А теперь попробуем представить, какие изменения во внутренней картине произойдут у больного диабетом (или, напоминаю, любым другим хроническим заболеванием).

Разумеется, изменения здесь будут гораздо серьезнее, болезнь длительная, скорее всего, пожизненная, она требует от человека ограничений в диете, постоянного приема лекарств, постоянного контроля самочувствия. И естественно, психика начинает сопротивляться, как сопротивлялись бы вы сами, если бы в вашу квартиру пытались подселить подозрительного жильца. Способы сопротивления могут быть самые разные, каждая личность выбирает те, которые наиболее привычны для нее, которые приносили результаты прежде. Мы поговорим о трех из них.

1. Отрицание

Основная мысль: у меня нет диабета, потому что его не может быть.

Основной страх: если я болен, значит, я неполноценный и меня никто не будет любить.

Основной аргумент: но я же хорошо себя чувствую!

Обычно такая реакция характерна для подростков, либо впервые заболевших работающих людей. В первый месяц после установления диагноза ее даже можно счесть нормальной (это, конечно, не избавляет от необходимости лечиться, несмотря ни на что). Однако, если проходят месяцы и годы, а больной появляется у врача лишь когда сахар крови переваливает за 20 ммоль/л – впору задуматься. При этом страх настолько силен, что человек даже не понимает, что действует откровенно себе во вред. Чем меньше он следит за собой, тем тяжелее протекает заболевание. Иногда пациент, чтобы успокоить свою совесть, предпринимает различные полумеры: начинает пить противодиабетические сборы (а они никогда не заменят комплексного лечения) или попросту начинает прибавлять дозу таблеток или инсулина. Один такой «отрицант» не появлялся у врача три года, но, чувствуя себя постоянно плохо, добавлял дозу инсулина и довел ее до 70 единиц (обычная доза 30–40 единиц). При этом у больного был глюкометр (прибор для измерения сахара крови), но он им не пользовался, так как «не хотел расстраиваться». В один прекрасный день он просто не смог встать с постели, вызвал на дом терапевта, а терапевт направил его ко мне. Достаточно было изменить режим введения инсулина (добавлена вечерняя инъекция) и научить больного самостоятельно корректировать дозы по показаниям глюкометра, как проблема была устранена. Но, конечно, нет никакой гарантии, что через три года ситуация не повторится. Здесь все зависит только от самого человека. Если его устраивает такой сценарий, повлиять на него очень сложно. Немедленно появится куча «веских» причин не ходить к врачу, не соблюдать диету и не измерять сахар крови: усталость, большие очереди, плохое настроение, постоянная занятость и т. д. Как говорится, кто хочет сделать – ищет способ, кто не хочет – ищет оправдание.

Иногда такому больному могут помочь его близкие (особенно, если больной – подросток). Только ни в коем случает не упреками. Упреки больной воспримет однозначно: его опасения сбылись, он неполноценный, его все разлюбили. Что же делать? Об этом ниже.

2. Превращение в ребенка

Основная мысль: я слаб, я не справлюсь с болезнью, пусть это сделает кто-нибудь другой.

Основной страх: если я не буду вызывать жалости, меня бросят и позабудут.

Основной аргумент: мне так плохо, что я ничего не могу сделать.

И снова в первые недели болезни такая реакция вполне естественна. Разумеется, больной человек чувствует себя слабым, разбитым как физически, так и душевно, он нуждается в заботе и внимании близких. Беда начинается, когда эта забота и внимание уходят день за днем словно в бездонную бочку, а больному не становится лучше. Он «изобрел» свой способ получать любовь (вернее, вспомнил, потому что «изобретает» его каждый младенец, когда учится плачем сообщать о том, что ему мокро, голодно или одиноко). И способ этот довольно действенный.

Иначе им не пользовалось бы такое большое количество нищих. А если любовь близких постепенно переходит в раздражение, больной, подстегиваемый страхом, начинает форсировать свои несчастья, чтобы вызвать жалость к себе. Отсюда и высокие сахара, и осложнения. Другой вариант «превращения в ребенка» часто используют пожилые больные. Они говорят: «Не буду себя мучить, все равно скоро умру». При этом вряд ли кто-нибудь всерьез собирается ускорить свою кончину. На самом деле, они надеются, что проблемы с болезнью как-нибудь решатся сами, помимо них. Другими словами, они уподобляются ребенку, который плачет в уголке и ждет, когда кто-нибудь придет его утешить.

Все выше сказанное ни в коем случае не является упреком в адрес таких больных; чаще всего они действуют бессознательно, искренне считают себя глубоко несчастными, и в их жалобах не больше злого умысла, чем в жалобах маленьких детей. Скорее всего, если бы они осознали, что пытаются манипулировать окружающими, они тут же сменили бы сценарий, потому что лишь немногие способны проделывать такое сознательно. Если такой больной (не обязательно диабетик) – ваш близкий родственник, не стоит на него гневаться. Лучше подумайте, не поддерживаете ли вы эту игру. Любому человеку нужно внимание и забота, точно так же, как младенцу нужно молоко и чистые пеленки. И какой-то способ добиться этого он найдет все равно. Подумайте, почему от вас можно добиться любви, только если вас как следует разжалобить?

Иногда измученная психика даже взрослых и вполне уверенных в себе людей может устраивать целые спектакли на тему «впадения в детство». Например, одним из наших «хроников» была семнадцатилетняя девочка с инсулинзависимым диабетом. Врачи прикладывали все усилия для того, чтобы скомпенсировать сахара до идеала (обычно у молодых это не сложно), но почти каждый вечер наша пациентка выдавала «свечки» высоких сахаров. На разгадку я натолкнулась совершенно случайно на ночном дежурстве. Зайдя вечером по какому-то делу в палату, я обнаружила, как наше «горе луковое» с восторгом поедает купленный в ларьке сладкий рулет с кремом. На мой вопрос: «Ну и зачем ты это делаешь?» девочка ответила: «Понимаете, мне захотелось! Так захотелось, что ничего не могла с собой поделать!» Можно, конечно, было побранить ее за распущенность и постращать осложнениями диабета. Но все это говорилось уже много раз и безрезультатно. Тогда я, подумав, спросила: «Чем тебя мама угощает на праздники?» И, разумеется, услышала в ответ: «Печет блины, торты, булочки с кремом». Естественно, находясь в больнице, девочка скучала по дому и по маме. Для нее, как и для многих из нас, сладости и выпечка были связаны с ощущением семейного праздника, поэтому она и покупала себе сладости, чтобы избавиться от чувства одиночества, создать иллюзию покоя, радости, защищенности. Как только мы в этом разобрались, возникло более простое решение проблемы: позвонить маме и поплакаться ей в жилетку.

Еще одна пациентка была женщиной 50 лет, с давним инсулинзависимым диабетом, повышенным весом и постоянно высокими сахарами. Муж ее умер, дочь жила отдельно со своей семьей. Сама женщина была родом из деревенской хлебосольной семьи. И вот по праздникам она неизменно пекла для любимых доченьки и внучки пироги, и, разумеется, не могла не попробовать свою выпечку. Поскольку за сахарами она не следила, после такого зигзага в диете ей немедленно становилось хуже, и дочке волей неволей приходилось на несколько дней переселяться к маме. Конечно, все наши усилия по нормализации течения диабета оказались в данном случае тщетными, поскольку пациентка (хоть и бессознательно) получала слишком большую выгоду от своего плохого самочувствия.

Если в вашей семье складывается подобная ситуация, вы немедленно спросите: «Что же делать?» Первое приходящее в голову решение: съехаться и жить вместе. Однако вы прекрасно понимаете, что такая перемена зачастую может лишь ухудшить положение. Если вы не можете просто сказать родному человеку: «Приезжай, я по тебе соскучился (лась)!», если вам приходится искать поводы для встречи вроде пирогов или плохого самочувствия, это говорит о том, что не все хорошо складывается внутри вашей семьи, и, скорее всего, вам стоит обратиться к семейному психологу (подробнее об этом ниже).