– Нет, демон. Ты пытаешься, а твой брат наслаждается всякий раз, когда новый демон поглощает дрожащие души.
– О чем это вы?
Усмехнувшись, Сохэй встал. Подойдя к демону, он приложил к его лбу зеленый лист. Дурман постепенно проникал в сознание. Чуткое обоняние улавливало успокаивающие травы, пропитавшие собой лист. Куро обмяк в объятиях шикигами, краем глаза улавливая сожаление на лице смертной.
Вечер совсем быстро пришел на святые земли. Солнце постепенно пряталось за горизонт, а Итами, сменив одеяние на красные каригины, стояла подле высокой тории. С её рук стекали ледяные воды тэмидзуи, в широком поясе лежал сяку и несколько талисманов. Она ощущала себя странно, словно забытое за несколько месяцев чувство постепенно возвращалось. Хотелось подчиняться силе, мерно текущей внутри неё. Желалось вернуться к жестоким тренировкам, где изо дня в день страдало не только тело, но и душа. Отчаянные крики постоянно доносились из разных уголков храма. Итами помнила, насколько больно очищать тела от мешочков миазм. Шикигами вернулись их храма Аманавы и, склонившись перед вернувшейся госпожой, исчезли в дымке, что устремилась к пустотному талисману. Приятное тепло слегка согрело холодное тело.
Сохэй поравнялся с ученицей, смотря туда же, куда и она – на яркие огни прекрасной Камакуры. Он любил этот город и ненавидел также сильно. Большая часть прошлого устремляла его душу туда, но останавливая себя, монах то и дело ударял по усохшим рукам, которые всё ещё стойко удерживали не только сяку, но и катану.
– Почему ты так жесток с ним? Господин Куро желал помочь мне.
– Потому что демонам нет веры, Итами. Когда—нибудь ты поймешь, какую боль они могут причинить тебе, самой светлой душе, что есть на Ашихаре.
– Ты ошибаешься. Куда мне до такого света, если на душе есть пятна лиса? Его следы я запомнила так четко, учитель.
– Там, где проходит лисий след, ты найдешь погибель или ответ. Кто знает, моя дорогая. Может, эти демоны способны помочь очистить Ашихару и запечатать Йоми вновь.
Нахмурившись, Итами глубоко вдохнула. Когда наступало время средней крысы – каждый смертный обязан оказаться в доме своем и не выходить за его пределы. Наступало время демонов. Тех, кто становился уже привычным ночным жителем в каждом уголке Ашихары. Но Итами, ощущая тревогу где—то подле торговой площади, только глубоко выдохнула.
– Почему они не слушают нас, Сохэй?
– Потому что человек всегда будет веровать, что он умнее и опытнее другого. А когда дело доходит до истины – то он прогибается. С его глаз стекают горькие слезы, а на устах застывает сожаление, ведь по итогу правда не на его стороне.
– Ты накажешь меня, учитель?
– Ступай в Камакуру, Итами. Там сейчас есть те, кому ты необходима. Поговорим о твоем проступке позднее. Справься до среднего зайца.
– Я помню, учитель.
Склонившись перед Сохэем, Итами тут же выпрямилась и устремилась в город. Сяку в руке пульсировал, отказывался резонировать с её аурой, пытаясь показать обиду. То, что жило в защитных орудиях, всегда было живым, имело характер и злилось, когда Оммёдо терял сяку или долго не брал.
Путь до Камакуры был быстрым, но Итами казалось, что она двигалась медленно, то и дело запинаясь о выпирающие корни или спотыкаясь об острые камни. Ей было стыдно за то, как она поступила с Куро. Единственным, кто относился к ней хорошо, стал тем, кто поддерживал, когда Акуто злился. Но противиться Сохэю – сродни наказанию или смерти. И, если бы Итами дали выбрать ещё раз, как правильно поступить, она сделала бы также. Смертная успеет извиниться, сможет найти храм Аманава среди непроходимой лесной чащи, но только тогда, когда учитель сжалится, вынуждая проходить древнее искупление. Дернувшись на повороте, Итами не сразу заметила, как кто—то пред ней стоял. Врезаясь в чужое тело, смертная почти упала на земь, как сильные руки, крепко перехватив её, удержали на весу. Акуто смотрел в глаза смертной и не верил происходящему. Мизинец неприятно пульсировал, а сердце почему—то забилось сильнее. Лис фыркнул и выпустил Итами из рук, позволяя до конца упасть. Не сильно ударившись, она потерла руку и, переведя взгляд на лиса, усмехнулась.
– Доброго вечера, господин Акуто.
– Что ты делаешь вне стен храма?
Не успев ответить, Итами дернулась вбок, когда в их сторону летел огромный валун. Камень разбился на множество осколков, которые летели в старые и новые дома. Итами видела, как Акуто глубоко вдохнул. Тонкие пальцы сжали рукоять клинка. Выудив катану из ножен, лис пытался уничтожить каждый камень, готовый отнять жизнь смертных. Он почти успел дотянуться до самого дальнего, но длинная шея вбила демона в землю, выбивая воздух из легких. Смертная вдохнула. Желая помочь, она спрятала за спиной руку с талисманом и, кинув его в сторону одного из домов, смогла призвать шикигами. Их быстрые и ловкие действия не позволили разрушить дом, отбивая осколок в сторону нарушителя. Спокойствие смертных всегда было превыше всего, хоть Акуто и не любил их за слабость. Видя искры, замечая, как лапа тянулась в сторону Итами, лис зашипел, с трудом пронзая плотную змеиную чешую. Рокурокуби взревел. Поднимая голову, демон пытался дотянуться короткими лапами до раны, желал стереть кровь и следы чужака, пока лис, добравшись до смертной, не помог той встать.
– Что ты делаешь здесь?
– Я думала, вы не любите смертных.
– Но и защищать обязан. Уходи.
Видя, как демон, переборовший боль, впал в ярость, Итами не верила, что делала. Крепко обняв лиса, она оттолкнулась от земли, заставляя два тела взмыть в воздух, пропуская прямую атаку раскрытой пасти. Вязкие слюни оставляли шипящий след, проникали сквозь одежды и дотрагивались до кожи, вынуждая демона и смертную зажмуриться. Они не понимали, кто сейчас первый получил ожог, но Акуто, не до конца осознавая, как Итами смогла сделать такое, прикрыл её тело спиной, когда острые когти желали пронзить смертное тело. Лисий огонь смог защитить господина, позволяя им твердо встать на загрязненную землю.
– Как ты…?
– Некогда, господин Акуто. Что здесь делает Рокурокуби?
– Пробрался из одной завесы.
– Так вы не ушли в Йоми из—за него?
– Только не говори, что ты тот потерянный монах?
– Хуже, – усмехнувшись, Итами вытащила сяку и сжала парочку талисманов в другой руке. – Я Оммёдо.
Храм Исияма и лисье пламя
Храм Исияма и лисье пламя
Акуто пытался контролировать эмоции, рвущиеся наружу, но Рокурокуби, завидел смертных, что пытались протиснуться в узкие проулки. Длинная шея двинулась в сторону, широкая пасть разинулась как можно сильнее, а с острых зубов скатывался смрад. Миазмы скапливались на теле демона, создавали пустотные мешочки, наполнявшиеся желчью. Демон почти добрался до душ, отчаянно желающих спастись. Итами с трудом обхватила тело демона и, упираясь ногам в землю, потянула его на себя, вынуждая пасть. Тяжело ударяясь об осколки, Рокурокуби взревел. Одежда на нем разрывалась на части, обнажая изувеченное тело, полностью покрытое пустотными глазницами. Смертная из последних сил удерживала себя на ногах, пока Акуто, приблизившись к раскрытой пасти, занес руки для удара. Демон взревел. Звуковая волна оттолкнула от себя лиса и смертную, вынуждая тех тяжело удариться о здания. Камакура начинала просыпаться. Свет в окнах загорался с каждой минутой, все желали узнать о происходящем на улице, Итами и Акуто нахмурились. Понимая, что смертные не должны настолько тесно общаться с их миром, они переглянулись и кивнули, словно понимая друг друга без слов.
Достав четыре талисмана, смертная расположила их на каждом из полюсов, сев на землю в центр. Прижав к губам указательный и средний палец Итами глубоко вдохнула. Северный талисман воспарил. Темная нечистотная полуночная аура скапливалась на кончиках вытянутой бумаги. Восточный восход горел блекло, немного излучая свет концами, соединяя северную часть со своей. Южный полдень воссиял ярче солнца, очищая своим светом брата, напротив, борясь со скверной, соединяясь с восходом. Западный закат убаюкивал бушующую ауру, придавал блеск югу, полируя север. Четыре луча воссоединились в теле Оммёдо. Концентрируясь, Итами вытянула пальцы вперед, сквозь тьму пробираясь сутрой. Её голос звучал тихо, изредка меняясь высокой тональностью, когда звучали божественные имена. Переведя взгляд на изумленного лиса, смертная сплюнула кровь перед собой, привлекая внимание демона. Рокурокуби, ощутив знакомую ауру, прижал голову к земле и, прикрыв глаза, отступил, не позволяя силе Оммёдо изничтожить тело его. Акуто продолжал молча смотреть на ту, с кем заключил брачный союз. Вынужденные движения на века скрепили его жизнь с той, в чьих возможностях испепелить его темный нрав. Лис отступил, когда мизинец неприятно дернуло. Синие огоньки пламени будто обняли своего господина, унося того обратно в храм, подальше от смертной, из—за которой душа рвалась и металась.