– Я с самого начала СВО хотел понять для себя, что происходит… Россия – огромная, а братская Украина – маленькая. Для чего, по какой такой причине мы воюем с украинцами? Прежде я не лез в политику. Сыто жил. Ну, Донбасс… Ну, стреляют там где-то… Решил позвонить родне в Киев… Они заявили, что придут к нам на Урал резать семью нашу. Тогда и принял решение приехать сюда. Сам. Раньше о фашистах я знал только из книжек про Великую Отечественную. Теперь стыдно за себя. Жалею, что не приехал сюда раньше, как только майдан случился и стали детей убивать на Донбассе. Вот я и здесь. Правильно говорят: если ты не интересуешься политикой, то политика заинтересуется тобой.

– А жена что? – Греку вдруг стало жаль, что раньше не понял этого парня, не разобрался в нём, не сблизился во фронтовом братстве, как это случилось с другими его пацанами.

– Ушла, – коротко бросил Скрипач и, подумав немного, добавил: – Сказала, ты теперь Скрипач, а не Виталий Алексеевич, за которого я замуж выходила, от которого рожала детей. Отрёкся, значит, не только от имени своего, но и от нас.

– Выходит, Скрипач действительно не нужен? – напомнил Грек.

– Я понимаю её, – отозвался Скрипач, – и не сужу. Сложно ей вот так… Но и я по-другому не мог. Знаю, пацаны посмеивались над моими видосами. А снимаю видосики эти я нарочно – для детей, чтобы знали: папка их не зря здесь, а воюет за мамку и за них, чтобы к нам домой резать их не пришли, как стариков этих…

– Телефон-то уцелел? – вдруг спросил Грек.

– Цел вроде.

– Зарядка есть?

– Ага.

– Ну-ка, сними нас для мальцов своих. Сними так, чтобы крови не было видно, чтобы не страшно было им. А вырастут – поймут всё сами.

Пока Скрипач возился с телефоном, Грек вколол последнее обезболивающее, чтобы боль не выдать на камеру.

На телефоне Скрипача на задней крышке написано: «Если 200 или 300, переверни страницу». Обычная практика на передке, чтобы в слу чае чего послание, отсн ятое на телефон, дошло до адресата – до родных и близк их, вроде как завещание.

– Давай, я готов! – Грек нацепил на лицо улыбку.

Отсняли короткое видео.

– Слушай, Скрипач, а что за иконку ты поднял с пола?

– Феодоровской Богородицы, – ответил он и достал из-под бронежилета иконку, протянул Греку. – Такой иконе Александр Невский молился перед битвой со шведами и тевтонцами.

Откуда Скрипач столько знал об этой иконе, Грек расспрашивать не стал; это дело сугубо личное, на войне у каждого свой разговор с Богом.

– Самое время и нам помолиться! – Грек перекрестился, возвращая иконку Скрипачу. – Только вот батюшку Афанасия и его матушку не спасла иконка эта, – тяжело вздохнул он.

– О вере он говорил, о спасении во Христе! Я рядом стоял, слышал всё, о чём говорил Афанасий. Сильный был старик. Крест нарочно сняли с него – плохо для православного, когда вот так, без креста…

– Правду говоришь. Матушку его Нату, видать, первой убили нацики.

– Почём знаешь?

– Веки отрезали ему, чтобы взгляда не отвернул и видел, как жену убивают. – Дальше Грек не сдержался, выругался.

Помолчали.

– Скрипач, нас сейчас размотают на раз-два. – Грек впился взглядом в Скрипача, словно проверяя на прочность, сдюжит ли тот в свой смертный час.

Скрипач нахмурился, кивнул и стал всматриваться в окно, крепче сжимая цевьё своего АК.

У Грека остался последний, самый важный, вопрос:

– Вот ответь мне: какая она станет, Родина, после победы нашей? Ведь как Западу в рот заглядывали, даже в НАТО, грешным делом, вступить хотели… Воюем теперь с ними. Только не все русские приняли это. Сколько народу уехало за рубеж с началом войны, лают теперь из-за ленточки, слюной брызжут. Неужто вернутся эти предатели?

– Какие же русские они после этого?! Не пустим их! – твёрдо заверил его Скрипач. – Локти грызть будут, каяться, да поздно окажется. Очистится страна наша, как рана от гноя. В храмы люди ходить станут…

Скрипач, вспомнив о чём-то, торопливо полез под бронежилет. Достал свёрнутую вчетверо замасленную бумажицу, развернул её.

– Вот, гляди, – он протянул бумажку Греку. – В штаб как-то гуманитарка пришла и письма от детей из России.

На листке – детский рисунок. Широкими штрихами раскрашено небо голубое и безоблачное. В небе – лучистое солнышко. Под небом – храм. Он тянется к небесной синеве тремя золочёными главками-луковками с православными крестами. Солнышко улыбается ему и протягивает храму свои лучики. У подножия его разбиты клумбы с красивыми цветами. Чуть поодаль растут берёзки. Перед храмом, взявшись за руки, стоит семья. Первый и самый большой – отец, на нём военная форма, на груди – медали. Рядом, чуть поменьше – мама с кудрявой шевелюрой, в лёгком цветастом платье. Следом выстроились лесенкой по росту дети: трое мальчишек в шортиках и футболках. В руках у каждого – шарик. На плечах у папы-солдата сидит маленькая девчушка с тоненькими косичками и синими бантами. Она тоже держит шарик. На лицах светлые улыбки. Внизу чья-то детская рука старательно вывела красным карандашом: «Ждём с Победой домой!».

Грек молча вернул рисунок. Развернулся к окну и направил на улицу воронёный ствол АК.

– Спасибо, Скрипач. Теперь можно и «немцев» ждать, – сказал он, и ему вдруг нестерпимо захотелось хоть на мгновенье оказаться в том самом рисунке, заглянуть в будущее, которого он уже не увидит.

В полуразрушенной хате, на полу, на груде из битого стекла и кирпича, лежал смартфон. Возле него топтались песочного цвета берцы. Рука в перчатке с обрезанными пальцами осторожно подняла гаджет. На задней крышке телефона на русском написано: «Если 200 или 300, переверни страницу». Обычная практика на этой странной войне… Пальцы ловко нашли нужную запись: пошли картинка и звук. Двое русских о чём-то говорят, один – тот, кто снимал видео, – в конце съёмки прочёл стихотворение. Не всё из сказанного было понятно иностранному уху, но кое-какие слова оказались всё же знакомы. Стихи о Родине читал тот воин.

– Странные эти люди… – прозвучало по-английски.

– Ты о ком, Майкл? – отозвался солдат в натовской форме.

– О русских. Смотри, какие счастливые лица. Они знают, что уже почти мертвы, и при этом читают стихи! Никогда не понимал русских! Может, поэтому у нас такое сильное желание уничтожить их?

– Нам никогда не одолеть их, Джо… – второй покачал головой.

Тяжело вздохнув, наёмник в знак уважения к павшему воину выполнил последнюю его волю. Он понимал, для чего воины оставляют на телефоне эти надписи с цифрами.

– Мама! Мама! Мама! – наперебой кричали мальчишки.

Босоногая ватага бежала по тропке к маленькому дачному домику, мальчишки на бегу возились, вырывали друг у друга из рук смартфон.

Встревоженная этим шумом молодая женщина выскочила на крыльцо, поправляя косынку, она с тревогой оглядывала детей: всё ли с ними в порядке, целы ли руки-ноги. Женщина вздохнула с облегчением, когда самый старший подбежал к ней с поднятым в руке телефоном и победно прокричал:

– Я – первый!

– Так нечестно! – захныкали трое его братьев. – Ты сильнее нас и вырвал телефон!

– Я первый увидел! – обиженно произнёс самый маленький.

– Нет, я! – стали спорить с ним остальные.

– Тише, ребята! – пристрожила их мама. – Что такое? Что случилось?

– От папы сообщение пришло! – радостно закричали они все вместе.

Наталья Петровна родилась 14 февраля 1971 года в посёлке Тисуль Кемеровской области. Окончила Кемеровский государственный университет. Работала в журнале «После 12», Доме литераторов Кузбасса, редактором в издательстве «Кузбасс».

Публиковалась в журналах и альманахах «Москва», «Наш современник», «Огни Кузбасса», «День и ночь», «Введенская сторона», «Чаша круговая», «Иркутское время», антологиях «Стихи о матери», «И мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово!..», «Поэты университета», «Собор стихов», антологиях военной поэзии «Ты припомни, Россия, как всё это было!..» и «Оберег». Автор книги стихов «Вторжение весны». Лауреат журнала «Огни Кузбасса». Член Союза писателей России. Живёт в Кемерове.