В частности, С. был убежден, что находится в Йоханнесбурге (своем родном городе), хотя на самом деле только что приехал в Лондон ко мне на консультацию. Он не помнил самой поездки. Когда я поправил его, он стал настаивать, что никак не может находиться в Лондоне. Тогда я попросил его взглянуть в окно – там шел снег, которого в Йоханнесбурге не бывает. Вначале он как будто испытал потрясение, но затем собрался с духом и ответил: «Нет, я знаю, что я в Йо'бурге; если вы едите пиццу, это не значит, что вы в Италии».
С. работал инженером-электриком, ему было 56 лет. Я принимал его амбулаторно шесть раз в неделю, пытаясь сориентировать его и помочь разобраться, каким образом память его подводит. Хотя я принимал его практически ежедневно в одно и то же время в одном и том же месте, он всякий раз на следующем приеме не узнавал меня – своего лечащего врача. Ему было явно знакомо мое лицо, но он постоянно путал меня с кем-то другим, кого он встречал в иных обстоятельствах, – обычно с инженером-сослуживцем, который вместе с ним чинил электронику, или с клиентом, обратившимся к нему за профессиональными услугами. Иными словами, С. вел себя со мной так, как будто я нуждался в его помощи, а не он в моей.
Кроме того, он часто воображал, будто мы оба – студенты и выпиваем вдвоем после какого-то спортивного соревнования (по гребле или регби). В то время я был достаточно молод, чтобы это казалось убедительным, но сам-то С. был студентом по крайней мере более 30 лет назад.
После каждого приема я разговаривал с его женой, чтобы вписать ошибки его памяти в какой-то контекст и попытаться установить их значение. В этом состояло главное различие между избранным мною подходом и более традиционным методом, который применяли мои коллеги, – когнитивной реабилитацией. В то время как нейропсихологи традиционно уделяют внимание степени расстройства памяти, определяемой с точки зрения третьего лица, меня больше интересовало субъективное содержание ошибок С., воспринимаемое от первого лица. Отправной точкой для меня стало предположение, что понимание личной значимости событий, навязчиво лезущих ему в голову вместо целевых воспоминаний, которые он искал, прольет свет на механизм этих конфабуляций – а значит, откроет новые пути воздействия на них. В частности, при общении с его женой я хотел выяснить, действительно ли С. в студенчестве был членом команд по гребле и регби и действительно ли он оказывал профессиональную помощь с починкой электронного оборудования.
Таким образом я узнал два факта, важных для понимания его конфабуляций. Во-первых, когда-то он страдал от хронических проблем с зубами – эти проблемы впоследствии были (успешно) решены с помощью имплантов, – а во-вторых, у него была сердечная аритмия, которая контролировалась с помощью кардиостимулятора.
Я выбрал короткий отрывок переведенной в текст аудиозаписи первых нескольких минут моего десятого сеанса терапии с этим пациентом. Этот кусочек я выбрал именно потому, что в тот день, когда я вызвал его к себе из приемной, он как будто ненадолго (впервые за это время) осознал, кто я и почему он со мной беседует. Когда я вышел в приемную, он потрогал шрам от трепанации у себя на макушке и сказал: «Здравствуйте, доктор».
Я надеялся развить дальше этот проблеск понимания, если это действительно было понимание. Мы расположились у меня в кабинете.
Я: Вы потрогали голову, когда мы встретились в приемной.
С.: Думаю, проблема в том, что картриджа памяти не хватает. Нам надо… нам просто нужно уточнить. Какой это был картридж? C49? Закажем его?
Я: Для чего нужен этот картридж?
С.: Память. Это картридж памяти; имплант памяти. Но я, по правде говоря, никогда в этом не разбирался. На самом деле я им уже месяцев пять или шесть не пользуюсь. Наверное, он нам не очень-то нужен. Доктор его весь отрезал. Как его звали? Доктор Солмс, по-моему. Но, наверное, он действительно мне не очень нужен. Импланты работают замечательно.
Я: Вы понимаете, что у вас с памятью что-то не то, но…
С.: Да, она не работает на сто процентов, но нам она не очень-то и нужна – не хватало всего нескольких ударов. Анализ показал, что не хватает то ли C, то ли C09. Дениза [его первая жена] привела меня сюда к доктору. Опять забыл, как его зовут? Доктор Солмс или как-то так. И он сделал что-то вроде пересадки сердца, и теперь оно работает замечательно, не пропускает ни одного удара.
Я: Вы понимаете, что не все в порядке. Недостает каких-то воспоминаний, и, разумеется, это вас тревожит. Вы надеетесь, что я смогу это исправить, как другие врачи исправили ваши проблемы с зубами и сердцем. Но вы так сильно этого хотите, что вам трудно признать, что проблема еще не решена.
С.: О, понятно. Да, голова не работает на сто процентов. (Трогает голову.) Я ушиб ее. Ушел с поля на несколько минут. Но теперь все хорошо. Думаю, мне не стоит возвращаться. Но вы же меня знаете; я не люблю болеть. Так что я обратился к Тиму Ноуксу [известный спортивный врач из ЮАР] – потому что, знаете, у меня есть страховка, так что почему бы не воспользоваться, не сходить к лучшему доктору, – и он сказал: «Отлично, продолжай играть».
На этом месте я прерву описание этого эпизода. Упомянутые выше чисто когнитивные расстройства, связанные с поиском и проверкой воспоминаний, тут различить достаточно легко. Когда С. увидел, как я вхожу в приемную перед десятым по счету сеансом, мое появление вызвало у него рой ассоциаций, которые были связаны с врачами, с его головой, утерей памяти, хирургическими операциями и тому подобным. Но в каждом из этих случаев он извлекал не в точности то целевое воспоминание, которое искал; вместо этого у него всплывали близкие к ним по смыслу воспоминания, лежащие в тех же широких семантических категориях, что и целевые, но смещенные во времени и пространстве. Так, образ доктора вызвал ассоциации, связанные с нейрохирургом и знаменитым спортивным врачом, а не с целью – мной; мысль о голове навела на воспоминание о сотрясении мозга вместо опухоли мозга; «потеря памяти» вызвала образ картриджа вместо амнезии; хирургические вмешательства ассоциировались с прежними стоматологическими и кардиологическими операциями вместо недавней операции на мозге, и так далее. Столь же легко увидеть недостаточную степень проверки: С. слишком легко принимал ошибочные воспоминания за истинные. Наглядный пример этому – он ощущал себя 20-летним студентом на поле для игры в регби (вопреки всем свидетельствам, опровергающим это). Равно как и его убеждение, что он не уезжал из Йоханнесбурга.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
