Нина присвистнула и осмотрелась. Сейчас ей нужно было выйти на Виттемор-Роуд, обогнув острый угол, пройти немного и за церковью святого Джона начать спускаться вниз по Юг-Стрит почти до самой железной дороги. Она была не против прогуляться пешком, особенно с перспективой продолжения переписки.

Но прежде, чем достать из кармана сотовый, Нина по какой-то причине решила еще раз оглядеться, будто ее общение с Icebreaker было тайной от остальных. Обернувшись, она увидела поодаль знакомую фигуру. Сет Ридли шел в ту же сторону, что она, и смотрел в телефон. Кажется, он не замечал ее, двигаясь своим шагом и обещая скоро перегнать.

Нина вспомнила, как видела его на спортплощадке недалеко от дома. Видимо, он и правда живет в том же районе, что она. Если это не повод пройтись вместе, то что тогда? И она шагнула ему навстречу.

– Тебе в какую сторону?

Сет кивком подбородка указал направление.

– Мне тоже. Пойдем вместе?

Ридли спрятал сотовый в нагрудный карман, мечтательно поднял глаза к небу. Согласился:

– Давай.

Они пошли рядом по тротуару из квадратной бетонной плитки в два ряда, аккурат на две персоны. Старались не налететь друг на друга, подстроиться под комфортную обоим скорость ходьбы.

Сет неосознанно оттеснил Нину к газону, а сам пошел ближе к дороге. Ему было спокойнее, если между ней и случайно вылетающей на тротуар машиной окажется буфер в виде его тела, но он не отдавал себе в этом отчета. И плевать, что дорога почти пуста.

Они вместе идут домой. Впереди как минимум двадцать минут, если держать такую же скорость. Спасибо тебе, прорвавшая канализационная труба. Очевидно, этот день он будет помнить до конца жизни. Несмотря на это, Сет не мог уронить и слова, приближая себя к катастрофе. А вдруг Нина тоже не заговорит? Вся надежда на нее.

Она действительно молчала первые несколько минут, будто привыкая к его присутствию. Он тоже молчал, но по другой причине. Стеснялся, понимая, что со стороны выглядит как зазнавшийся кусок говна, которому просто неинтересно, не о чем говорить с такой, как Нина, и он не удостоит беседой неудачницу, которую сторонятся в школе. С момента, как они общались в гараже, прошла целая вечность, и тот случай скорее казался полувыветрившимся сном, чем явью.

Молчание не мешало им переглядываться. И всякий раз, как Сет встречал ее прищур, словно помеху слева, он неосознанно замедлял шаг. Потому что и время для него замедлялось. Наконец-то он перемещался в ее световой конус. Усилия не прошли напрасно.

Та часть его тела, со стороны которой шагала Нина, как будто онемела, включая лицо и пальцы. Расстояние между их плечами не составляло и фута. Можно оступиться и задеть ее. Легкий ветерок поднимал свободно лежащие волосы Нины и перемещал так, будто она плавала под водой. Самое очаровательное было в том, что она не обращала на это внимания, хотя редко ходила с распущенными. А Сет дышал полной грудью, стараясь вдохнуть в себя как можно больше частиц, когда-то принадлежавших ей. Накопить их в собственном теле, оставить на память.

Волосы и кожа Нины пахли ветром, улицей, пылью и солью. Это был запах свободы и долгих прогулок на свежем воздухе, запах постиранных вещей, которые мама приносила домой после сушки на заднем дворе. Запах самой жизни. Точно так же пахли волосы Сета в детстве, если он осенью шел домой без шапки, а кругом все палили костры, сжигая опавшие листья и садовую ботву. Мать всегда это чуяла и ругала его за халатное отношение к здоровью. А на следующий день у него начинался насморк.

Ассоциации, которые вызывала эта девчонка, неизменно отсылали Сета к детству, делая ее образ родным и узнаваемым, ностальгически приятным. Как будто кто-то накладывал теплые целебные пластыри на все раны, полученные им в течение жизни и до конца не затянувшиеся.

Нина была как домашний вязаный свитер, мягкий и удобный, который ни за что не выбросишь, сколько бы ни ругалась мама; как прохладная сторона подушки душной ночью, как самая приправленная чипсина в пачке. Все, что бы ни было в этом мире хорошего и приятного, без сомнения, находилось в Нине, исходило от нее.

Не может быть, чтобы так ее воспринимал кто-то еще, кроме него. Эта мысль полой иглой проникала в грудь, кралась прямо в сердечную мышцу. Поначалу он мог терпеть эту иглу, но со временем это становилось невыносимо.

Так почему же он молчит? Почему не может воспользоваться шансом и заставить себя вымолвить хотя бы слово, пока она идет рядом, и больше кругом никого нет? Сет повернул к ней голову и стал смотреть, как будто искал ответы на свои вопросы. Или мотивацию наконец открыть рот.

Он вообще обожал на нее смотреть, но старался не думать почему. Ему было привычнее не отдавать себе отчета в том, отчего его так тянет к этому человеку, отчего он неосознанно подмечает в ней всякую мелочь, зачем выучил ее наизусть, знает лучше, чем себя самого.

Всю неделю Дженовезе ходила в джинсовом комбинезоне на одной поперечной лямке, меняя только футболки под ним, обувь и носки. И сегодня тоже была в нем.

– Вся остальная одежда, видимо, безвременно канула в пожаре, – изрек он, не успев себя остановить.

Нина широко улыбнулась. Один резец острый, другой тупой. Это была одна из ее улыбок, которую Сет окрестил акульей. Она обычно возникала, когда Нина злорадствовала, но смеяться не собиралась, или планировала нечто такое, что никому не понравится.

– Мысли вслух – не лучшее, с чего стоит начинать диалог.

– Я его хотя бы начал, – парировал Сет.

– Резонно. Значит, хочешь обсудить мой любимый комбинезон?

Дженовезе с любопытством заглянула ему в лицо. Глаза у него были такие, будто он наглотался наркотиков. Зрачки чернильные, радужки мутные.

– Ну, раз любимый, то никаких претензий.

Сет изо всех сил изображал безразличие, напитывая голос нейтральными интонациями. Чем ближе оказывалась к нему Нина, тем сильнее ее хотелось оттолкнуть. Выпихнуть обратно из своей зоны комфорта, чтобы спокойно наблюдать за ней на расстоянии, как привык, без риска.

Неужели чтобы обожать ее, нужна дистанция? Или он настолько не готов допустить ошибку, что скорее сбежит?

– Можем пойти молча, если тебе не хочется разговаривать.

– С чего ты это взяла?

Нина прищурилась, смешно сплющив ресницы, пошевелила телефоном в кармане. Чувствовалось: очень хочет достать его и посмотреть, не пропустила ли чего-нибудь важного. Всю дорогу держала на нем руку, чтобы сразу уловить вибрацию. Сет даже приревновал, чувствуя себя глупо.

– С того, что ты говоришь неохотно. Из тебя клещами все надо вытягивать. А еще ты почти никогда не смотришь в глаза, когда с кем-то общаешься. Это напрягает. Беседуешь с человеком, а он от тебя отворачивается, будто тебя тут нет. Если неприятна моя компания, зачем согласился пойти вместе? Из вежливости?

– Нет.

Нина помолчала, ожидая продолжения, но его не последовало.

– О, великолепно. Односложные ответы – лучший способ закончить диалог.

Нина начала ускорять шаг, чтобы отколоться от него и пойти отдельно. Сет наблюдал за этим с растущей паникой и не понимал, что ему предпринять. Не придумав ничего лучше, он тоже пошел быстрее, чтобы ее догнать. Если они продолжат так идти, прогулка закончится в три раза быстрее.

– Подожди, Нина. Все не так.

– Чего тебе, мистер скрытный?

– Давай пойдем, как шли. Не убегай.

Она замедлилась. Молчала сердито. Пока он решал, как ее смягчить, она уже все взяла в свои руки.

– Ты не любишь, когда кто-то видит твои эмоции, да?

Как всегда проницательная, Нина забежала вперед и пошла лицом к нему, буравя Сета насмешливым взглядом и спрятав руки в карманы. Ридли пришлось сделать каменное лицо, как бы трудно ни было. Девушка прямо напротив, отворачиваться некуда.

– Зато ты эмоции никогда не скрываешь.

– А зачем?

Он пожал плечами, вновь изображая безразличие – самый надежный способ не выдать правды. И кажется, она начинала об этом догадываться.