– Белый, а ты сильно сейчас удивлен очередным исчезновением этого чёрного? Или это уже в порядке вещей и для тебя?

Счастье с тоской посмотрело на сумку. Дима понял его желание и открыл её. Кота не надо было приглашать дважды, он мгновенно нырнул в нутро, словно танкист на учениях.

– Во, как надо решать проблемы, по крайней мере, уходить от них! А мне куда посоветуешь, спрятаться? В какой чемодан? Хотя, пожалуй, есть такой «чемодан», где на время отвлекусь от гоголевской или булгаковской мистики, накрывшей нас в последние ночи и даже в этот полдень. Все дороги ведут в мой спортзал! Чёрный мужик вряд ли туда сунется, чертям в спорт заказана дорога. Зря что ли говорят: в здоровом теле и дух здоровый! Хотя на толерантном Западе трансгендеры, трансвеститы и прочая «радужная» нечисть пыхтят бок в бок, зад в зад с нормальными мужиками… Прости, Господи, за мысли нечистые…

В свой родной спортзал в этот слегка пасмурный день Дмитрий вошёл с лёгким сердцем и чистой душой, как впрочем и всегда. С раннего детства, с семи лет, когда отец впервые привёл его за руку в спортивный зал с потными борцами-вольниками, мир борьбы и спорта стал для него родным, по сути, вторым домом. Другого варианта и быть не могло, ведь секция вольной борьбы была единственной в горном туркмено-курдским посёлке на границе с Ираном, где он провёл свои счастливые детство и юность. Вопреки общепринятому, школу с её портфелем, учебниками и уроками Дима вытеснил из призовой тройки. Борцовский зал стал для него домом, родным и желанным. Он был всё-таки уличный пацан, как и его друзья «казаки-разбойники», «оторвисты» и дворовые футболисты, но никак не «ботаник», несмотря на все усилия бабушки Джильды посадить его за уроки и чёрное пианино.

Зал встретил его широкой чернобровой улыбкой великана Тамерлана. Этот добродушный осетин был старожилом димановского детища. Он изначально помогал с ремонтом помещения, на своём транспорте привозил оборудование, инвентарь, горячим задором и примером вдохновлял всех начинающих атлетов, консультировал и работал на лапах и боксёрских мешках, следил за порядком и, можно сказать, «крышевал» здесь. Причём делал всё это почти задаром, и не потому, что был полным альтруистом. Он крепко уважал Димана, после того, как тот совершенно случайно оказался с ним плечом к плечу в жёсткой криминальной заварухе… Тогда выжили и хоть не побратались, но помогали друг другу в любом раскладе, правда, обращались за помощью редко, в крайних случаях, ведь оба гордые были, однако, абреки, настоящие орлы с гор, правда, один с кавказских, другой с копетдагских. У Тамерлана был свой маленький, но надёжный бизнес, так что на лаваш с шашлыком и баклажанами осетинской семье хватало.

– А, Дыман-брадага, рэзать буду тэбя, савсэм пропал, – плотно приобняв и приподняв Диму, приветствовал богатырь и уже без ломаного акцента продолжил:

– Я тебе вчера звонил. Станки хорошие из Питера привезли: два на пресс и боковые мышцы, один на плечи и спину. Мы их уже установили, отрегулировали, в общем, они в работе. Четыре груши, не новые, но отменного качества, а главное, пропахли тайским духом, при ударе гудят так, что на Тибете слышно, наверняка. У тебя в тех горах откуда связи?

– Я жил там два года… в монастыре, тренировался, немного выходил в ринг… давно это было…

– Ты об этом никогда не рассказывал. Монахом что ли в Шаолине был?

– Хорошая шутка, Тамерланище.

– Да, женщины тебя в монастырь не отпустят. Когда женишься, брат? На свадьбе когда гулять будем? От меня барашек, баклажаны, как ты любишь, сам приготовлю…

Так, с шутками и прибаутками они вошли в мир железа, боксёрских груш, здорового пота и духа. Диман с котом до вечера отдыхали в компании богатырей и кулачных ратников от трёхдневной потусторонней чехарды и нечисти. Счастье даже разрешило потискать себя амбалам, притворившись котёнком. Чай с имбирем и таинственным набором трав от Тамерлана успокоил и умиротворил душу и тело. Но вечерело, пора было ехать к Изе.

Дверь открыла Тося, позволила себя приобнять и, шлёпнув Диму по лбу, глядя на сумку и улыбнувшись уголками глаз, своим наикрасивейшим голосом произнесла:

– Выпускай своё Счастье, есть сметана и малюсенький, но сочный кусочек индюшатины…

Едва было произнесено последнее слово, замок спортивный сумки раскрылся быстрее молнии, и взъерошенное Счастье вылетело из неё, на мгновенье зависло в воздухе и с пробуксовками, сметая всё на своём пути, как торнадо, понеслось на кухню.

– Вот так и продаст за кусок колбасы, – подытожил момент братан белого проглота. – Правда, он не ест из чужих рук, только из твоих и Изиных.

– За колбасу может и не продаст, а вот за индюшатину точно… – Тося не удержалась и звонко рассмеялась. – Изя в кабинете, Димуль, шахматы расставляет.

Благодушный очкарик уже расставил все фигуры и, довольно потирая свои большие руки, приветствовал друга:

– Вечер добрый, Диманище, однако, скоро он перестанет быть для тебя добрым. Я к матчу-реваншу подготовился основательно и продемонстрирую тебе защиту от дяди Вени Абрамовича.

– Привет, реваншист, – ответил Дима, комфортно усаживаясь в архи древнее кожаное кресло. – При всём уважении к дяде Вене, о такой защите мне ничего не ведомо, с дядей Веней я не знаком вовсе…

– А сейчас ты её отведаешь и познакомишься с ней. Мой дядя был на протяжении тридцати лет шахматным королём своего двора в славном советском городе Баку. Благодаря ей, он три десятка лет на халяву пил пиво, а иногда и коньячок под шашлычок. Защиту Абрамовича он передал мне по наследству, причём единственному из всего нашего рода…

– Так что ж ты её не применял раньше, ведь последние пять партий бесславно продул? – съязвил Диман.

– А я её в заначке держал, ждал, когда придёт время…

– «И вот это время пришло. Те, кто молчал, перестали молчать», – продолжал шутковать Дима. – Долгая заначка у тебя получилась, однако.

– Тем упоительней и грандиозней будет победа, месть, хороша, когда она холодная, лучше ледяная. Ваш ход, сударь, атакуйте.

Что сказать, защита Вени Абрамовича сделала-таки своё «чёрное» дело. Дмитрий был безжалостно бит своим другом очкариком, причём бит четырежды. Это шахматное избиение, к счастью для побратима белого монстра, прервала Тося, принеся свой фирменный наиароматнейший чай, такой, что и японцы с китайцами отдыхают со своими чайными церемониями и традициями.

– Пейте, гроссмейстеры, – добрая улыбка женщины наполнила комнату розовым сиянием.

Тося вышла, сияние вышло вслед за ней. Зато вошло Счастье, сытое и довольное, бесцеремонно оккупировало диван и заменило сияние своим нещадным трескомурлыканьем.

– Как дела с твоими бизнес-консультациями? – формально спросил Дима.

– Нормально, успешно, прибыльно, – формально ответил племянник дяди Вени. – Рапорт сдан, рапорт принят.

– У тебя как дела? Был в морге с бабулькой?

– Старушку нашёл, и в морге был…

– Сколько слупил с тебя премилейший Анатолий Иванович? – перебил Изя и стал доставать деньги из своего дубового письменного стола, больше похожего на танк.

– Оставь бумажки на месте, всё обошлось бесплатно. Покойную привезут на кладбище завтра в полдень. Этот премилейший, как ты его называешь, Анатолий Иванович даже выделил людей.

– И что, ни копейки не взяли? Странно, однако, и не похоже на Анатолия Ивановича. Он даже воздух из морга готов продавать. Они же не отдавали больше недели бедной старушке тело её сестры, накручивая пени за холодильник, – крайне удивился Изя.

– Этот маленький, кругленький человечек с жёлтым галстуком признал во мне коллегу, долго рассказывал о ценности и эксклюзивности дверей в мир иной. Сказал, что знает тебя, мол, ты помогал ему в решении некоторых финансовых вопросов, – Дима сделал паузу и, невольно сморщившись, спросил:

– Как ты с таким контингентом общаешься, ещё и помогаешь? Этот «шарик» мне очень не понравился, скользкий, вонюченький и гаденький. Своих людей чертями зовёт…