Виктория улыбнулась:

– Спасибо, но и ты помогла мне.

– Нет, только подумать, – не унималась Алисия, – выстрелить Красному Герцогу в глаз! Вот это смелость!

– Скорее страх, чем смелость. Я не рассказывала тебе, но ведь еще раньше я ошпарила его. Плеснула ему в лицо горячий кофе. Оттого у него все лицо в пятнах и шрамах.

– Да что ты!

– Правда. И с тех пор ужасно боялась, что он отомстит мне.

– Еще бы! – хмыкнула Алисия. – Он ведь прямо-таки влюблен в себя, а ты так подпортила его прекрасную физиономию. А потом еще и глаз прострелила. – Девушка вздрогнула. – Да, не дай Бог, он снова вздумает протянуть к тебе руки. Страшно даже представить…

– Мне тоже, но не будем думать о худшем. Может, он уже мертв или сидит где-нибудь у южной границы.

– Скажи, а ты не допускаешь, что он мог вернуться? – спросила Алисия. Темные глаза девушки расширились от страха.

– Нет. После того как я его ранила, он поскакал на юг.

– Ну тогда хорошо. Давай забудем о Красном Герцоге. Им займутся Мигель и Корд. Ты, должно быть, безумно устала. Понежься в горячей ванне, а я тем временем схожу за твоими сумками. Если тебе понадобится что-то еще из одежды, можешь взять у меня. – Алисия окинула взглядом сверху вниз себя, потом Викторию и тихо засмеялась. – Нет, к сожалению, ничего не выйдет. Видишь, ростом я в отличие от тебя не вышла. Да пожалуй, среди всей женской половины Винсентов нет таких высоких.

Виктория тоже засмеялась:

– Ничего страшного. Я уверена, у меня осталось что-нибудь из чистых вещей.

– Оставь эти заботы мне. Я прослежу, чтобы твою одежду привели в порядок. – Алисия снова обняла Викторию. – Я очень рада, Чепс, что ты здесь и ничто тебе не грозит. Но не буду тебе мешать. – Девушка направилась к дверям и, оглянувшись, сказала: – Не спеши. Купайся.

Едва Алисия закрыла дверь, Виктория присела на край кровати. Потом легла и вытянула руки вдоль туловища. Она вдруг ощутила такую усталость, что казалось, оставшейся энергии хватит только на то, чтобы не дать себе рассыпаться на кусочки. У нее даже не было уверенности, что она сможет встать и снова двигаться. Неужели и вправду все ужасы позади?

Виктория заставила себя подняться и стала раздеваться. Наконец она доплелась до ширмы, ступила в ванну и, решив, что температура в самый раз, погрузилась по плечи. Потом облегченно вздохнула и, откинув голову назад, прикрыла глаза.

Вскоре она задремала.

Спустя какое-то время она почувствовала себя отдохнувшей и взбодрившейся. Вода стала прохладнее, и пришлось поторопиться. Она вымыла голову и тело лавандовым мылом, сполоснулась и вытерлась мягким полотенцем. Возле ванны Алисия положила для нее бледно-розовый атласный халат. Виктория скользнула в него и улыбнулась: он был настолько короток, что ноги наполовину остались неприкрытыми.

На туалетном столике лежали гребень в серебряной оправе и щетка. Виктория подошла к окну и принялась расчесывать свои длинные волосы, спутавшиеся после мытья. Из окна открывался вид на речку. Недалеко от берега апачи разбивали лагерь и обихаживали лошадей.

Виктория села в небольшое кресло-качалку, продолжая под ветерком расчесывать и просушивать волосы. Вскоре со двора пахнуло чем-то вкусным. Она поняла, что это жарится мясо, и вдруг ощутила, как сильно проголодалась. Неудивительно, подумала она, вспомнив, что несколько дней толком не ела. Ничего, во время фиесты она наверстает упущенное, это уж точно. И можно не сомневаться, что Корд и апачи мечтают о том же.

Как же здесь тихо и спокойно, размышляла она. Действительно, в этом доме она чувствовала себя очень комфортно, хотя бешеный ритм Нью-Йорка был ей привычнее. Но как знать, может быть, писателю полезнее покой? Виктория улыбнулась. Вряд ли на данном этапе она могла именовать себя писателем. Ее перо даже не прикоснулось к бумаге с того дня, когда они с Кордом находились в Хуаресе, в том борделе.

Мексика… Казалось, это было так давно. Сколько событий произошло за это время, сколько надежд кануло в Лету. Но появились новые. Видно, так устроен мир, что все в нем постоянно меняется. Все, кроме одного. Корд был единственным исключением. Он неизменно присутствовал в ее сознании, во всех ее переживаниях. Он один приводил ее в ярость, доставлял сладостные муки, интриговал и подбадривал.

У нее заныло сердце. Не так давно она считала, что влечение к Корду – вещь преходящая, не связанная с серьезными чувствами. Мало-помалу ее представления менялись, покуда она не осознала, что ее привязанность к нему куда более глубокая. Может быть, стоит наконец признаться самой себе, что она любит его? Отважится ли она на такое признание? И не принесет ли оно ей душевные страдания? Или, может быть, наоборот – она познает безмерное счастье?

Только вряд ли. Душа ее, должно быть, уже вместила все, что могла, – все радости и горести от взлетов и падений. И ощущение умиротворенности, которое она сейчас испытывала, – это предвестник ужасного чувства одиночества, ожидающего ее после расставания с Кордом. А расстаться им придется, потому что он никогда не упоминал ни о своей любви к ней, ни об их будущей совместной жизни.

Возможно, это и хорошо, что он не говорил ей ни о чем таком. У них с Кордом были слишком разные жизни, и дальше их ожидают разные дороги. Корд спокойно чувствует себя в седле и не думает о том, когда ему в следующий раз доведется спать в постели. Он останется с апачами. При случае, вероятно, будет помогать им сражаться с врагами. Сможет ли она вписаться в его жизнь?

Как быть с исследованиями, с книгами? Как выкроить минуты для отдыха и обмена мнениями? Где растить детей, чтобы они чувствовали себя окруженными заботой и вниманием?

Если бы Корд чуточку больше походил на свою сестру, может быть, что-то еще и получилось, но при существующем положении вещей – вряд ли. Если она останется в доме Алисии, ей придется часто видеть его. И зная, что им никогда не жить вместе, она будет постоянно бередить незаживающую рану в сердце. Нет, нельзя подвергать себя таким мучениям. Лучше скорее уехать и самой устраивать свою жизнь. Нужно возвращаться к своим занятиям. Но мысль о том, что придется навсегда оставить Корда, была ей глубоко ненавистна.

Виктория резко встала и, прошагав через комнату, положила щетку на столик. Хватит. Если она сумела пережить смерть отца, как-нибудь справится и с этим.

Она окинула глазами комнату и увидела свои дорожные сумки и саквояж. Ее багаж был распакован. Часть одежды унесли в стирку. Оставили только комплект нижнего белья. Рядом лежал отутюженный костюм для мексиканской фиесты. Ботинки были начищены до блеска.

Виктория подхватила свой костюм и начала вертеть им перед собой. Восхитительно! Вот и дождался своего дня. Сегодня он будет как раз к месту. Она вдруг вспомнила лицо Корда, когда он увидел ее в лавке в этом наряде, и радостно засмеялась. Но тут же ей стало грустно: больше у них с Кордом никогда не будет подобных мгновений. Впрочем, сейчас не время для грустных мыслей, решила она и стала одеваться.

Облегающий черно-белый костюм был приятен для тела, не стеснял движений и хорошо смотрелся с распущенными волосами. Она лишь перевязала их черной бархатной лентой, которую нашла на туалетном столике. Виктория довольно усмехнулась, посмотрев на свое отражение в зеркале. Вид у нее был беззаботный и счастливый. Как раз для фиесты.

И настроение тоже должно быть праздничным. В конце концов, они избавились от Красного Герцога и команчей. Если б еще это был ее праздник, ее и Корда, если б он устраивался в честь их будущего, о большем она бы и не мечтала. Но она знала, что этого не могло быть. Лицо ее уже не выглядело таким лучезарным. Нет, твердо сказала она себе, нужно наслаждаться жизнью, пока они еще вместе.

Из окна своей спальни она видела, как на лужайке установили длинный стол, накрытый красной скатертью, и стали носить разные блюда. В воздухе пахло жареным мясом. Около стола кучками стояли ковбои и другие работники ранчо. Люди разговаривали и смеялись. Кто-то неторопливо перебирал гитарные струны. Мелодия была протяжная и меланхолическая. Апачи на лошадях начали подтягиваться к усадьбе. Потом из дома вышел Корд.