Улицы были широкими, скажу еще раз, но фактически это были, наверное, бульвары, раз по ним не ездили машины. Иногда проезжали люди на велосипедах, иногда пролетали на метлах, но эти обычно летали все же повыше, где-то в районе крыш строений. Несколько раз попадались перекрестки и всегда обязательно с большими круглыми скверами в центре. Ну, короче, столица выглядела на ура, как Ефремов описывал, все по уму. Когда я подошел к центральной площади города, которая оказалась немного площадью, а в основном – опять же громадным парком, в котором дорожки были только по кругу, и когда побродил по нему, то сообразил, что дорожки не просто по кругу, а что это лабиринт. Учитывая, что на высоте ну где-то около полутора километров над парком висел летающий университет в виде круглого кусочка суши (снизу корни не торчали, поверхность как будто была гладкая и синеватая, я еще подумал, что похоже ну типа на голубую глину) с высаженными деревьями по периметру (потом я там побывал и сообщаю, что деревья там не только по периметру, но и между несколькими солидными каменными строениями в 3-4 этажа, и в этих зданиях чего только не происходит, это просто студенческий рай, причем со стороны ученой и со стороны молодежной), в парке-площади под университетом солнце не палило, было в самый раз для жаркого дня – немного прохладно.

В тот момент, когда меня осенило, что парк – это лабиринт, как в Атлантиде (да и не только) строили, ко мне навстречу подошла молодая девушка, женщина. На ней были брюки глубокого синего цвета из грубой на вид ткани и кремовая водолазка. На ногах были летние сапожки по щиколотку с закругленными носами. Светлые волосы эта женщина собрала в хвостик. Они были достаточно густыми и почему-то немного напоминали львиную корону. Лицо незнакомки, как и вся она, состояло из мягких округлых линий, в которых не было ни резкости спортсменки или воительницы, ни чрезмерной успокоенности некоторых продвинувшихся в каких-то успехах (в работе или личной устроенности). Жила в этих мягких линиях только упругая красота открывшей свое внутреннее «Я» богини. При этом носик ее был немножко задорно вздернут природой. В ее походке чувствовалась детская уверенность в своих действиях, но при этом направление этой уверенности могло меняться очень часто. Тем не менее, новое выбранное направление опять с той же уверенностью соблюдалось. Высокий лоб давал понять масштабность мысли и ответственность, совестливость его обладательницы. Но средний рост (около 164 см), этот задорный носик, забавная энергичная походка немного сбивали с толку или, если сказать по-другому, настраивали на весьма дружелюбный лад. Во многом она состояла из противоречий. Обрамляющее ее присутствие облако обаяния было настолько проявленным, что, казалось, можно потрогать руками. Я не шучу, она вся светилась. Когда она заходила в комнату, а день был пасмурный, а в комнате не был включен свет и читать книгу было бы не очень комфортно, вдруг становилось светлей, как будто зажгли ну если не 24-рожковую люстру, то во всяком случае будто бы отдернули шторы и полился солнечный свет. Все это я заметил потом, а в момент знакомства она первая подошла ко мне, представилась. Это была как раз Ульти, одна из руководителей издательства. Мы поговорили о мелочах, о моем выборе и первых впечатлениях о планете. Я сказал, что все впечатления будут обязательно отображены в тех результатах, за которыми меня позвали. Ульти вспомнила, что когда-то давно, лет 7 назад, гостила на Земле по рабочим вопросам. Мы обсудили те места, где она бывала. Оказалось, что Тибет ей понравился, конечно же, но он уж слишком молчалив. Тут, со своей стороны, я провел разведопрос, что, получается, и правда кое-где горы могут разговаривать. Оказалось, что Ульти не то чтобы увлекается философскими беседами с горным массивом (на Севербалиданде, как выяснилось, есть не меньше 3 философских школ, чьими лидерами являются сами горы), но периодически бывает в горах и камни не только рассказывают о своем быте, об истории планеты и космоса, но и сами очень заинтересованы также в жизни людей, причем, и в бытовых мелочах, и в достижениях науки, и даже в искусстве, что порадовало меня отдельно. Наша с Ульти получасовая прогулка пролетела быстро и в настроении рабочем, но взаимнорасположенном. То есть в целом в тот момент все было обыкновенно. Беседа включила в себя обсуждение необходимой помощи, вопросов по приему гостя в конкретных точках и акцентов, которые хотело бы видеть издательство и правитель Самбур в написанных произведениях (не то чтобы я собирался следовать их пожеланию, но речь шла только о том, чтобы о природе говорить много и подробно, а в исторических моментах ориентироваться больше на мифологические мотивы). Во время нашей спокойной беседы, когда речь зашла о работе и Ульти задала какой-то вполне уместный и безобидный вопрос, я ответил чересчур резко, и сам в тот же момент задумался, а что это вообще было такое, почему такая неадекватная реакция у меня. Про себя я тут же решил, что, наверное, я немного нервничаю: все-таки другие люди, другая планета, впервые мой поэтический дар так явно признали за пределами облака Оорта. Но даже в момент, когда я неоправданно резко переспросил, Ульти, такое ощущение, восприняла это как нормальное явление, а не как что-то необычное, и спокойно и благожелательно пояснила. Этому я удивился еще больше. Мне стало неловко. Мы разошлись по своим делам – лично я отправился собираться в дорогу, чтобы утром меня телепортировали к началу маршрута (хотя по сути маршрут начался еще с моего появления на этой планете). Начать решил с моря на краю земли. Ну, даже не море, а океан, наверное, раз от того места, где я высадился из портала, до противоположного берега было тыщи 4 километров. Почему с океана? Хотелось приступить к работе в спокойствии. К тому же, в том месте ни поселений, ни каких-то научных станций или нахоженных туристических трасс не было.

III

Море-океан было спокойным, иногда становилось гладью, иногда легкий ветер дул то с воды (и листья картеций немного надувались, как парус, оказываясь слишком тяжелыми для легкого ветерка, чтобы вытянуться стрелой), то с берега (тогда легкая зыбь появлялась на водном покрывале и в этом случае обязательно из воды то у берега, то дальше, так, что видны были только точки на горизонте, высовывались морды местных ну типа дельфинов, только головы у них были покрыты шерстью да и сами они откровенно напоминали собак размером с ретривера, в том числе, своим дружелюбием и живым интересом к дичи, которая в виде местных чаек, альбатросов и не таких крупных игроков прилетала поискать своего птичья счастья). Целый день я бродил по лесу, медитировал, глядя в синюю даль, знакомился с животным миром. По-моему, планета меня приняла с тем же теплом, что и люди. Ночевал я в палатке (ночью здесь всегда дождь, а днем, наоборот, не бывает осадков, такая вот особенность). На следующий день я двинулся по маршруту вдоль берега, у самого начала леса, где песок переходил в более твердую землю и росла голубовато-салатовая трава. На салат она вряд ли годится, между прочим, я попробовал, безвкусная. Вообще стоить отметить, что в еду пригоден на Севербалиданде любой плод, отравиться нет возможности, ну если только от какой-то громадной несдержанности обратно попросится съеденное. При этом привычки есть животных, птиц, рыбу и даже насекомых у жителей нет. Я и до этого мяса не ел, но желание попробовать самопойманной рыбки во мне таилось. Тем более, что океан был пресным, и я рассчитывал на какого-нибудь местного омуля или хариуса, ну или на что-то столь же вкусное. Вода-то чистейшая. А как типа тает во рту свежепойманный и засоленный буквально на полчаса омуль ну не мне вам рассказывать. Сложно представить что-то вкуснее. Ну, короче, здесь я об этом забыл. Зато плоды и правда были в серьезном изобилии. Естественно, они не всегда оказывались тем, чем выглядели для землянина. К примеру, плод, растущий, как клубника, у самой земли, по величине и на ощупь очень напоминал оранжевый лимон, но по вкусу был очень похож на репу. Растущие на картециях плоды были по вкусу смесью кедрового ореха с сыром, но без скорлупы и размером с мою голову (ну а в глубине материка при росте дерева в девятьсот метров плоды соответственно тоже существенно больше). Ну вот плодами картеций я и питался, в основном, пока шел к следующей точке. На третий день пути я стал уклоняться вправо, в лес (никакого бурелома, те же картеции, чьи листья начинались выше моего роста, много разного мелкого кустарника без колючек, иногда деревья с ультрамариновой кроной в виде диадемы наверху с тонкими изящными стволами, на земле мох и невысокая мягкая трава). Когда на третий день моего официального путешествия я открыл глаза, умылся водой из ключа неподалеку, сделал зарядку, позавтракал, записал, чтоб не забыть, остов нескольких идей и важные строки (чтобы долго и кропотливо вырисовывать позже законченное произведение), и двинулся по маршруту (мне оставалось буквально 200 км до начала Говорящих гор) вдруг мне вспомнилась наша встреча с Ульти. Я подумал, что с тех пор, как мы с ней пообщались, у меня отпали основные сомнения насчет того, нужно ли мне здесь быть, правильным ли было мое решение принять такой заказ. Я стал подробно припоминать свои ощущения и осознал, сделал для себя открытие, что при общении с ней я откровенно чувствовал, что это родной мне человек. Я как будто просто знал, что чувствует она, как и что можно сказать, чтобы она правильно меня поняла. При этом я был уверен, что эти ощущения были обоюдными. Мне ясно стало, что я знаю ее с рождения, как одного из самых близких родственников или самого лучшего друга. Это озарение восхитило меня, я продолжал шагать, но уже как окрыленный. Не то чтобы дальше, в другие дни, я постоянно думал об этом озарении или о причине этого озарения, но назвать это иначе, чем благодатью, за которую можешь только благодарить Бога и желательно действиями, я не могу. Сейчас, когда я рассказываю это, проходив своими крепкими ногами ну если не всю, то многие части удивительнейшей и полной чудес Севербалиданды, понимая, что вы все равно пропустите это мимо ушей, я все же, находясь в ясном сознании и твердой памяти, продолжаю утверждать, что встреча с Ульти и эта мгновенная связь – это самое большое чудо, которому я в своей жизни был свидетелем (учитывая, конечно же, и то, как развернулась жизнь моя далее).