Ему не требовалось напускать на себя дополнительный флер мужественности или природной опасности – это и было его естественное состояние. Всегда готов к атаке.

Но в то же время Ханна наблюдала за ним достаточно много, чтобы заметить кое-что еще. Грустно-наивный взгляд Сета, когда он задумывался о чем-то слишком глубоко и не контролировал уровень визуальной агрессии, выдавал в нем персону мечтательную и даже травмированную. А то, с какой поспешностью он возвращал себе панцирь в виде тяжелого взгляда и отталкивающей позы, лишь подчеркивало, что Сет притворяется говнюком, чтобы никто к нему не приближался и не смел заметить его слабости.

В учебе он показал себя молчаливым, рассудительным и далеко не глупым, хотя довольно ленивым. Время от времени он прогуливал занятия, но не чаще, чем все, а долги сдавал вовремя. Учителя не вступали с ним в конфликты и под молчаливое согласие окружающих делали ему поблажки. Наверное, до сих пор побаивались его.

У педколлектива к нему установилось особое отношение. Сет отплачивал тем же. С учителями он старался вести себя сдержанно и по возможности уважительно. Если не считать Уиттрока, который с ним все время пререкался, продолжая уговаривать вступить в сборную школы по хоккею (или хотя бы по регби).

Их споры длились уже так давно и так безрезультатно, что превратились в ту самую надоедливую школьную драму, которой никто не удивляется, а через месяц-другой вообще забудут, откуда ноги растут. Каждую среду происходило одно и то же. Всем приелось это слушать, и даже Сету надоело злиться, но тренер назойливо продолжал гнуть свою линию. Планировал взять измором. Ридли лениво отругивался, повторяя одни и те же отказы каждый божий раз. Он тоже стоял на своем. Максимум скалился, но из себя не выходил.

Огромное удовольствие доставляло просто наблюдать за тем, как он двигается в своей обыденной жизни. Как расставляет ноги, когда сидит, как поворачивает голову, провожая кого-нибудь взглядом, как поправляет на себе одежду или убирает волосы со лба, разминает шею или закидывает ногу на ногу; как двигаются его руки, могучие плечи и крепкая шея, когда он снимает и надевает плащ; угадывать, как переливаются мышцы под одеждой, когда он меняет позу, улавливать множество мелких, неосознанных прикосновений Сета к своему телу.

Ханна выучила, что он поглаживает выпуклую грудь кончиками пальцев, когда задумается, кладет ладонь на подпрыгивающее колено, когда чего-нибудь ждет, потирает переносицу, когда вспоминает что-то, смыкает ладони на затылке и запрокидывает голову, когда устал, скрещивает руки на груди, когда хочет сосредоточиться, и вены отчетливо проступают на них.

Ридли, конечно, не догадывался о непроизвольной сексуальности собственных движений. Однако незнание не освобождает от ответственности. Обыкновенное вздрагивание пальца на его руке, спокойно лежащей на столе, могло вызвать сладкую оторопь.

И, блядь, эти волосы на груди, едва заметные из-под одежды с вырезом. А на физкультуре, когда он остается в белой майке без рукавов, видно больше, чем можно желать. Ханна жаждала момента, когда весна станет теплой, и Сету придется надолго отказаться от свитеров и водолазок.

Тело Сета сводило ее с ума. Он как будто напрашивался на домогательства, и Ханна готова была их организовать. Раньше ей не попадался кто-то, из-за кого можно потерять контроль над своими действиями, а теперь она, кажется, начинала понимать мужчин, у которых не получается держать себя в руках. Сет буквально вскружил ей голову.

Ханна стремилась провести с ним больше времени, делая это незаметно. Никаких открытых попыток сближения она больше не предпринимала, вместо этого отступила, осторожничая, чтобы наблюдать, собирать информацию и ждать. Но Сет, скорее всего, до сих пор не запомнил, как ее зовут, потому что ему все равно. А бездействие с ее стороны усугубляло его безразличие.

Но в этом затишье был и плюс – все успели забыть, что она когда-то пыталась подсесть к нему на фудкорте, и теперь никто не догадывался, что она испытывает к Сету чувства. Никто, кроме брата, которому все было ясно с первого взгляда.

Отто слишком хорошо знал свою сестру, чтобы поверить, будто ей стало плевать на парня, который недавно понравился. Причем настолько, что она сама сделала первый шаг. Но он молчал об этом, зная, что навредит сестре, если кому-то расскажет свои наблюдения. А с Ниной они не касались подобных тем.

Возможно, никто во всей школе этого не замечал, но Ханна видела, потому что следила за Сетом практически неотрывно. Видела, куда он иногда бросает беглые взгляды. Сначала она не могла понять, на кого же он смотрит, ведь по направлению его взора не было абсолютно ни одной симпатичной сучки. А потом догадалась, и ее насквозь прошил озноб.

Жизнь издевалась над нею, как в гребаном шоу «сколько говна ты выдержишь». Это было уже слишком. Во всей, блядь, школе, он выбрал смотреть именно на ту, ненавидеть которую у Ханны и так было достаточно причин. Но теперь появилась еще одна.

Отчаявшись, Ханна возобновила провокации из жгучего желания насолить, напакостить, отомстить. Но Дженовезе реагировала на удивление спокойно и на конфликт не шла, потому что уже долгое время занималась с психологом в полицейском участке. За это Ханна возненавидела ее еще сильнее.

Шизанутая психичка.

И это ею заинтересован сам Сет Ридли, на которого готова запрыгнуть любая старшеклассница, стоит ему сесть, расставив ноги, и поманить пальцем? Да вы серьезно? Нет, это не должно быть реальностью. Слишком убого, чтобы быть правдой.

Может быть, он наблюдает за нею, потому что она странная. Потому что привлекает к себе внимание, шумно себя ведет или кого-то ему напоминает. Или вообще раздражает его. Необязательно испытывать симпатию к человеку, на которого иногда смотришь. Тем более что никаких особенных эмоций в этих коротких взглядах Ханна, к своему облегчению, не замечала. Но их количество заставляло сомневаться.

К сожалению, догадки превратились в убеждение, когда однажды утром в школьном автобусе Ханна, по привычке наблюдавшая за Сетом из соседнего ряда, заметила экран его мобильника. Она всегда садилась чуть позади, чтобы не попадаться ему на глаза, но видеть его самого, а точнее – часть ног, часть рук и телефон, если он его доставал. Обычно Сет слушал музыку через старенький плеер, а телефон убирал подальше.

Сейчас пиксели отчетливо сложились в фотографию сраной Нины, которую он скачал из ее профиля в Сети, и теперь пялился на нее, держа большие пальцы над экраном, если придется быстро закрыть изображение.

Но в его случае было поздно.

Сет Ридли, ты был слишком неосторожен. В твоем положении это так непозволительно.

Только что опустившиеся уголки губ Ханны растянулись в улыбку предвкушения, а сердце, пропустившее удар от увиденного, снова заколотилось.

Она поднялась со своего места, уже ничего не опасаясь, и плюхнулась на сиденье рядом с Ридли. Тот вскинул голову и, как показалось Ханне, едва заметно вздрогнул. Тон его кожи напоминал молочный ликер, до того парень был бледен. Глаза неподвижно обратились к гостье двумя черными дырами, неведомой силой стиснутыми в точки. Мобильник Сет держал в кулаке экраном вниз, придавив к ноге выше колена.

Одну бровь он хмурил, другую приподнял вопросительно, ожидая объяснений. Но Ханна вела себя раскованно и никуда не торопилась. Она наслаждалась моментом, когда Сет Ридли собственной персоной оказывался в ее власти, еще не догадываясь об этом.

– Приветик, Сет. Как твое утро? Выспался?

– Какого хрена тебе здесь нужно, – произнес он, не утруждая себя вопросительной интонацией.

Ханна стойко держала зрительный контакт, а это сложно делать, когда у человека сжиженный космос вместо глаз, черный и непроглядный. Вблизи она еще раз поразилась тому, насколько Сет привлекателен.

– Да брось, не хочешь со мной пообщаться? – с упоением продолжала Ханна, замечая, что на них украдкой оборачиваются. Несколько месяцев Ридли сидел один – везде, включая автобус.