– Вот здеся, здеся и здеся – чисто, – снайпер показал три секции украинского окопа.
– Начало атаки через десять минут, – объявил Тёма.
Тёма и Уйгур ушли. Гвоздь вернулся на место наблюдателя, а Иван закрыл глаза ещё минут на десять.
Артподготовки не будет? Атака по-тихому?
Метрах в двадцати от наблюдательного пункта прошли трое из штурмовой группы. Иван узнал одного: высушенного брюнета с тёмным злым лицом. Его имени Иван не помнил. Помнил, что штурмовик – мобилизованный, бывший «вагнеровец», два ранения и ни одной награды. Штурмовая тройка бесшумно ушла тем же маршрутом, которым пришёл Уйгур.
Из-за спины появился Заноза с широким, как в фильме о пришельцах, антидроновым ружьём. Из разгрузки Занозы торчала собственная рация.
– Приветствую! – Заноза бережно положил ружьё на дно окопа.
Иван посмотрел на пять кнопок частот чуть выше рукоятки, но спросить, по какому принципу их выбирают, не успел. Еле слышно прошелестели лопасти пропеллера высоко над лесом. Наш коптер полетел работать.
В ста метрах от НП, по украинскому окопу, начали ложиться мины. Выходов Иван не слышал, только прилёты. Земля вздрагивала: расстояние маленькое. С настила струился песок, с деревьев сыпалась хвоя. Начал работать танк. Огнём с закрытых позиций он отсекал возможное подкрепление со второй линии украинской обороны. Иван услышал вторичный разрыв – хлопок гранаты. Значит, мина задела растяжку, которую не заметили штурмовики.
Миномётный обстрел прекратился. Иван с пулемётом наперевес, Гвоздь с запасными коробками бопасов в бауле и автоматом за спиной и Заноза с антидроновым ружьём бегом покинули НП. Их первая точка в тридцати метрах, над головой свистят пули. «Не наши», – порадовался Иван.
– Своя! – он услышал крик бывшего «вагнеровца».
Этим криком члены штурмовой группы предупреждают товарищей о броске гранаты.
Хлопали гранаты, трещала стрелковка.
– Своя!
Иван и Гвоздь перебежали ко второй точке, упали на мокрый песок, установили пулемёт на сошки. Уйгур – красава, хорошие места нашёл. Заноза куда-то делся.
Между первой и второй линиями украинских окопов находились одиночные ячейки, откуда обстреливали бойцов, штурмующих первый опорник. Из-за деревьев появились фигуры в камуфляже – это украинское подкрепление. Двигались грамотно, от укрытия к укрытию, стрелки из одиночных окопов прикрывали их огнём.
– Граната!
Таким криком десантники предупреждают своих о гранате врага. Иван посмотрел влево. Боец за шиворот тащил из украинского окопа раненого. Вторая тройка штурмовиков спустилась в обмелевшую траншею. Где-то дальше в одиночку дрался «вагнеровец». «Таха!» – вспомнил Иван его позывной.
Иван сделал глубокий вдох, такой же глубокий выдох и, спокойный – их позицию ещё не обнаружили, – открыл огонь по зелёным фигуркам, мечущимся между стволами сосен.
Отстреляв магазин, он покосился влево: над украинской траншеей мелькали лопаты. Десантники захватили опорник и сейчас копали новые боковые ответвления от траншеи. Дело в том, что окопы пристреляны украинской артиллерией с точностью до метра и необходимы новые укрытия. Никто из украинцев из первого окопа живым не вышел.
Украинцы из второго опорника не успели прийти на помощь первому: Иван с Гвоздём отработали хорошо. Уцелевшие отходили назад; те, кто их прикрывал из одиночных окопов, убегали следом. Мины парами падали среди сосновых стволов там, где располагался второй опорный пункт.
Иван всматривался: что-то его беспокоило. В самом деле, второй опорник оказался в низине, мины и танковые снаряды сорвали маскировку с брустверов, и секторы стрельбы стали чётко видны. Иван поменял позицию и открыл огонь по каскам натовского образца, то и дело мелькающим над украинской траншеей. На касках – ярко-зелёные нашлёпки.
– Вперёд! – скомандовал Тёма и первым выпрыгнул из захваченного окопа.
Миномётный обстрел прекратился.
До второго опорника метров сто, может, сто двадцать, одиночные стрелковые ячейки пусты. Иван понял намерение командира. Пока украинцы не пришли в себя, можно захватить и второй опорник, раз уж они его так по-дурацки выкопали. Иван подхватил пулемёт и побежал вперёд. Рядом мчался Гвоздь.
В атаке должны участвовать восемь штурмовых троек, кто-то наверняка ранен после первой атаки, кто-то должен остаться в боковом охранении. «Я?» – мелькнуло в голове Ивана.
Второй окоп рядом. По ним стреляли, но Гвоздь одну за другой метнул четыре гранаты. Первая – недолёт, вторая – перелёт, но дальше товарищ приноровился, успокоился, третью и четвёртую гранаты положил аккуратно в траншею. Иван короткими очередями бил по каскам украинцев, но они сместились левее, ближе к центру опорника.
Иван отбежал метров на двадцать правее, выбирая позицию для пулемёта. Товарищей придётся прикрывать от возможного флангового удара. Сверху, цепляясь за сучья, упал коптер. Наш? Подавили?
Иван оглянулся и увидел Тёму.
Тот, высунувшись из окопа в полный рост, обернулся к своим отставшим десантникам и крикнул:
– Эй! Я уже здесь!
Пуля ударила его в ухо. Ивану показалось, что каска на командире стала мягкой, подобно яичной скорлупе. Он хотел было сплюнуть, но вдруг ощутил себя на земле уткнувшимся лицом в песок. В ушах звенело. Он поискал руками пулемёт. Гвоздь рядом что-то кричал.
К Ивану вернулся слух. Опорник перемешивали огнём из пулемётов: похоже, било что-то крупнокалиберное.
– …мешок! – услышал наконец Иван крик Гвоздя.
Второй опорный пункт оказался ловушкой. В низине, окружённый пулемётными гнёздами, простреливаемый насквозь.
Иван развернул пулемёт вправо, оставляя опорник за спиной. «Справа должен идти второй батальон, – подумал он. – Продержимся».
Пуля прошила правую руку навылет, задев кость. В глазах Ивана потемнело. Снайпер. Тёму тоже убил снайпер. «Я уже не боец». Это понимал и Гвоздь, он схватил товарища за карабин, который у всех крепится сзади к бронежилету, повалил на спину и потащил. Но недалеко. Буквально метр.
– Я сам могу! – крикнул Иван.
Но Гвоздь его уже и так никуда не тащил. Чтобы понять, что произошло, Иван, опираясь на здоровую левую руку, сел и обернулся. Пулей Гвоздя отбросило на полтора метра, и это был больше не Гвоздь. Бывший секунду назад Гвоздём десантник лежал на спине, и лба у него не было.
«Снайпер!» – чуть не плакал Иван. Он смотрел на оставшийся в ногах ПКМ: пулемёт стоял на сошках. «Сейчас я!..» Иван мысленно готовился стрелять левой рукой, представляя, как прижмёт приклад пулемёта к плечу, как нащупает предохранитель… «Откуда стреляет эта сука?»
Иван оглянулся, но боль в простреленной руке застилала глаза. «Ага, вроде оттуда, – определил он. – Сейчас я тебя…» Опираясь на здоровую руку, он двинулся к пулемёту, встал на четвереньки. Очередная пуля пробила левую руку в том же мес те, что и правую, – у самого плеча. Удар сильный – Ивана перевернуло и бросило навзничь. Пулемёт – вот он – в тридцати сантиметрах, невредимый. Приклад, такой родной… стоит на песке. Но рук дотронуться до оружия нет.
Ещё одна пуля пробила левую руку в трёх сантиметрах от предыдущей и уткнулась в пластину броника. «Издевается, сука, – подумал Иван о снайпере, – сейчас добьёт». Он услышал свист мины, сто двадцать миллиметров. «Моя?!» Мина вонзилась в тело Гвоздя, что лежал справа на расстоянии чуть больше метра, и разорвала его. Гвоздь принял на себя бо́льшую часть осколков и взрывной волны, а Ивану досталось совсем немного: горсть мелких осколков впилась в правый бок, туда, где нет пластин в бронежилете. Словно раскалённый нож медленно вошёл в почку, глубже, до кишечника, и провернулся. А уже свистела новая мина. Сейчас всё кончится! Но мина упала чуть дальше. Иван больше не чувствовал боли в простреленных руках, вся боль сосредоточилась в животе. «Держись! Ты не умер сразу, не потерял сознание – значит, осколки фигня, терпи! Боль отступит! Снайпер потерял к тебе интерес».
Комья земли от близких разрывов сыпались на каску, на лицо, на бронежилет, на ноги… Присыпало сильно. Накрыло как кисеёй. Иван открыл глаза, но, запорошенные песком, они слезились, и он не видел неба, лишь тени безголовых сосен над головой.