ну и зачем они нужны? – ворчал Умник. Ему тоже хотелось заткнуть уши, но было нечем – лапы заняты царевнами.

Старшой упрямо молчал, и только крыльями быстрее взмахивал. Уж и в замок прилетели, и украденных невест на пол поставили, а визг все не прекращался.

– Увлеклась, наверное, – предположил Умник, глядя на Елену выпученными от удивления глазами.

– Сейчас стены обрушатся, – заметил Озорник, с опаской взглянув на потолок.

– Точно, уже вибрируют, – поддержал брата Умник. – Интересно, как в такой хрупкой девушке помещаются такие мощные легкие?

– Я не знаю! – рявкнул Старшой. – Я думаю, как во мне помещается такое терпение! Я за всю дорогу ее не прижал ни разу, хотя имею дикое желание придушить паршивку горластую!!!

– Ого, первая супружеская ссора?! – ухмыльнулся Озорник, за что тут же получил оплеуху от старшего брата.

А Елена Прекрасная не прекращала визжать. Она сидела на полу и дрыгала ногами, поднимая клубы пыли. Василиса молчала – она с интересом рассматривала помещение. Марья, проигнорировав недоуменный взгляд Змея, прошла к открытому сундуку, что-то достала и вернулась к компании. Она показала Елене зеркальце в драгоценной оправе и, легонько шлепнув ее по щеке, сказала:

– Будет твоим, если закроешь рот.

Тишина наступила мгновенно.

Елена вцепилась в зеркало, с благоговением провела пальчикам по крупным камням, вправленным в золотую рамку, а Марья повернулась к Горынычу и спросила:

– Я немного пороюсь в твоих сундуках? Там инструменты неизвестные да чертежи странные.

– А чего такая спешка? – удивился Старшой. – Я думал, вы сначала порядок наведете, еду приготовите.

– Некогда, – ответила Марья, – батюшка нас спасать поехал, скоро здесь будет. – Она снова нагнулась над сундуком и уже из его недр воскликнула: – Василиса, тут еще и книги есть!

– Где?! – вскинулась Василиса Премудрая.

– Да в сундуке ничего интересного, – заметил Умник. – В библиотеке побольше будет.

Старшая царевна подхватила подол ночной рубашки и кинулась из залы вон.

– Не туда! – крикнул было Озорник, желая подшутить над царевной, но Василиса не обратила на окрик никакого внимания. Она по запаху чувствовала, где книги лежат.

– Ты зеркальце получила?! – рыкнул Старшой на Елену Прекрасную.

Та кивнула, прижав драгоценную вещь к груди. По ее лицу было видно, что царевна приготовилась защищать понравившуюся вещицу до последнего визга. Старшой сделал грозное выражение морды и нагнулся к самому лицу пленницы:

– Наведи во дворце порядок, еду приготовь – получишь за это целый сундук добра!

И, взмахнув крыльями, вылетел в распахнутое окно. Дел особых не было, но оставаться в одном помещении с горластыми девицами охоты Старшой не испытывал. Теперь и он задался тем же вопросом: на что ему такая головная боль нужна? Так и летал Змей Горыныч над спящей землей, каждая голова о своем размышляла.

– Я вот что-то не пойму, Старшой, мы на царевнах жениться собираемся или на работу их нанимаем? – промолвил Умник, наконец нарушив молчание.

– Ты о чем? – Старшой от такого вопроса впал в растерянность – он с этой стороны похищение царских дочек не рассматривал.

– Как-то прагматично все получается, – продолжал развивать тему младший брат. – Свари еду – получишь сундук добра.

– Точно, Умник, – поддержал брата Озорник. – За такую оплату я бы и сам убрался.

– А нас бы куда дел? – мрачно поинтересовался старший брат. – Организма у нас одна, и к ведению домашнего хозяйства эта организма ну совершенно не приспособленная!

– Я об этом не подумал. – Озорник умолк и задумался о том, что Умник прав – ничего хорошего из затеи Старшого не выйдет. Ну другого роду-племени царевны, какие из них жены для порядочного змея? – Может, действительно, проще было бы уборщиц нанять? А, Старшой? Договорились бы с царем Вавилой, он мужик неплохой, понимающий: мы бы ему камни самоцветные отдавали, а он нам молоко бы отправлял, работниц в дом – тятеньке в помощь. Да мало ли что может понадобиться? А царь правильно нас предупреждал о своих дочках – они же ненормальные в полном совершенстве! Другие девицы в плену слезы бы проливали, а эти так увлеклись, что даже и не заметили, как мы дворец покинули!

Ничего не ответил Старшой, крепко задумался о том, к чему порой может привести неконтролируемое упрямство. И дались же ему эти царевны! Что с ними делать, старший брат не знал. Отдать назад – как-то не по чину будет. Зачем тогда умыкнул, спрашивается? У себя оставить – тоже не дело: есть подозрения, что с ними всю жизнь на одной территории находиться очень неудобно Так ничего путного в голову и не приходило. Пока он думу тяжелую думал, братья его уснули, свесив головы. Но Старшой все махал и махал крыльями, так и долетел до мирового дерева – дуба солнечного. От дуба решил к дому поворачивать да на месте решать, как дальше с царевнами поступить.

И все бы ничего, но случилось на ветвях дуба солнечного быть Яриле и Уду. Скучали они сильно – сурица кончилась, а учинить розыгрыш ночью не над кем. Увидели они Горыныча, переглянулись и быстренько огромную ветвь вниз загнули – как раз так, чтобы Змей теми головами, что вниз висят, зацепился.

Старшой в раздумьях летел, о братьях как-то и не вспоминал. А чего о них вспоминать – храпят, как сурки, ну пусть храпят. И потому для средней головы резкое торможение стало большим сюрпризом, а для младших братьев сюрприз этот вообще вырос до размеров катастрофы. Когда Горыныч крайними головами о ветвь стукнулся, озорники отпустили дерево – ветвь попыталась прежнее положение занять, давай раскачиваться вверх-вниз. Горыныча вокруг ветки так закрутило, что шеи длинные не только спиралью замотались, но и на узлы завязались. Шипел он от боли, но огнем плеваться не мог – глотки прижало.

А Ярила с Удом по ладоням друг друга хлопнули и полетели дальше – озорничать.

До самого утра Змей Горыныч шеи распутывал, а царевны в это время были предоставлены сами себе. Но они по поводу этому не беспокоились, каждая себе занятие по душе нашла.

Елена Прекрасная, представив богатства невиданные, какие в сундуках хранятся, поспешила на кухню. Сундуков великое множество, потому царевна захотела с порученным делом скорее справиться и приступить к сортировке сокровищ.

Кухня в хрустальном дворце была огромной – терем царя Вавилы целиком бы в ней поместился. И в отличие от залы, в которой Змей оставил пленниц, в кухне все сверкало чистотой. Мягкий полумрак добавлял уюта – в хрустальном дворце темноты отродясь не было, всегда стены мерцали. Царевна подошла к печи и с большой растерянностью посмотрела на огромный котел. Чудеса да и только – печь не затоплена, а котел нагревается!