– Чем сегодня займёмся? – задаётся вопросом к Еве Адам, поглядывая на неё во все глаза. А Ева и ничего ему противопоставить в этом плане не может, вынужденная жмуриться светящему ей прямо в глаза солнцу, спиной к которому встал очень ловко Адам, чтобы затем, то есть сейчас, этим преимущественным положением во все свои глаза попользоваться. Впрочем, Ева совсем не против дать ему возможность поглазеть на себя и убедиться в очередной раз, какое сокровище ему предстоит завоевать. А это значит, не быть сразу олухом и недальновидным типом.
– Будем называть вещи своими именами. – Как само собой разумеющееся говорит Ева, вызывая вопрос удивления у Адама. – А разве они уже не названы?
– Я ведь говорю, своими именами. – Делает важное и знаковое уточнение Ева.
– Я вас понял. – Заговорщицким тоном проговорил Адам. – Теперь остаётся выяснить, какая методика использовалась при первом знаковом объименовании мира.
– И как вы собираетесь это выяснять? – интересуется Ева.
– Ещё не знаю. Но уверен, что реальность нам даст подсказку. – Сказал Адам, принявшись крутить головой по сторонам.
– И что вы, Адам, этим хотите сказать? – смотря на эти головные выкрутасы Адама, вдруг вот такое у него спрашивает Ева. А Адам и не поймёт, о чём это она.
– Вы это про что? – ответно спрашивает Адам.
– Про ваш головокружительный проступок. – Уточняет Ева.
А Адам всё равно ничего не поймёт. – Какой? – переспрашивает Адам.
– Любите вы мне голову морочить. – Усмехается Ева, выдвигаясь по аллее, где они находились, в сторону по ней пройтись.
А Адам вынужден с досадливостью в себе: «Что она опять во мне увидела. Ничего не пойму», проследовать за ней.
И пока он запинался о свои мысли, следуя по пятам за Евой, кому было предоставлено право выбирать для них сегодняшний путь бытия, Ева нашла для себя объект приложения своего ума и сердечного внимания.
– Ой, какая милая собачка! – как-то совсем неожиданно для Адама донёсся голос восторга Евы, заставив его переключиться от своих мыслей на Еву, и на то, что она назвала милой собачкой. При виде которой, а это был какой-то дворовый пёс, Адам совершенно не испытал подобных Еве положительных чувств. А вот насторожиться, то к этому подвело его не только совершенно другая им видимость этого пса, несущая в себе опасность (как минимум, блох), но и какая-то трудно вспоминаемая сейчас заложенная в его сознание тревога насчёт этого пса.
А Ева между тем, продолжает не просто умиляться и не пойми чем по мнению Адама в этом заблудшем и живущим уличными заботами псе, а она намерена закрепить своё доброходство в сторону этого пса тем, чтобы его чем-нибудь покормить.
На что Адам резонно ей заметил бы, что кормить пса с чужих рук это путь в никуда для самого пса, живущего рефлексами, и теперь, после таких кормлений, он не будет признавать за своим хозяином абсолютного авторитета.
– Но он ведь бесхозный. – В одно замечание разобьёт аргументацию Адама Ева. К чему она добавит уж совершенно оскорбительную для Адама сентенцию. – Вам что, жалко?
И возмущаться за тем: «Бл*ь, я не о том!», будет уж совсем лишним.
– Право не знаю, чем кормятся дворовые псы. – Выдаёт вот такую ловкость своего ума Адам, вызывая в Еве смех. – Не думаю, что они такие же как вы прихотливые. – Делает и не пойми на что намёк Ева. И Адам прямо в свои ноги вбит этим её, до чего же противоречивым заявлением. И если насчёт той части этого её заявления, где она указывает на его выбор её, он ничего не имеет против, то вот то, что оно отталкивается от его близости к жизни на всё готовом, то это уж слишком.
– Что там у нас есть в корзинке? – вопрошает Ева, требовательно смотря на Адама. А Адам никакой корзинки перед собой не видит. Наверное, потому, что он её рефлекторно за свою спину спрятал, тем самым в себе выдавая человека независимого, как бы он сказал, а вот Ева скажет, что равнодушного к бедственному положению и требованиям помощи той части живого мира, которой требуется помощь.
– Только то, что мы взяли для себя. – Адам даёт ещё один шанс Еве одуматься.
– Так вы эгоист. – Как-то утверждаемо типа спрашивает Адама Ева.
– Ничего подобного. – Не соглашается Адам.
– А кто же вы? – интересуется Ева.
– Скажем так, разумно смотрящий на предметность мира человек. – Даёт ответ Адам.
– Ну что ж, начало положено. – Говорит Ева, вызывая в Адаме эмоциональный всплеск: «Какое ещё начало?!». А Ева, явно предполагая такую его неразумную реакцию, и это не смотря на его заявление об обратном, даёт ему пояснение этим своим словам, но сперва спросив его о его желании знать ответ на этот свой вопрос. – Хотите знать, чему?
– Было бы полезно. – Отвечает Адам.
– Нашей программе действий на сегодня. Мы, если вы не забыли, собирались давать свои имена миру. А для такой непростой задачи нужно с собой, как с инструментом измерения мира, определиться. И вы себя обозначив таким образом, по сути на себе продемонстрировав как всё нами задуманное работает, дали мне понять отчего вы собираетесь отталкиваться в процессе именования мира. – Адам прямо своим ушам не верит, слыша такое со стороны Евы, до чего же умелой в разговорной речи.
– А кто же вы тогда? – задаётся вопросом Адам.
– А это вам решать. – Чуть ли не срезает своим ответом Адама Ева.
– Это ещё почему? – возмущённо вопрошает Адам.
– А разве вы хотите отдать это право кому-то другому? – вопросом на вопрос отвечает Ева, ставя Адама в безвыходную ситуацию, с одним только ответом на это её провокационное заявление.
– Нет. – Отвечает Адам.
– Тогда чего спрашиваете. – Прямо удивляется такой его противоречивости и не пойми чего сам хочет Адам Ева, пожимая плечами укоризненно. – Так что там у нас есть в корзинке? – А вот сейчас этот её вопрос не кажется Адаму лишним. И он протягивает Еве корзинку, чтобы она решила, что этому милейшему по её только мнению псу, а как по мнению Адама, то попрошайке, подойдёт для утоления его голода, но только не жизненного оскала.
– Смотри, чтобы он вместе с колбасой палец тебе не отхватил. – Уже глядя на то, как Ева протягивает псу кусочек колбасы, чёрт Адама попутал такое ей под руку сказать. И Ева, рефлекторно одёрнувшись рукой в том самый момент, когда колбаса буквально была готова оказаться в пасти дворового пса, уже у того вызвала ответную хватательную реакцию, итогом которой стал окрик боли и визг Евы, чей палец руки оказался укушен этим неблагодарным, а так-то с работающими рефлексами псом.
И что самое из произошедшего с Евой удивительное, так это то, что она видит именно Адама виноватой стороной в произошедшем с ней. А эта псина, которая её укусила, стала всего лишь жертвой его манипуляций её природными рефлексами. И если бы Адам Еву своим диким замечанием не одёрнул, – он ни перед чем не остановится, лишь бы доказать свою правоту, – то псу не было бы никакой надобности кусать её, а если точней, то защищать своё право на обозначенную как его собственность колбасу.
С чем категорически не согласен Адам. О чём бы он всё высказал в лицо Еве, не находись она в таком предельном состоянии своей подавленности и слезливой истерики. А как на её глаза накатываются капли слезинок, то на это смотреть вообще нет никаких сил у Адама. Чьё сердце прямо-таки кровью обливается при виде Евы в таком плачевном и страдающем состоянии, и что самое для него постыдное, то во всём произошедшем он виноват. Ведь его заранее настойчиво предупреждали, что собака кусачая, и значит, нужно от неё держать свои руки подальше. Что он и сделал, а вот Еву от этого момента не оградил.
– Но почему я так поступил? – вопросил себя Адам, ответив на этот вопрос, в общем-то, логично: «Это всё рефлексы», но такой ответ его не устраивает.
– А кто, собственно, меня об этом предупредил? – задался новым вопросом Адам, и вот тут он нашёл догадку своего поведения. Его кто-то очень ловко водит за нос такими подсказками в сторону предстоящего будущего. Вот если бы его никто не предупреждал о несомой псом опасности, то он, не задумываясь, бросился бы ограждать Еву от пасти этого пса. А так ему пришлось включить свой рассудок и тем самым потерять необходимое время для реакции на опасность.
