Отец пытается положить трубку, но руки не слушаются, телефон летит на пол.

– Спасибо, – шепчет он, хотя даже я из коридора слышу короткие гудки, и дает волю слезам. Падает в кресло, обхватив голову руками, и плачет, как младенец. Не знаю почему, но я понял все сразу.

Не было никакой конференции, мама уехала на обследование. Мама умирает. Мир лишился всего: звуков, форм, цвета, запаха. Не помню, как дошел до отца и упал перед ним на колени, но помню боль, сжигавшую меня изнутри. Боль, не имеющую выхода, застрявшую во мне навсегда.

Спустя какое-то время отец сказал:

– Мэл не нужно знать, – и посмотрел на меня так, словно ему стыдно за свои и мои слезы, за нашу слабость.

У нас с Мэл никогда не было секретов друг от друга и такие отношения редки, я знаю. Многие мечтают о подобном. Нам повезло: все темы были открыты для обсуждения. Кажется, посади меня или её на детектор лжи и ни один ответ на вопросы друг о друге не окажется ошибочным. Мысль о том, что придется впервые что-то скрывать, отрезвила меня как пощечина. Плакать расхотелось. Если ничего не изменить, пусть мама и Мэл не страдают.

Вторник, 3 сентября. День, когда я задал ЕМУ вопрос «Почему мама?» и не услышал ответа. С тех пор я с НИМ не разговариваю.

Нам невероятно повезло с домом: пусть это старая ферма, где нет нормального душа, туалет на улице и повсюду следы грызунов, зато есть диван и двуспальная кровать, на которой можно отдохнуть после долгого дня. Первого дня отбывания наказания.

Дил за ужином не проронил ни слова, будто я не существую. Даже бутылка виски в рюкзаке его не удивила. Стакан остался нетронутым. И тем не менее, не верю, что ты не пьешь, Дилинхэм.

Пригубив свою порцию спиртного для крепкого сна и общего расслабления, я доедаю мясное рагу, ставлю тарелку в раковину, машинально открываю кран. Естественно, вода не течет. Нужно будет обсудить вопрос водоснабжения чуть позже, когда остряк придет в себя и начнет издавать звуки.

А пока можно осмотреться, пройтись по комнатам, поискать что-нибудь интересное. Прямо как в детстве, когда мы с Лимой ползали по заброшенным домам в деревне и придумывали жуткие истории про хозяев. В них непременно кто-то кого-то убивал (конечно же теми предметами, что обнаружены нами в комнатах) или у жильцов обязательно были страшные профессии типа стоматолога, смотрителя кладбища, патологоанатома. Почему детям так нравятся страшилки?

Кстати, однажды мы забрались на действующую пилораму на окраине деревни, которую никто, как ни странно, не запирал. Видимо, красть было особо нечего. Мы покатались на тележках по рельсам, покопались в ящиках с инструментами и собирались уже уходить, как вдруг Лима уронила в щель между половицами браслет. Обычные крупные бусины белого и бежевого цветов на нити для шитья. Мой самодельный подарок сестре, который был ей великоват, отчего регулярно спадал с запястья. Не знаю почему, но Лима так полюбила эту безделушку, что никогда её не снимала.

Как мы ни пытались достать украшение, сделать это было невозможно. Солнце уже заходило, надо было поторопиться домой, тем более что мы итак слишком долго протусили на закрытой территории. Я уговаривала Лиму как могла, обещая подарить точно такой же браслет (бусин дома валялось море), но она наотрез отказалась покинуть пилораму без моего подарка! Одним словом, упрямство Лимы грозило тем, что родители поднимут тревогу и поймают нас «на месте преступления». Ох и задали б нам трепку!

Привычка как старшей сестре принимать в стрессовой ситуации быстрые и конкретные решения сработала без сбоя – я взяла лом и выломала доску из пола. Мы достали злополучный браслет. Помню, гвозди скрипели так, что мы вздрагивали и прислушивались, не идет ли кто. Думаю, нас было слышно далеко.

Вся история не стоила бы выеденного яйца, не получив мы столько удовольствия от вскрытия пола! Видимо, сыграл роль выброс адреналина от страха быть пойманными и от осознания противозаконных действий. На следующий день мы снова пришли на пилораму, где на месте выломанной доски красовалась новая светленькая. Мы вновь взяли лом и совершили акт вандализма. Так продолжалось все лето.

Пилорама стала нашим секретным местом, а её посещение – особой миссией, причем наши проделки не остались незамеченными – пилораму стали закрывать. Что еще больше тянуло нас туда!

Спустя год наше собственное поведение уже казалось таким глупым, да и пилорама перестала работать, заходи кто хочет…

Да, были времена. В другой жизни.

В доме всего 2 комнаты, одна из которых и кухня и гостиная, вторая – спальня. В ванной комнате стоит чугунная ванна, тумба с раковиной, узкий шкаф до потолка, зеркало на стене над раковиной.

Хозяева либо не слышали про душ, либо предпочитали принимать ванну. Мне бы сейчас подошел любой вариант. Но придется лечь спать в грязной одежде в грязную кровать, с грязной головой! Так недолго и вшей завести.

Проходя через гостиную в спальню, бросаю взгляд в сторону Дила. Обеденный стол чист, посуда в раковине, а сам он лежит на диване с книжкой в руках. Книга?! Откуда????

– Где ты её взял? – подлетаю я. Дил неохотно отрывается от чтения и отвечает:

– На чердаке. Там книжный шкаф.

Господи, спасибо тебе! Я подскакиваю с дивана и мчусь наверх по лестнице на маленький пыльный чердак, где в нос сразу ударяет затхлый запах. Сейчас мне все равно, хоть труп посреди комнаты, лишь бы рядом с ним нашлось то, что я ищу.

Вот! Старый шкаф, за стеклом которого покоятся на полках томики самых разных размеров и цветов: «Грозовой перевал», «Три товарища», «Война и мир», «Гроздья гнева», «Анна Каренина», «Убить пересмешника», «Поющие в терновнике», … Я чувствую себя кладоискателем, нашедшим сундук с золотыми дублонами!

Похоже, здесь жили бедные, но образованные люди. Я мысленно посылаю им поклон и самые горячие слова благодарности за это. Невероятно.

Мой выбор пал на «Поющих в терновнике» Колин Маккалоу, которых я давно хотела прочитать, но нагрузка в колледже в последнем семестре (да что там, в последнем учебном году!) была просто адская! Едва успеваешь читать то, что в программе.

Дил спит в обнимку с книгой, когда я спускаюсь. По-моему, из всех он выбрал самую тонкую, что ничуть не удивляет. Какой-то «Овод». На нем черная футболка и комуфляжные брюки. Ну вот почему мне выдали белую футболку при черном нижнем белье, а ему наоборот дали черную! Кто все это вообще придумывает?

Книга вот-вот упадет с груди на пол и разбудит Дила. Нужно убрать. Я медленно вытаскиваю её из объятий ушастика, приподнимая левую руку. Боже, да он замерз, у него ледяная кожа!

От моего прикосновения Дил вздрагивает и хмурится во сне. Фух… не проснулся. Ладно, пора идти спать. Пора, но никак не получается оторваться от его лица: такое грубое днем, сейчас оно излучает детское спокойствие и умиротворенность. И добро. Что если ты последний мужчина в моей жизни, Дилинхэм Уэсли? А я совсем ничего о тебе не знаю…

Я кладу книгу на стол и укрываю Дила курткой. Искать в темноте одеяло уже бесполезно, света же в доме нет. И чтение придется отложить до утра. Уже на повороте в спальню замечаю, что Дил спит в ботнках. Конечно, он уснул случайно и наверняка снял бы обувь перед сном, но вид этих… грязных штиблет на диване просто бесит!

Нет, Бри, раздевать его ты не будешь. Глупо.

Кстати, раз Дил уснул, нужно запереть все окна и двери, а еще чердак. В темноте все это выполнить не так то просто. Лестница наверх зловеще скрипит, да еще ветер на улице воет волком.

Я ложусь в кровать и накрываюсь одеялом по самый нос, потому что в доме и правда нереальный дубак. На окнах ни в одной из комнат почему-то нет занавесок и меня не покидает ощущение реалити-шоу с моим участием. Жуть. Ночка будет бессонная.

Ночь пролетела мгновенно! Похоже, я уснул за чтением Войнича, пока морковка бегала на чердак. И похоже это она укрыла меня и убрала книгу на стол. Ну что ж, спасибо. Могла бы, правда, разбудить, чтобы я хотя бы снял ботинки. От дивана жутко болит спина и затекла шея. Надо бы рыжей здесь спать, с её то ростом! Не пришлось бы, как мне, провести ночь в позе зародыша.