О том, что Апокалипсис не принадлежит только перу Иоанна, говорит и то, что эта книга признана канонической лишь в IV в. Между тем вряд ли следует использовать в качестве аргумента в пользу того, что не только Иоанн и вообще не он является автором Откровения, тот факт, что его содержание и особенно тональность не имеют ничего общего с Евангелием от Иоанна и тремя его посланиями. Дело в том, что Апокалипсис этически и идеологически по своей тональности не связан и с другими новозаветными сочинениями. Такие связи скорее можно обнаружить в текстах Ветхого Завета, особенно в Книге пророка Даниила.
Соборные послания Иоанна Богослова пронизаны любовью к людям: «Кто любит брата своего, тот пребывает во свете…» (I Ин., 1:10); «Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (I Ин., 3:18); «Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога» (I Ин., 4:7); «Что мы любим детей Божиих, узнаем из того, когда любим Бога и соблюдаем заповеди Его» (I Ин., 5:2); «Кто делает добро, тот от Бога» (III Ин.). В них много таких обращений, как «дети мои», «возлюбленные», «отцы», «дети». Ничего близкого к этому мы не встретим в Апокалипсисе.
В евангелии и посланиях Иоанн не называет себя по имени, а в Апокалипсисе он неоднократно, постоянно, если не сказать, навязчиво, называется Иоанном. Создается впечатление, что им это делается намерено, чтобы убедить читателя, что тайновидцем является именно он и никто другой. Подобная нарочитость, стремление подчеркнуть, кем он является, не может не вызывать определенных подозрений.
В Откровении Христос именует себя вседержителем, но это не дает безусловных оснований считать, что божественный сын покушается на прерогативы отца. Яхве так квалифицировал себя в качестве создателя вселенной и человека, что они продолжают существовать только благодаря небесному творцу. Христос же является вседержителем лишь в духовном смысле, как держитель (ведущая сила, главная опора, стимул) духовной жизни, однако эту разницу рядовой верующий не видит. Однако Иисус в Откровении все-таки вытесняет Яхве.
Апокалипсис — страстный и предельно суровый монолог того, кто великолепно владеет словом. Его сочинение было избрано молодой церковью в качестве завершающего учения пророческого, провидческого произведения. Скорее всего, он не был тем, кто написал четвертое евангелие и соборные послания, но это нисколько не умаляет исключительной ценности того, что им было сделано: Откровение представляет собой выдающееся религиозное сочинение, оказавшее огромное влияние не только на церковь и духовную жизнь, но и на культуру в целом.
Дискуссии об авторстве Апокалипсиса никогда не прекратятся, но они значимы больше для богословия, чем для научной мифологии. Естественно, что как раз богословие настаивает на авторстве Иоанна: во-первых, Иоанн как пророк представляет собой весьма значимую фигуру в христианстве, он автор одного из евангелий; во-вторых, если читатель будет сомневаться в том, что книгу сочинил именно этот человек, то он поставит под сомнение все произведение, все, что в нем изложено. В качестве главного доказательства авторства Иоанна теология, как обычно, ссылается на авторитет древних христианских авторов.
Тот, кто называет себя в Апокалипсисе Иоанном, был не грек, а палестинский еврей, что следует из его имени, причем занимал среди христиан высокое положение, что позволяло ему называть себя просто Иоанном или «Я, Иоанн». О высоком статусе Иоанна говорит и сама тональность хотя бы обращений к семи церквам: хотя автор и передает слова Христа, в них явно усматривается и его собственный авторитет, его близость к основоположнику всего учения — к Христу. Он, видимо, имел все основания говорить о себе: «соучастник в скорби, и в царствии, и в терпении Иисуса Христа» (1:9). Я полагаю, что Христос был вполне реальной фигурой, человеком выдающихся организаторских, аналитических и ораторских способностей, прекрасно образованным великим мыслителем, блестяще определявшим наиболее актуальные и сложные проблемы. Скорее всего он был фанатически заряженным индивидом, умевшим увлекать за собой своих последователей и готовым на самопожертвование. Иисус истово верил в свое мессианское предназначение. Другое дело, что он, отвечая самым острым ожиданиям времени, был мифологизирован, возможно, еще при жизни. Как мы теперь очень хорошо знаем, мифологизация есть постоянная и неистребимая потребность ума, которая порождается бессознательным ощущением несовершенства людской природы и поисками идеального. Близость к Христу-мифу, который полностью вытеснил Иисуса-человека, придавала любому лицу особую весомость. В этом отношении Иоанн Богослов никак не мог быть исключением.
Э. Ренан отмечал, что Апокалипсис, явившийся под прикрытием весьма почитаемого среди христиан имени, произвел очень сильное впечатление в азийских церквах. Множество подробностей были ясны современникам. Рискованные предсказания близкого потрясения не могли удивить, а решительные речи Иисуса находили доверчивый прием. Притом в течение года мировые римские события могли казаться удивительным подтверждением книги, доказательством, что судьба Рима свершилась в соответствии с предсказаниями Откровения. Разочарование началось только после взятия римлянами Иерусалима, разрушения храма и окончательного утверждения династии Флавиев. Но религиозная вера не отказывается от своих надежд, притом что многие положения книги допускали различные толкования. Ее автор возвестил, что римская империя не восстановится и Иерусалимский храм не будет разрушен. Надо было найти лазейки для этих двух пунктов.
Различными богословами искомые лазейки были, конечно, найдены. Однако после примирения империи с церковью в IV столетии судьба Апокалипсиса подверглась, как не без оснований считал Ренан, большой опасности. Греческие и латинские ученые, не отделявшие будущности христианства от судеб империи, не могли считать боговдохновенной мятежную книгу, суть которой заключалась в ненависти к Риму и предсказании его гибели. Почти вся просвещенная часть духовенства Восточной Церкви, получившая эллинистическое образование, полная отвращения к милленаристским и иудео-христианским произведениям, объявила Апокалипсис апокрифом. Однако книга заняла такое прочное положение в Новом Завете, что изгнать ее было невозможно.
В наши дни Откровение заняло высокое место, принадлежащее ему среди священных писаний. Апокалипсис в известном смысле — завершение пророчеств, последнее слово Израиля. У старых пророков, например, у Иоиля, есть описание тех великих судов, которые учреждает время от времени Верховный судия дел человеческих, чтобы восстановить порядок, беспрестанно нарушаемый людьми, — в нем можно найти зародыш Патмосского видения. Всякая революция, всякое историческое потрясение превращалось в воображении еврея, упорно стремящегося обойтись без бессмертия души и установить царство справедливости на земле, в дело провидения, в прелюдию к еще более торжественному и окончательному суду. При всяком событии являлся пророк, восклицавший: «Трубите трубою на Сионе: ибо наступил день Господень; ибо он близок» (Иоиль, 2:1). Апокалипсис — продолжение и увенчание этой странной литературы, составляющей славу Израиля. Его автор — последний великий пророк; он уступает своим предшественникам только там, где подражает им; та же душа, тот же ум. Апокалипсис представляет собой почти единственный пример гениальной компиляции, оригинального подражания. Если исключить две-три детали, изобретенные самим автором и удивительно прекрасные, то в целом поэма состоит из черт, заимствованных у прежней пророческой и апокалиптической литературы, в особенности у Иезекииля, у автора книги Даниила, у обоих Исаий. Христианский ясновидец, истинный ученик этих великих людей, он знает наизусть их произведения и извлекает из них крайне логические выводы. Процесс теоретической разработки заключался в смелом перемещении, приложении к царству мессии и Иисуса всякой фразы древних писаний, в которой можно было усмотреть смутное отношение к темному идеалу[42].
