Другие дома

Дом учителя Мории находится на противоположном склоне долины, но гораздо ниже – фактически совсем вблизи маленького храма и входа в пещеру. Он построен в совершенно другом архитектурном стиле, имеет по меньшей мере два этажа и по фасаду, выходящем на дорогу, на каждом этаже устроено по веранде, которые почти целиком застеклены. В целом образ жизни учителя Мории почти такой же, как у Учителя Кут Хуми, который нами уже описан.

Если мы пройдёмся вверх по дороге с левой стороны ручья, постепенно поднимаясь по склону, то мы пройдём справа от дома и земель Учителя Кут Хуми, а дальше вверх по холму мы найдём с той же стороны дороги маленькую хижину, которую тот, кто стал теперь Учителем Джуал Кхул, построил своими руками в дни своего ученичества, чтобы быть совсем близко от своего Учителя. В этой хижине висит нечто вроде таблички, на которой, по его просьбе, один из английских учеников Учителя Кут Хуми запечатлел много лет назад внутренний вид большой комнаты в доме Учителя Кут Хуми с фигурами различных Учителей и учеников. Это было сделано в память об особенно счастливом и плодотворном вечере в доме Учителя.

Адепты первого луча

Обратимся к внешности этих Великих; она до некоторой степени различается, в зависимости от луча, или типа, которому принадлежит каждый из них. Выдающейся чертой первого Луча является власть или сила, и рождённые в нём – это цари, правители мира – прежде всего внутреннего или духовного мира, но также и физического плана. Каждый человек, обладающий в необычной степени качествами, позволяющими ему доминировать над людьми и легко направлять их на желаемый путь, весьма возможно, либо человек первого луча, либо имеет к нему склонность.

Такова царственная фигура Господа Вайвасвата Ману, правителя пятой коренной расы, который по росту самый высокий из всех адептов – в нём два метра, и он обладает совершенным телосложением. Он является представителем нашей расы, её прототипом и, каждый член этой расы прямо происходит от него. У Ману поразительное властное лицо с орлиным носом, с пышной и волнистой каштановой бородой и карими глазами; своим спокойствием он производит впечатление льва. «Он высок, – говорит наш президент, – и царственно величественен, глаза его зорки, как у орла, светло-карие и сияющие золотыми искорками». В настоящее время он живёт в Гималайских горах недалеко от дома своего великого брата, Господа Майтрейи.

Подобен ему и Учитель Мория – заместитель и преемник Господа Вайвасваты Маны, будущий ману шестой коренной расы».

Вот теперь мы понимаем, какое положение занимает в своей работе Эль Мория среди космической аристократии.

«По рождению он – раджпутский царь, у него тёмная, разделённая на две части борода, тёмные, почти чёрные, спадающие на плечи волосы, наполненные силой тёмные проницательные глаза. Он чуть ниже двух метров ростом и держится как солдат; говорит краткими, чёткими фразами, как тот, кто привык, чтобы ему повиновались. [смех в зале]. Его присутствие даёт ощущение захватывающей власти и силы; его царственное достоинство внушает глубочайшее почтение.

Блаватская часто рассказывала нам, как она встретила Учителя Морию в Лондоне в Гайд – парке в 1851 году, когда он приехал туда вместе с другими индусскими князьями на первую великую Международную Выставку. Странно, что тогда же, не зная этого, увидел его и я, будучи четырёхлетним ребёнком. Я помню, что меня взяли посмотреть на пышную процессию, в которой среди множества других чудес прошествовала группа богато одетых индийских всадников. Это были великолепные всадники, ехавшие на прекраснейших в мире лошадях. И вполне естественно, что мой детский взор с восхищением устремился на них, и что они были для меня, пожалуй, красивейшей частью этого чудесного, сказочного зрелища. Когда я, держась за руку отца, смотрел, как они проезжали, один из самых рослых моих героев устремил на меня свои сверкающие глаза, и это почти испугало меня, и в то же время наполнило неописуемым счастьем и восторгом. Он проехал вместе с другими. И больше я его не видел, но часто в моей детской памяти всплывало видение этих сверкающих глаз.

Конечно, тогда я не знал, кто это был, и никогда бы не узнал этого, если бы не милостивое замечание, которое он сделал мне много лет спустя. Говоря однажды в его присутствии о ранних днях существования Общества, я случайно сказал, что первый раз мне выпала честь видеть его в материализованном виде тогда, когда по какому-то случаю он пришёл в комнату Блаватской в Адьяре для того, чтобы придать ей сил и дать ей некоторые указания. Тогда он, занятый разговорами с некоторыми другими адептами, резко обернулся ко мне и сказал: «Нет, это было не в первый раз. Разве вы не помните, как маленьким ребёнком смотрели на проезжающих индийских всадников в Гайд-парке, разве вы не видели, когда же и тогда я высмотрел вас?» Конечно же, я сразу же вспомнил и сказал: «О, Учитель! Это были Вы? Но я должен был знать это». Я не упоминаю этого факта, говоря о встрече с Учителем и разговорах с ним в физическом теле, поскольку я тогда не знал, что этот всадник – Учитель, потому что свидетельства маленького ребёнка могут подвергнуть сомнению и не принимать всерьёз.

Мистер Рамасвати Аер в своём отчёте о переживании, упомянутом в первой главе, пишет:

«Я следовал по дороге, откуда, как уверяли меня попадающиеся на пути люди, я в своём паломническом одеянии легко мог пересечь границу Тибета, как вдруг увидел скачущего галопом одинокого всадника по направлению ко мне с противоположной стороны. По его высокому росту и искусству, с каким он управлял лошадью, я решил, что это какой-то военный офицер сиккимского раджи…

Но, приблизившись, он стал натягивать поводья. Я взглянул и узнал его сразу… Я находился в высочайшем присутствии того самого махатмы, моего досточтимого гуру, которого я до этого видел только в его астральном теле на балконе штаб-квартиры Теософского Общества. Это был он, «Гималайский брат», который был на том незабываемом последнем декабрьском вечере, когда он был так добр, что ответил мне письмом в ответ на моё переданное только за час или около этого в запечатанном конверте мадам Блаватской, который я ни на мгновение не упускал из вида в течение всего этого времени».

Эти высказывания такие длинные. Хотите, чтобы я прочитала ещё раз?

«…Гималайский» брат, который был на том незабываемом последнем декабрьском вечере, когда он был так добр, что ответил мне письмом в ответ на моё переданное только за час или около этого в запечатанном конверте мадам Блаватской, который я ни на мгновение не упускал из вида в течение всего этого времени. В одно мгновение я распростёрся у его ног. По его велению я поднялся и, вглядываясь в его лицо, забылся совершенно. Созерцая лик так хорошо знакомый мне, так как я видел его портрет, (имеющийся у полковника Олькотта) бесчисленное количество раз. Я не знал, что сказать, радость и благоговение сковали мой язык. Величие его сердца, которое казалось мне олицетворением мощи и мысли, удерживало меня в состоянии восторга и благоговения. Наконец-то я стоял лицом к лицу с махатмой Химавата. И он не был ни мифом, ни плодом воображения какого-то медиума, как предполагали некоторые скептики. Это не было ночным сновидением, но было между девятью и десятью часами утра. Сияющее солнце сверху являлось молчаливым свидетелем этой сцены. Я видел его, стоящим предо мной, он был из плоти и крови, и он говорил со мной голосом, полным доброты и ласки. О чём ещё я мог мечтать? Я онемел от переполняющего меня счастья. Прошло некоторое время, прежде чем я оказался способен произнести несколько слов, ободрённый его мягким тоном и речью. Цвет кожи его лица не такой светлый, как у махатмы Кут Хуми, но никогда я не видел столь красивого лица, такого высокого роста и такого величия. Как и на портрете, у него короткая чёрная борода и длинные чёрные волосы, спадающие на грудь, только одет он был иначе. Вместо белого свободного одеяния на нём была жёлтая мантия, обшитая мехом. А на голове, вместо тюрбана, – жёлтая тибетская войлочная шапка, какие я видел на жителях Бутана. Когда первое мгновение восторга и восхищения прошли, и я, успокоившись, осознал ситуацию, я долго с ним беседовал».