Сэм выглядела не то уставшей, не то напуганной. В глазах читалось, что ей нужна помощь. Кожа темная. Волосы словно уголь. А вообще девчонка милая. Мне она понравилась даже больше, чем Джанет.

Мы свернули направо от входа. Прошли по длинному коридору, затем налево, в столовую. Дальше по другому коридору с разными комнатами и кабинетами: психолога, логопеда, дефектолога, обслуживающего персонала. Посередине была лестница. Ступеньки по центру вели вверх, сбоку, более узкие, вели вниз. Когда я спросил, что внизу, Сэм ответила:

– Я не знаю, нам не разрешают туда ходить.

– Мне тут не нравится, – вдруг зашептала она мне в ухо. – Бывает, что ребята пропадают. Я сама видела, как ночью кто-то подошел к кровати моего друга Карла и унес его. После этого я его не видела. Нас стало меньше. За полгода половина детей просто исчезла!

– Ты шутишь?

Сэм увидела, что к нам приближается кто-то из взрослых, и не стала отвечать на мой вопрос. Она вся сжалась и быстро повела нас дальше.

На втором этаже была спальня для девочек. Туда ушли Сэм и Кейт. Я прошел еще один лестничный пролет и был на третьем этаже, где расположилась спальня мальчиков. И сразу же поймал косые взгляды на себе. Ужасно боялся, что повторится все то, что было в школе: издевательства, насмешки, неуважение. Но я уже знал, как себя вести, что отвечать. Главное, быть как все. Горе от потери родителей было все равно сильнее, чем страх новых издевательств.

Отношение ко мне и Кейт было одинаково нейтральным. Мы просто были там чужими. Все дети в этом приюте никогда не видели своих родителей, в отличие от нас. Не знаю, что лучше, – быть брошенным в самом начале жизненного пути или чтобы у тебя вот так вмиг отняли твою опору и поддержку.

Время летело. Прошло три года со дня смерти родителей. Сэм сказала правду: некоторые дети в приюте куда-то исчезали, и появлялось много новеньких. И откуда Джанет их только брала?

Мы с Кейт более-менее адаптировались. Утром умывались, причесывались, одевались. Дальше по расписанию – столовая, уроки на первом этаже. Сегодня тоже все шло по обычному распорядку.

До занятий было еще далеко, ребята только успели натянуть на себя свои вещи. Все спустились вниз. Голод давал о себе знать, и никто не хотел остаться без еды, которой нередко не хватало на всех. Очередь к поварихе напоминала тюремную. Образовалась толкучка. Самым задиристым в этой толкучке, как и во всем приюте, был Мэтт. Этот засранец всегда вел себя так, будто все ему чего-то должны.

Он не хотел стоять в очереди, поэтому решил расталкивать всех, но очередь дошла до вашего покорного слуги, меня. Я не хотел никого пропускать, тем более этого мудилу. По сравнению с ним Лео был приличным мальчиком, и даже очень воспитанным. Мэтт схватил меня за волосы и вытолкнул из очереди. От толчка я полетел в стол, вытянув руки, чтобы смягчить удар. Мэтт подошел ко мне и, схватив за горло, процедил:

– Ты что о себе возомнил? Думаешь, ты такой крутой? Сейчас мы это выясним.

– Ну ты и мудила, – ответил я.

Резко ударив Мэтта в бок, я вырывался из его рук, затем схватил первое, что попалось на глаза (а это был поднос, лежащий на столе), и со всего размаха ударил соперника по голове. К счастью или нет, после того, как бросил поднос, я увидел, что у Мэтта из кармана выпал складной нож. Я знал, что этот подонок не остановится ни перед чем для возврата своего авторитета, он унижен, и поэтому нужно быть готовым ко всему. Я ринулся к своему шансу выйти победителем из этой ситуации, но Мэтт хотел всеми способами остаться непобежденным. Ударив коленом в ему голову, я откинул его назад и освободил себе пространство. Только нагнулся за ножом, и эта козлина сбивает меня с ног. Мы оба на полу. Пытаемся перебороть друг друга. У меня получается оттолкнуть его ногой. Я развернулся на живот, рывком дотянулся до ножа и сразу же встал на ноги лицом к врагу. Видел в его глазах страх. Меня никто еще так не боялся, даже одноклассники после той драки в первом классе. Мне хотелось закрепить свой авторитет. Голова пульсировала, в глазах потемнело, но я сделал глубокий вдох и твердым шагом пошел на своего оппонента.

Лицо Мэтта умоляло о пощаде, он поднял руки и просил меня остановиться. Как только я оставлю его, он первым делом воспользуется этим и прибьет меня. С размаха я вспарываю ему горло. Сам не ожидая от себя таких действий, бросил на пол этот чертов нож, которым я первый раз кого-то убил, отнял жизнь у другого. Не веря в то, что произошло, я просто стоял и смотрел на человека, который вот-вот умрет. Из красной линии на шеи Мэтта вытекала бордовая кровь. Она капала на его одежду и пол. Взгляд его стал стеклянным, будто он смотрел сквозь всех и все. Кровь продолжала вырываться из его горла. Дети молчали, пораженные случившимся.

Охранник явился слишком поздно. Мэтта было уже не спасти. Скорую вызвали только для того, чтоб они забрали тело, которому уже ничем нельзя помочь.

Джанет не могла закрыть на это глаза. Если бы она не вызвала полицию, то показала бы плохой пример детям, ведь за преступления должны наказывать. Полиция забрала меня. Суд принял решение, что это была самозащита, но никто не мог просто меня отпустить. Шесть месяцев. Доставили в тюрьму и показали, где спать…

– Погоди, а тебя разве первый раз посадили не в восемнадцать? Я нигде не находил информации по этому поводу.

– Ля, да как ты заебал. Я сейчас просто заткнусь, и ты нихуя дальше слушать не будешь.

– Хуйню несешь какую-то. Лан, давай дальше.

Доставили меня, значит, в тюрьму, и показали, где спать, где есть и прочие места в моем новом доме. Время летело очень медленно, день казался неделей. Это было невыносимо. Детская колония страшнее, чем тюрьма для взрослых. Столовая была один в один как в приюте. Единственным развлечением была игра с местными заключенными в разные игры, например в футбол или карты. Они были гораздо злее и сильнее меня, и поэтому приходилось всегда проводить время в полном одиночестве, скучая по тем временам, когда я ездил со своей семьей на рыбалку. Да, было в радость вспоминать даже приют, там была сестра, и мы держались друг за друга, а теперь она осталась одна.

Один раз меня закидали мечами для игры в вышибалу, в то время как я просто сидел в углу. И вот знаешь, взбесили они меня, я разозлился не на шутку. Встал с земли и, подняв голову, увидел, что меня окружили восемь человек. Я не знал, что делать, но четко осознавал, что скоро придет конец и никто не придет на помощь. Это ужасное чувство, как перед расстрелом, только вместо оружия кулаки, и ты абсолютно один и совсем беззащитен. Но уж лучше помереть, чем позволять над собой измываться.

Я замахнулся и ударил одного в висок, он упал. Только я хотел ударить второго, как меня схватили за руки. Держали крепко, чтобы я не вырвался. Пока я пытался выкрутиться, один из этих ублюдков успел подойти достаточно близко для удара в печень. Потом в ребра. Затем два удара в лицо. Его оттолкнул более авторитетный парень. Он подошел ко мне вплотную. Посмотрел в мои глаза, а я в его. После чего он достал заточку, сделанную на досуге, и воткнул мне в бок. Провернул ее по кругу, медленно, очень медленно. Затем вынул и ударил еще раз, в то же место.

Охрана была уже близко. Оставалось буквально метров десять, и я спасен. Авторитет вынул заточку и воткнул мне ее в шею и очень медленно, чертовски медленно провел ей так, чтоб было больше крови.

Охрана повалила всех на землю. Кровь вытекала из моего горла волнами, толчками. Багровая. Теплая. Я больше не вставал. На душе стало легче. Все. Конец.

В глазах потемнело, а когда я снова смог четко видеть, увидел Мэтта, страх в его лице и нож в своей руке. Пришлось бросить оружие на пол.

– Хера ты закрутил. Это было обязательно?